Он попробовал снова, предварительно еще раз прозондировав все свое тело, отмечая пути гармонических потоков и обтекаемые ими зерна хаоса. В этот раз тоже ничего не вышло, однако сдаваться Джастин не собирался. С четвертой попытки ему удалось искривить хаотические песчинки, но они все-таки продолжали оставаться свободными. Он присмотрелся к своей левой руке, сравнил достигнутое им со сделанным Дайалой и возобновил усилия.
К тому времени, когда результат показался ему более или менее удовлетворительным, Джастин взмок от пота.
– Ничего себе, – пробормотал он, – а ты еще говорила, будто я все знаю…
– Ты еще не закончил, – заметила Дайала.
Джастин попытался распространить то, чего ему удалось добиться с рукой, на все тело. У него получилось лишь к заходу солнца.
– Проделывать такое с собой гораздо сложнее, чем с другими, – заметила друида. – Но именно это-то и важно.
«Особенно для меня… и для тебя».
Джастин кивнул, ибо на сей раз понял ее правильно. Друиды выбирали себе спутника и спутницу жизни единожды и навсегда – ибо как можно пройти через агонию слияния душ более одного раза?
– Вот теперь, – сказала Дайала, – ты сможешь повидаться с Древней. Она не встречается с теми, кто не прошел испытания Великим Лесом и не обрел права именоваться друидом.
Джастин попытался присмотреться к себе, гадая, изменился ли он внешне.
– Некоторым, возможно, покажется, что ты стал выглядеть моложе. А может, и нет. Дело в том, что ты и так очень молод, гораздо моложе большинства тех, кто приходит сюда извне.
– А эта Древняя, кто она такая? – осведомился он.
– Она… Она – та, кто поможет тебе понять, что ты должен делать.
Джастин ощутил в ее голосе печаль, но на сей раз задавать вопросов не стал. Вместо этого он повернулся, заключил Дайалу в объятия и припал к ее губам, желая лишь одного: чтобы этот миг длился вечно.


91

– Вот эта роща, – промолвила Дайала, указывая вперед.
– Но почему сейчас? Почему именно сейчас, когда мы наконец воистину обрели друг друга?
– Древней виднее. Ты и так пришел очень поздно.
Джастин поднял глаза. Хотя небо было скрыто за густыми, высокими кронами, он знал, что еще не настала и середина утра.
«Поздно. Поздно для Кандара, поздно для тебя, поздно для меня. Вот и Гуннар всегда говорил, что я вечно опаздываю…»
Друид глубоко вздохнул и крепко сжал руку Дайалы.
– Я буду ждать, – сказала она.
То, что она будет ждать, Джастин знал и так, однако ее слова приободрили его, и он улыбнулся.
В сердцевине рощи рос единственный черный лоркен, очень старый, искривленный, невысокий – не выше самого Джастина. Близ дерева стояла женщина, облаченная, как ему показалось, в чистое серебро.
На первый взгляд она выглядела не старше его самого, но чувства подсказали ему, что гладкая кожа и девичья стройность есть результат процедур, подобных той, какой научила его Дайала.
– Я пришел к тебе, Древняя, – промолвил он, склоняя голову.
– С чем ты пришел, юный друид?
– Я хотел бы узнать, как можно исправить великое зло, причиненное миру Мастерами хаоса.
– Почему ты именуешь деяния Мастеров хаоса злом? Хаос есть хаос, а гармония есть гармония. Разве ты в состоянии обратить хаос в гармонию, а гармонию в хаос?
Женщина говорила спокойно и равнодушно, словно указывая на нечто само собой разумеющееся.
– Но, – попытался возразить Джастин, – разве гармония не содержит в себе блага? Неужто жизнь лишена смысла? Но почему же тогда столь многие пытаются наполнить свою жизнь гармонией? Даже согласно Преданию, которому такие, как ты, вроде бы привержены, древние ангелы бежали с Небес.
– Ты задаешь вопросы о смысле жизни, как будто считаешь, что древние Ангелы записали ответ таинственными рунами на скрижалях, дабы явившиеся после них могли отыскать эти скрижали и разгадать их тайнопись. Однако ни у мира, ни у Ангелов нет никакой цели. Мир просто существует и не нуждается в смысле существования. Смысл ищут лишь люди, мужчины и женщины.
– А как насчет хаоса и гармонии? Ведь они тоже существуют, – сказал Джастин.
– Они и впрямь существуют, так же как мир. Но лишь мыслящие существа приписывают хаосу и гармонии цели и определяют их как несущие добро или зло. Скажи, почему человек совершает тот или иной поступок?
– Потому, что ему или ей этого хочется, – ответил Джастин. – Или потому, что к этому принуждают обстоятельства.
– А если человек откажется действовать?
– Кто-то может применить силу.
– А этот человек, он владеет своими мыслями и своим телом?
– Ты говоришь о том, что каждый свободен в своем выборе – действовать или бездействовать. Но не жестоко ли это? Как быть, если чьи-то дети или родные умирают с голоду, страдают, подвергаются мучениям?
– Выбор в любом случае остается выбором.
– Но разве нет более высоких ценностей? Разве нет разницы между человеком, который служит добру, и тем, кто потворствует злу? Или тем, кто совершает недобрые поступки по принуждению, и тем, кто творит их по доброй воле?
– Разница, безусловно, есть. Но не для мироздания, не для природы, не для вечности, а лишь для мыслящих существ.
– Но если для мироздания нет ни добра ни зла, – промолвил Джастин после недолгого размышления, – то, выходит, любой человек может творить что ему вздумается! С какой стати ему совершать хорошие поступки, миру-то все равно?
– Ничем не ограниченные эгоизм и эгоцентризм разрушают личность. Если человека заботят лишь собственные желания и он стремится лишь к достижению собственных целей, он со временем отдаляется от других, лишается поддержки и сталкивается с враждебностью. Это, в свою очередь, осложняет его существование и заставляет становиться еще сильнее и бессердечнее. В конечном итоге любовь и иные человеческие привязанности становятся для такого человека недоступными, и он перестает быть личностью, превращаясь в бездушную машину, вроде двигателей твоих черных судов.
Однако взглянем на человека, напрочь лишенного эгоизма. Он лезет из кожи вон, сострадая нуждам других, однако страждущих и нуждающихся всегда оказывается слишком много в сравнении с возможностями самого милосердного благотворителя. Даже при наличии мудрости, позволяющей отличать истинные нужды от ложных, он истратит себя в попытках объять необъятное. Таким образом, полное бескорыстие и самоотверженность губительны для личности не меньше, чем себялюбие.
Вот и получается, что человек, желающий напитать свою жизнь смыслом, обречен всегда метаться между эгоизмом и бескорыстием, пытаясь сделать мучительный выбор и беспрестанно задаваясь все новыми и новыми вопросами. А стоит ему отказаться от этой беспрестанной борьбы, как смысл и цели его существования начинают определять другие.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163