– Славно тут у тебя.
– А вот некоторые, – отозвался Юал, отпив из своей кружки, – считают, что я поселился далековато от леса.
– А что, всем в Наклосе необходимо жить вблизи деревьев?
– Вовсе не всем, – рассмеялся Юал. – Мне, например, вовсе не обязательно. А дочурка моя частенько странствует вдали от леса; правда, если ее странствия затягиваются, мать начинает волноваться. Мы тут разные, так же как и вы на своем Отшельничьем… Я заметил, что ты оставляешь железо мягким до последней возможности и стараешься свести зернь на нет. Я работаю так же, а вот сарроннинцы совсем по-другому.
– Они не умеют гармонизировать металл, а я, даже когда это не имеет особо практического значения, стараюсь, чтобы изделия были как можно менее хрупкими. Главное преимущество черного железа перед сталью в том, что оно более гибко, не имеет пустот и потому способно сопротивляться сильным нагрузкам. По этой причине наши паровые котлы выдерживают более высокое давление, чем хаморианские, – отозвался Джастин.
– Я смотрю, ты скрепил щипцы для колки орехов двойной петлей, – заметил Юал. – Тонкая работа.
– И крепление надежное, – ответил, кивнув, Джастин. – Правда, выемки получились не совсем такими, как мне хотелось, но это потому, что я давно не практиковался, – он отхлебнул еще глоток темного пива и спросил:
– Так мне можно будет к тебе приходить?
– Конечно! Пока остаешься в Рибатте – добро пожаловать в любое время.
Слова звучали радушно, но Юал слегка хмурился, словно недоумевая, с чего это гость задал ему такой странный вопрос. По крайней мере, у Джастина сложилось именно такое впечатление.
– Я в долгу перед множеством людей, но может быть мои навыки позволят мне отблагодарить их. И тебя в том числе.
– Ничуть в этом не сомневаюсь, – заявил Юал.
Солнце уже коснулось ближних деревьев, когда инженер, наконец, вернул инструменты на их места на полках и подмел кузницу. Покончив с уборкой, он вышел в сумерки, прихватив с собой новую бритву.
Когда Джастин добрался до дома Дайалы, там было темно и тихо.
– Дайала! – окликнул он.
Ответа не последовало, но когда глаза приспособились к темноте, ему удалось разглядеть фигуру, прикорнувшую на короткой кушетке в гостиной. Прислушиваясь к тихому, с легким посвистом дыханию и стараясь ступать как можно тише, Джастин направился к своей спальне. Дайала устала так, что заснула прямо в гостиной. Поела ли она хоть чего-нибудь?
– О… Ты думаешь слишком громко.
– Прости. С речью я еще кое-как справляюсь, но контролировать громкость собственных мыслей пока не научился.
Дайала медленно села.
– Как ты себя чувствуешь? – спросил Джастин.
– Очень устала. С маленькими деревьями работать трудно, а я обещала сделать несколько шкатулок.
Дайала еще протирала глаза, когда Джастин поставил на стол блюдо с сыром, хлебом и ябрушами и зажег огнивом маленькую лампу.
– Спасибо, – подавив зевок, пробормотала Дайала.
– Можно узнать, что именно ты сегодня делала?
– Я успела закончить только одну коробочку. Она там, на столе. Получилось не очень хорошо, и все из-за спешки, – она пригубила соку и осведомилась:
– Как тебе Юал?
– Он встретил меня весьма радушно. Мне придется еще не раз наведаться в его кузницу. Работа с металлом – дело нескорое, особенно если ты давно не практиковался.
– То же самое можно сказать и обо мне. Работы по горло, и быстро ее не сделать.
– А можно мне взглянуть на твою шкатулочку? – спросил Джастин.
– Взгляни, только помни, что это не самое удачное изделие.
Подойдя к столику, инженер взял в руки овальную шкатулку из гладко отполированного светлого дерева с ярко выраженной волокнистой структурой. Крышечка отходила без малейшей натуги. Никаких следов соединений – ни на клею, ни на штырях, ни на чем ином – не наблюдалось, словно все изделие представляло собой цельный кусок дерева.
– Очень красиво, – искренне промолвил Джастин, поставив шкатулку на место.
– Прошу тебя… Это далеко не лучшее изделие.
– Если так, то твои лучшие изделия должны быть как… как… – он так и не нашел нужного слова.
– Ты слишком добр.
– Ничего подобного. Нечасто увидишь столь искусную работу.
Они ужинали в молчании, подавляя зевоту.
– Мы оба утомились, – промолвила Дайала, отодвигая кружку в сторону.
– Да, денек выдался трудный, – согласился Джастин, отстранено пытаясь сообразить, как же можно изготовить такую прекрасную шкатулку без каких-либо инструментов. Во всяком случае, усталость Дайалы свидетельствовала о том, что эта работа не из легких.
Они встали и, пошатываясь, побрели к своим кроватям.
– Доброй ночи.
Джастин попытался понять, кто – он или Дайала – произнес эти слова, но так и не успел. Его сморил сон.


82

– Ты должен учиться наблюдая… и слушая, – сказала Дайала, крепко сжав пальцы вокруг руки Джастина. – Он почти такой же древний, как некоторые из старейших, и его песни многому учат.
– Юные влюбленные… Вижу, вы укрылись там, на скамье.
Голос показался Джастину молодым и сильным, да и сам мужчина с серебряными волосами, сидевший с гитарой в руках возле бившего ниоткуда маленького фонтана, выглядел не старше самого инженера.
Джастин осторожно потянулся к нему чувствами, покосившись при этом на Дайалу. Та ответила ему импульсом сдержанного одобрения.
– Радуйтесь своей юности, – продолжал человек с гитарой. – Я тоже был молодым… когда-то.
Смех музыканта звучал тепло и дружелюбно, а чувства Джастина отметили наличие гармонии, содержавшей, однако, намек… на нечто иное, связанное внутри.
Потом пальцы музыканта пробежали по струнам, и Дайала вновь чуть сжала руку Джастина. Сидя на скамье, выращенной из гладкого лоркена, инженер приготовился слушать. Золотистые звуки слетели со струн и воспарили в сумерках, неся тепло и прохладу, покой и восторг, радость и печаль. Дайала и Джастин сидели рука в руке с глазами, полными слез.
…На побережье восточном, где пены белые клочья, Прислушайся к песне ветра, к земле опустив очи.
Солнечный свет ясный любит ветер восточный, А западному милее тьма и прохлада ночи, А северный ветер студеный веет один где-то, А я, тобою плененный, дневного боюсь света.
Сердце мое похищено тобою в ночи ненастной, И огни, тобою зажженные, дольше солнца не гаснут…
…Дольше солнца не гаснут, там где пены белые клочья, Так послушай же песню ветра, к земле опустив очи…
Пусть, как прежде, не угасают До рассвета твои костры, Но уж смерть меня поджидает На холодной вершине горы, Ибо ветер стальной ярится И доносит правду о том, Чего не могу я добиться Могучим своим клинком.
…Чего не могу добиться, там где пены белые клочья, Так послушай же песню ветра, к земле потупя очи!
Ибо эта правда печальна – То, что было сказано мною, И к любви твоей изначально Я стремился всею душою;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163