- Симптомчик ты мой! А молвят шептуны, теперь вас греют издалеча, с
британских островов?
Девица потянулась к бананам, Мишка поспешил с помощью, в секунду
точными резкими движениями очистил спелый плод.
Застолье шумело, умел Мишка раскачать самых сумеречных: двое из
автосервиса с противоположного конца стола, оповестившие о неприятностях с
властями и весь вечер пившие мрачно и отринуто от общего веселья,
растаяли; вокруг изумлялись: чего печалиться? Кого не заметали? У кого не
возникали неприятности? Но отсидки избегали почти все и всегда, а из
присутствующих никто не разу не привлекался. Мишка Шурф поднялся, обошел
стол, обнял за плечи красавцев, жестянщика и маляра, слегка стукнул
головами.
- Братья во Христе! Гоните печали! Не то измочалят! Покажите мне
неберущего, и я удалюся в монастырь, упрячусь в келье до смертного часа. -
Мишка мгновенно посерьезнел, шепнул на ухо жестянщику.
- У вас какой район? - услыхав ответ, полыхнул довольством, будто
выиграл в лотерею "Волгу" или срубил на ипподроме самый сладкий заезд. -
Хо! Известный райончик!!
Автосервисники впрямь расцвели на глазах: все знали, Мишка Шурф
только прикидывался балаболом, но концы имел будь-будь и при доброте
характера и неплохой обеспеченности, нередко выручал за так или
прицеливаясь в далекое будущее.
По дороге к своему месту, Мишка навестил оркестр, отслюнил зеленую
бумажку, приказал три раза сбацать "Ах, Одесса, ты знала много горя!".
Оседлав стул, Мишка Шурф по-хозяйски оглядел стол, пальцем поманил
официанта, нашептал про свечи, про десерт для избранных: арбуз с коньяком,
чернослив в подлинных, ручного сбивания, сливках и запихнул в халдейский
кармашек расчетную сумму, зная точно, что отблагодарил по-царски.
Стол вскипел свежим шампанским, взрывами смеха, зашуршал наклонами
тел в струящихся, переливающихся платьях. Соседка Шурфа положила руку
Мишке на колено:
- Может, отзвонить Фердуевой? Затаилась?!
- Дверь обустраивает! Фердуха баба мозговитая, жадная, ей без
крепостного вала нельзя. Боится, выпотрошат, и то сказать, есть чего
умыкнуть. - Мишка Шурф похоже сообразил, что ляпнул лишнее и
сосредоточенно принялся за чернослив.
Соседка уточнила:
- А правда упакована?
- Брехня! - отрезал Шурф и обдал холодом глуповатую соседку с яркими
синими глазами.
Оркестр закончил отработку Мишкиных воздаяний, певец-руководитель
оглядел зал и взмахом руки, тпрукая по-детски пухлыми губами, продудел
отбой и сборы. Мишка Шурф выскользнул в холл, набрал номер Фердуевой, и по
тому, как он молчал, без тени ухмылки кивал, сосредоточенно постукивая по
диску костяшкой указательного, можно было решить, что загулявший
допризывник докладывается грозному отцу.
Дурасников заглянул в кабинет Филиппа Лукича, толстопузого карлика с
непомерно большой головой, янтарными глазенками под клочковатыми бровями и
широким носом-башмаком; вообще Филипп Лукич напоминал более всего разом
побелевшего негра, и волосы его рыжие курчавились над проплешинами мелким
бесом. Дурасников зашел покалякать про меры воздействия на Апраксина,
вернее обсудить, какие есть в арсенале, а также обговорить: может рано еще
стращать? Филипп знал толк в сроках, имел опыт укрощения строптивых и
шумных, и карательный нюх.
Филипп сыпал необязательными откровениями, и Дурасников, не слушая,
поддакивал. Филипп иногда мог потрясти осведомленностью в делах
собеседника, и тогда зампред подогревал себя в уверенности: "Гнать взашей
Кольку Шоколадова! Стучит, гаденыш!" Но Филипп, будто читая мысли
Дурасникова, давал задний ход, приоткрывал секреты утечки компромата, и
зампред убеждался: зря взъярился на Шоколадова, водитель не виновен.
- Ты насчет вчерашнего звонка? - Филипп молитвенно сложил руки на
животе и крутил большими пальцами, напоминающими краснофиолетовые
сардельки.
Дурасников кивнул, говорить не хотел, лишнее: черт его знает, что у
него в кабинете за чудеса упрятаны? Филиппа боялись, знали его умение
наносить удары редкие, но смертельные. Филипп, в отличие от Дурасникова,
озабоченного важностью многотрудных дел, играл роль весельчака.
Он свел сардельки больших пальцев вместе и уткнул оба пальца в
необъятный нос. Кормился Филипп в дурасниковских продмагах, но умудрялся
держать дистанцию и давал понять Дурасникову, что это он, Филипп, делает
зампреду одолжение, отовариваясь у его дворовых и присных, но, если
захочет, найдет себе другого благодетеля вмиг, а вот Дурасникову Филиппа
никто не заменит. Филипп источал запах власти, безумия, жестокости, притом
что ничего такого явно за ним не водилось.
- Разные имеются меры... - янтарные глазки сыпанули искрами восторга,
будто хозяин мысленно перебирал меры и охвачен приятным возбуждением от их
обилия и действенности. - Попасут объект мои ребята, в вытрезвитель
пригласят...
- А если не пьет? - Дурасников оглянулся на дверь, окатило дрожью,
укорил себя в трусости: чего-чего, но приложить ухо к двери Филиппа никто
не посмеет.
Филипп масляно улыбнулся, глянул на Дурасникова, как на несмышленыша:
- Раззи важно пьет-не пьет? Важно, что забрали.
- Бить станете? - испуг Дурасникова был неподдельным.
- Упаси Бог! - Филипп даже огорчился. - Ни-ни, заберем, составим
чинно-мирно документики и выпустим в лучшем виде.
- И что? - не утерпел Дурасников.
- А через пару месяцев еще раз заберем и еще раз составим, а через
месяц или два третий раз подоспеем, а там, глядишь, по совокупности
попаданий в вытрезвитель, отправим в лечебно-трудовой профилакторий. На
год... если случай тяжелый - на два.
Дурасников присмирел: страшно получалось, без битья, без насилия
можно человека, к тому же непьющего, упрятать на годы.
- А врачи? Врачи-то при обследовании увидят - непьющий.
Филипп аж привскочил от неосведомленности Дурасникова.
- Алкаши, брат, разные водятся, и белолицые, и кровь с молоком. От
богатыря не отличишь. Врачам, что главное? Бумаги! Кто станет ковырять, да
и зачем. Своих по горло. Факты, брат, упрямая вещь, за год три раза в
вытрезвителе побывать не шутка. Возьмем к примеру тебя, человека, пьющего
в меру, - Филипп ласково рассматривал Дурасникова, - если мои орлы тебя
раза три сопроводят почивать на белых да казенных простынях, любой врач не
усомнится - вот он, клиент. Ты что ж думаешь, только красноносые, да с
синюшными мешками, аж до колен отвисающими, освежаются? - Филипп замолчал,
дотронулся до календаря, будто советовался с канцелярской штуковиной, -
разные меры в наличии, но.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95