Тера взглянула на Никабара, который, в свою очередь, выглянул в коридор, затем нажал кнопку, и дверь у него за спиной закрылась.
– Да хотя бы тем, что перестанешь врать и увиливать, – начала Тера. – Кто такой мистер Антонович, при одном упоминании имени которого таможенники пускаются наутек?
Конечно, это была ловушка. И если бы ее расставил кто-нибудь другой, я, быть может, и вляпался бы, Но из Теры не вышло бы хорошего игрока в покер – ни блефовать с наглым видом, ни делать хорошую мину при любой игре она толком не умела.
– Ты и так знаешь, – парировал я и посмотрел на Никабара в упор: – Или, точнее, знаешь ты, Реве. Я вижу, ты уже поделился своей версией с Терой. Может, и меня просветишь?
– Антонович – торговец смертью и страданиями, – с мрачным пафосом заявил Никабар. – Он покупает и продает наркотики, оружие, таможенных чиновников, правительства и чужие жизни. И мы хотим знать, как ты на самом деле связан с его организацией.
Пока говорил, он не сводил с меня сурового взгляда.
– Прекрасная речь, – похвалил я, чтобы потянуть время.
С самого начала я понимал, что среди команды неизбежно пойдут пересуды о том, как мне удалось так просто и быстро достать борандис для Шоуна. Но я не ожидал, что подозрения и кривотолки так быстро перерастут в прямые обвинения. Н-да, может получиться действительно неловко…
– Ревс, ты специально готовился? Или премьера состоялась гораздо раньше, когда ты летал на корабле, который был связан с Антоновичем ? Это был прошлый твой корабль, да? Или позапрошлый? Или история уходит в глубь веков?
– Ты к чему ведешь? – спросил Никабар с тем устрашающим спокойствием, которое бывает разлито в воз духе перед грозой.
– К тому, что ты и все остальные на борту «Икара» на том или ином этапе своей карьеры работали на Антоновича, – пояснил я. – От него никуда не денешься. Его щупальца тянутся во все уголки Спирали. Просто невозможно вести дела и не напороться на его сети.
– Это не одно и то же, – запротестовала Тера.
– Ах, значит, если ты не ведаешь, что творишь, так это не считается? – фыркнул я. – Довольно склизкая морально-этическая позиция.
– Кстати, о скользких и изворотливых. Ты так и не ответил на вопрос, – вмешался Никабар.
– Я как раз к тому и веду, – ответил я. – Просто хочу быть уверен, что меня поймут правильно. Антонович урывает куски от столь многих пирогов еще и потому, что имеет привычку скупать легальные предприятия, переживающие серьезные финансовые затруднения. У меня было свое дело, вполне законное. Благодаря монополии паттхов на перевозки я сел на мель. Антонович выкупил меня. Конец истории.
– Нет, это не конец истории, – возразил Никабар. – Он купил не только твое дело. Он купил тебя.
– Конечно купил, – с немного наигранной ноткой горечи согласился я. – Все дело-то было – Иксиль и я.
– И вы продали свои души, – с тем же трагическим пафосом заявил Никабар. – За деньги.
– Я предпочитаю рассматривать это как вынужденную продажу части самомнения, чтобы не пойти ко дну, – парировал я. – Или ты считаешь, что более честным и благородным поступком было бы объявить о банкротстве и оставить кредиторов у разбитого корыта, да?
– О каком долге идет речь? – поинтересовалась Тера.
– Пятьсот тысяч коммерц-марок, – ответил я. – И поверь, я испробовал все законные пути достать эту сумму, прежде чем сдался и позволил людям Антоновича выкупить нас.
Конечно, это не вполне соответствовало истине. Но момент был уж больно неподходящий, чтобы мутить воду.
– А что теперь? – спросила она.
– А что теперь? – переспросил я. – Думаешь, мне нравится, что меня прижали к ногтю? Думаешь, я не мечтаю откупиться от них? Знаешь ли, Антонович не плохо поднаторел в своем деле. Он все устроил так, что нам не выслужить свой долг до середины будущего века.
– Должен же быть какой-то другой выход, – настаивала Тера.
Я невольно наморщил лоб, почуяв неладное. Она пришла сюда, чтобы бросить мне в лицо обвинение – дескать, я последний подонок Спирали и все такое. Но для общественного обвинителя она что-то уж слишком интересуется, как именно попался в эту паутину лично я. Подозрительно.
– Например? – спросил я.
– Вы с напарником могли бы сдать их, – предложила она. – Пойти в полицию или отдел по борьбе с наркотиками. Или даже в разведку Гвардии, если Антонович торгует еще и оружием, им там тоже заинтересуются. Вы могли бы дать показания против него.
Я вздохнул.
– Ты так ничего и не поняла. Послушай, Тера, вот уже двадцать лет, как нет в Спирали такого полицейского, который не мечтал бы заполучить Антоновича. И, насколько мне известно, Гвардия Земли тоже по нему сохнет. А не могут они схватить его вовсе не из-за недостаточности улик или нехватки камикадзе, которые готовы дать показания. Все дело в том, что никто не может найти Антоновича. Никто не знает, где он находится, и если дела и дальше так пойдут, и не узнает.
– Но…
– И более того, стоит мне рыпнуться, как моя песенка будет спета, – перебил я ее. – Антонович держит мой долг в банке Оникки, а у них там действует совершенно очаровательное законодательство в отношении должников. Ему достаточно востребовать с меня задолженность – и следующие тридцать лет я буду работать за пятьдесят коммерц-марок в день. Уж извините, но у меня другие планы.
– Например, провести эти тридцать лет, работая на Антоновича, – многозначительно предположил Никабар.
– Да, выбор попахивает, – признал я. – Но зато, по крайней мере, не приходится гнуть спину, и я по-прежнему могу летать.
– А Антонович снимает сливки.
– Как я уже сказал, выбор невелик и попахивает, – пожал я плечами. – Если у вас есть другие предложения, готов их выслушать.
– А что, если найти кого-то, кто выплатит твой долг? – спросила Тера.
– Кого интересно? – горько усмехнулся я. – Если банки и раньше воротили от меня нос, то с чего они захотят помочь мне теперь? Разве что у кого-нибудь из вас завалялось полмиллиона на карманные расходы, которые вы не знаете, куда деть.
У барышни непроизвольно дернулся уголок рта.
– Ты говоришь так, как будто уже сдался, Маккелл.
– Не сдался, а смирился с реальностью. – Я вздернул бровь. – А вот готовы ли вы сделать то же самое?
Они оба нахмурились.
– Что ты хочешь сказать? – спросила Тера.
Хочу сказать, что вам предстоит решить, сможете ли вы подняться выше своей мелочной щепетильности и лететь со мной и дальше, – объяснил я.
Я знал, что ставить вопрос ребром было довольно рискованно. Но не слишком, ведь они же и шли сюда только затем, чтобы разобраться со мной. И вообще, им можно рубить с плеча, а мне нельзя, да?
Ну, за Терой-то насчет «рубить с плеча» точно не заржавело.
– Я бы поставила вопрос иначе, – заявила она. – Можем ли мы позволить тебе лететь с нами и дальше?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127