Хоть с тобой мое сердце терзалось, И пусть ссорились мы немало, Но едва ты со мной рассталась, Жизнь моя никчемною стала.
Да, совсем никчемною стала, там где пены белые клочья!
Так послушай же песню ветра, опустивши к земле очи!
Да, послушай же песню ветра, опустивши к земле очи…
Джастин понурился, в уголках его глаз стояли слезы. Золотистые ноты песни были напоены светлой, но безысходной печалью.
– Возможно, я исполнил ее не совсем правильно, но все это было так давно, – грустно произнес певец.
Дайала тихонько прокашлялась.
– Но ты немного напоминаешь мне ее, юная красавица… Совсем немного. Как тебя зовут?
– Дайала.
– Прелестное имя.
Певец перевел взгляд зеленых глаз на Джастина, и голос его зазвучал холоднее:
– Помни все, что услышал здесь, когда будешь покидать Наклос. Уходить тяжело, но оставаться – еще тяжелее. Мне это ведомо. Я испытал и то и другое.
– Кто ты? Я чувствую, что должен это узнать, – промолвил Джастин, растерянно поводя плечами. – У меня такое впечатление, будто я стою у обрыва и мне не за что ухватиться.
– Имена бренны и не имеют особого значения, особенно по прошествии столь долгого времени. Некогда меня звали Верлинном, и у меня были дети, – отозвался музыкант, поднимая гитару. – Покидать их было трудно. Все решили, что я погиб в странствиях. Так было лучше. По крайней мере, для них.
Дайала кивнула.
– А эту песню ты помнишь? – спросил Верлинн, и длинные пальцы нежно пробежали по струнам.
Ты не проси, чтоб я запел, Чтоб колокольчик прозвенел!
Мой стих таков, что горше нет:
Ничто и все – один ответ!
Ничто и все – один ответ!
Любовь сияла белизной Голубки белокрылой, Но так прекрасен был другой, Кто разлучил нас с милой.
Нет, не проси о том пропеть, Не может голос мой звенеть.
Ведь счастья нет – и солнца нет…
Ничто и все – один ответ!
Ничто и все – один ответ!
И ночь окутала мой взор, Черна, как туча грозовая, Где ярко молния сверкает И освещает лжи позор.
Так не проси, чтоб я пропел, Чтоб колокольчик прозвенел.
Мой стих таков, что горше нет:
Ничто и все – один ответ!
Ничто и все – один ответ!
Песня отзвучала, и сребровласый певец ушел, а юные влюбленные еще долго сидели на скамье плечо к плечу, рука к руке, душа к душе.


83

Положив на обеденный стол кованый цветок, Джастин повернул его так, чтобы свет из окна падал на него до самого заката.
Затем выложил и другие изделия: двое щипцов для колки орехов, огнива, чеканные треножники и два дорожных фонаря, в которые можно было вставлять как лампы, так и свечи.
Даже с помощью Юала, даже работая со сравнительно мягким болотным железом, инженер потратил на изготовление этих вещиц большую часть весны и начало лета. Правда, кроме них он еще смастерил весьма заинтересовавшую Юала маленькую водяную турбину.
Бросив взгляд в сторону сада, где Дайала расхаживала среди своих растений – не то кустов, не то деревьев, он потер подбородок. Для Дайалы это, похоже, не имело значения, но он гораздо лучше чувствовал себя выбритым. А поскольку бритва собственного изготовления нещадно царапала кожу, она подарила ему флакончик какого-то маслянистого снадобья, заживляющего порезы.
Промерив шагами комнату, Джастин оглянулся на свою кованую трилию, тонкие блестящие лепестки которой ловили солнечный свет. Солнце уже начало опускаться за невидимый горизонт, а Дайала все еще оставалась в саду.
В конце концов инженер выбрался наружу через арочный проем, тихонько прошел в сад и остановился у ближайшего дерева, рассматривая здоровенный, в кулак размером, стручок. Несколько дней назад он был гораздо меньше.
Дайала стояла в глубине сада. Пальцы ее переплетались с ветвями одного из кустов, и подошедшего Джастина она попросту не заметила.
Наблюдая за ней не только глазами, но и чувствами, инженер ощутил медленное перетекание гармонического потока от друиды к растению. Покачав головой, он отступил и двинулся к передней части сада. Сейчас он дивился себе. Почему же он, слепец, сразу не понял, как создаются шкатулки! Если деревья можно побудить выращивать дома, то таким же образом, безусловно, можно создавать не только шкатулки, но и все, что угодно.
Неужели Наклос таков – во всем и всегда, а он, Джастин, просто не способен уразуметь истинное значение того, что ему говорят? Дайала, например, рассказывает ему о чем-то, пребывая в уверенности, что он ее понимает. А он – возможно, так же ошибочно – считает, что она всегда и во всем понимает его.
Размышляя об этом, инженер мерил шагами узкую прогалину перед домом, покуда над садом не сгустились сумерки.
– Джастин… почему ты не сказал мне, что пришел домой? – промолвила Дайала, остановившись у дуба, служившего дому угловой опорой. – Я хотела тебе кое-что показать.
В руке она держала какую-то вещицу.
– Ты слишком устаешь. Стараешься сделать в саду как можно больше. Больше, чем в твоих силах.
Сомнений в своей правоте у него не было. Если женщина, сумевшая вывести его из смертельно опасных Каменных Бугров, чуть ли не валится с ног после работы с деревьями, – значит, она определенно тратит слишком много энергии.
– Вот, посмотри, – промолвила Дайала и, шагнув вперед, протянула ему коробочку.
Приняв ее, Джастин слегка поежился. Он ощутил излучаемые вещицей упорядоченность, гармонию и полнейшую безмятежность. Потом присмотрелся к изящным линиям и увидел на крышке не резное, но сложившееся из древесных волокон изображение молота и наковальни.
– Это… это прекрасно! Более чем прекрасно!
– Я сделала ее для тебя.
К глазам его подступили слезы, и он опустил голову.
– Джастин!
Инженер поднял глаза и встретился с ее взглядом. Ну как, во имя Тьмы, можно вырастить – не вырезать, а вырастить! – изображение молота и наковальни?
– У меня, – пролепетал наконец потрясенный Джастин, – тоже есть для тебя подарок. Там, на столе.
– Джастин, это великолепно! – воскликнула Дайала, склонившись на кованой трилией. – Она как живая!
Он покачал головой. Нет, его рукотворная поделка никоим образом не может сравниться с созданным друидой произведением искусства.
– А это, – Джастин обвел рукой стол, – для Дуваллы и остальных. Думаю, им такие вещицы пригодятся. Но цветок…
По ее щекам потекли слезы.
– Моя работа ничто по сравнению с этой красотой! – с горячностью заявил Джастин, поднимая шкатулку.
– Не правда… Моя шкатулочка… это просто пустяк…
Он поставил шкатулку рядом с железной трилией, и их пальцы соприкоснулись.
– Разве ты не понимаешь, – прошептала она сквозь слезы, – что убедить деревья принять любую форму совсем не трудно. Они живые и охотно отзываются на такие просьбы. Но создать цветок из холодного железа! Подумать только – воплотить такую красоту в металле, мертвом металле, косно сопротивляющемся любому воздействию!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163