Шурф рассматривал синие подглазья Акулетты и понимал, что всем видно:
пара Шурф-Акулетта провели бессонную ночь в любезных сердцу упражнениях.
Помреж, пожалуй единственный, неустанно думал о северянах и чутко
предвидел, что последний ход еще не сделан. Сторожевые навары приучили
Помрежа к широте и возможности не думать о деньгах после долгих лет
околотворческой бескормицы. Сил изменить жизнь, к тому же к худшему,
Васька в себе не обнаруживал, от водки тоска не отпустила, даже прихватила
злобнее, яростнее.
Акулетта процеживала лица присутствующих васильковыми глазищами и
привычно сравнивала соотечественников с иноземельными мужчинами. Сравнение
в пользу последних, соотечественники, даже при деньгах, не обладали
этакой, с молоком матери впитанной, уверенностью в завтрашнем куске хлеба
и лоском, как гости издалека.
Застолье растревоженно гудело, с каждой рюмкой волны шумливости все
большими гребнями обдавали разгоряченные головы, отражались в стекле
террасы и вновь обрушивались на закусывающих, смешиваясь с уже новыми
звуками: звяканьем приборов, дребезжанием хрусталя, репликами, хохотом,
шуршанием хлебницы, таскаемой по столу в разные стороны.
Крошечный домик Кордо через узкую улочку, не проезжую ни в какие
времена года, сквозь покосившийся забор смотрел как раз на хоромы
Почуваева. Метрах в тридцати, на забетонированном пустыре отдыхали машины,
доставившие гостей отставника из столицы. Апраксин, сидя на обшарпанном
табурете, изучал домину через улицу, видел люд на террасе, и по
мельтешению теней, по выпрыгивающим, будто чертики из табакерки, по
проваливающимся, будто под лед фигуркам понимал, что гульба разыгралась не
шуточная. Банька Почуваева желтела свежезалаченным деревом, отороченная по
низу снежными отвалами. Сквозь стекло ходуном ходившей террасы тремя
огненными пятнами рдели охапки свежих цветов: одну приволок Помреж, две
Пачкун, вроде от себя и от Дурасникова для дам. Дон Агильяр не сомневался,
что зампред дарить цветы женщинам или еще не научился, или давно забыл.
Кордо вывалил на блюдо невесть какой старины с трещинами склеенных
кусков шестиглазую яичницу, Апраксин вскрыл банки, не отрываясь от женских
ликов, мелькающих так близко и так недостижимо далеко, будто меж ареной
гульбы и хибарой Кордо пластались многосоткилометровые непреодолимые
пространства.
Дурасников приклеил взор к скособоченному домишке через дорогу,
разглядел в оконце герань в убогом горшке, нырнул в воспоминания детства,
и застольная речь его вмиг окрасилась необходимой всечеловечностью, высоко
ценимой, и после определенного числа рюмок непременно вызывающей намокание
глаз у людей с некрепкими нервами или жестких, но не лишающих себя
удовольствия подраспуститься, на глазах других, отлично понимая, что
слезы, скупые, невольные ничего кроме пользы не принесут, многие из
присутствующих заподозрят себя в неверном отношении к слезливому имярек,
который вроде б подлец и мерзавец, а вот, поди же, всплакнул, сукин сын, и
тем путает сторонних наблюдателей, уводит от однозначности: кто ж все-таки
за столом - друг или враг?
Первый приступ обжорства отпустил, гости отвалились к спинкам
стульев, и тут наступила пора Помрежа. Васька всегда обеспечивал программу
и числился человеком думающим, но вовремя сообразившим, что в нашей
державе мозги не товар, у каждого вроде б есть, не то, что балык или
шмотки привозные. Помреж взобрался на табурет, гневно глянул на Шурфа,
вмиг заткнувшего глотку магнитофону тычком крепкого пальца, и приступил к
просветительному ритуалу:
- Новые стихи, господа! Прошу не вякать в момент декламации.
Почуваев приник к черноволосой главе Фердуевой, зашептал, похоже не
зная доподлинно, что за штука декламация. Помреж погрозил Почуваеву
кулаком, и отставник подавился несвоевременным шепотком. Васька
откашлялся.
И вот опять мне снится первый класс,
И этот ус, и этот глаз,
И Мамлахат с букетом хлопка,
И зрак ее горит, как топка,
И желтый фон похвального листа,
И профили двух гениев эпохи.
По-своему, они совсем не плохи.
И девочки, в чьих волосах скакали блохи,
Верней сказать, водились вши,
И ногти жесткие ловцов давили гнид,
И погибал народ огромный покорно, тихо,
без обид.
Дурасникова окатило волной демократического восторга. Вольнодумство
пьянило не хуже сорокоградусной.
- Еще! - неожиданно для себя выкрикнул зампред, и пляшущие в разные
стороны глаза подвыпившей публики враз полыхнули изумлением - от
Дурасникова никто не ожидал, и он понял это сразу и, купаясь в собственной
решимости выказывая широту взглядов заорал:
- Еще наддай, зубодробительного! - и от проявленной смелости, рука
его вольно скользнула к бедру Приманки и цапнула тугую плоть, а голова
втянулась в плечи - вдруг отшвырнет? - Но Приманка, погруженная всецело в
размышления об отдаче долга Фердуевой и думать не думала о чужой руке,
порхающей по бедру.
Помреж менее всего ожидал найти в Дурасникове благодарного слушателя,
Васька ненавидел представителей официальщины, давно смекнув, что от них
вся морока происходит, еще более не прощал чиновничьей братве натягивание
масок несогласия с линией. Линия! Помреж наелся ими под завязку и сейчас
вмазал бы Дурасникову, но... и сквозь водку помнил, что прием устроен
единственно ради ублажения зампреда и, что он один из прикрывающих
сторожевой промысел, и никто из присутствующих не простит выпада и, смирив
гордыню, Помреж театрально раскланялся, впрочем без издевки, чтоб даже
акварельно не обидеть Дурасникова, и приступил к выполнению начальственных
пожеланий.
- По просьбе трудящих! - Васька умолк, заглянул в себя, будто
припоминая.
Давно всем ясно, всем понятно,
И Маркс здесь вовсе не при чем,
Любой, кто любит есть послаще,
Привык размахивать мечом!
Про Маркса Дурасникову пришлось не ко двору, Маркс-то еще на
пьедестале, еще в линии; бедро Приманки, исследованное от колена и выше
уже более привлекало зампреда, чем творчество Помрежа, но народ хотел еще
воспарений в сферы, далекие от тряпок, продуктов и прочих жизнеобразующих
субстанций нашего бытия.
Помреж опрокинул рюмаху, схватил гитару, прошелся по струнам и
по-блатному провыл:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95