Собственно, это все, что мне известно, но я дам вам знать, если узнаю больше".
Существование книги Дитриха встревожило меня, но я написал в ответ, что Хьюз и Дитрих разделили компанию в 1956 или 1957 году, и поэтому последний не может "рассказать все"; только Ховард знает действительно все. Когда я приехал в Нью-Йорк, Ральф Грейвз сказал мне, что редакции "Лайф" предложили показать рукопись Дитриха, но они предложение отклонили. С чего бы им суетиться по этому поводу? Ведь у них был - ну, или предполагалось, что был, - куда более ценный источник.
В Нью-Йорке по телефону я объяснил, зачем мне нужны материалы "Тайм инкорпорейтед".
- Вся эта заваруха с "Транс уорлд эйрлайнз", - признался я Ральфу, - не понимаю, что же там произошло. Октавио продолжает беситься, когда я не владею ситуацией, о которой идет речь. Если мне удастся восполнить этот пробел, я не буду выглядеть полным придурком на следующей нашей встрече.
Проблем не было, и Грейвз согласился назначить мне встречу на следующее утро. К сожалению, известил меня Ральф, сам он не сможет присутствовать - мой визит приходился как раз на выходной, - поэтому меня встретит Дэйв Мэнесс, ассистент главного редактора. Грейвз сразу же извинился за то, что материалы находятся в полном хронологическом беспорядке.
- Вам, скорее всего, придется перерыть всю эту чертову кучу папок, прежде чем найдется хоть какая-то интересная информация.
- А их там много?
- Да, боюсь, что очень много.
- Ну, придется порыться. Вы не возражаете, если я подключу к работе Дика Саскинда? Этот человек помогает мне - так сказать, мой исследователь.
Ральф заколебался, а затем ответил:
- Не думаю, что это хорошая мысль. Проблема в том, что все документы засекречены. Предполагается, что они доступны только сотрудникам "Тайм инкорпорейтед". Да и вам, вообще-то, запрещено их видеть, но, думаю, в этом случае мы можем сделать исключение.
- Другими словами, вы не хотите, чтобы я говорил кому-нибудь о них.
- Верно, - с облегчением сказал он. - Мы не хотим упоминания о них и были бы благодарны вам за молчание. Фактически, хотя я и не люблю ультиматумов, это будет условием доступа к нашим материалам.
- Больше ни слова, Ральф. Я могу делать копии того, что покажется мне интересным?
- Не хотелось бы. У нас нет частного оборудования для ксерокопирования. Вам придется отдавать документы секретарям, могут пойти слухи.
- Ну что ж, тогда я принесу камеру. Буду завтра в десять утра.
* * *
На следующее утро в девять часов я зашел в "Уиллоуби-Пирлесс" на Западной 48-й улице, один из лучших магазинов в Нью-Йорке по продаже оборудования для фотосъемки. У меня был "Никон" в неуклюжем коричневом футляре с телескопической линзой и широкоугольным объективом. Я объяснил продавцу за прилавком условия работы: фотографирование документов и газетных вырезок, причем без источника дополнительного света. По его предложению купил по четыре катушки пленки "Три-икс", "Плюс-икс" и "Панатоник-икс", а также четыре увеличительные насадки на объектив для обыкновенного "Никона".
- У вас, естественно, должна быть тренога, - добавил продавец.
- Это обязательно?
Тот нахмурился:
- Если вы думаете, что сможете удержать камеру в руках, то забудьте об этом. Нормального изображения не получится.
- У меня твердая рука.
- Лучше использовать треногу.
- Я вернусь и куплю ее, - ответил я. - Позже.
Каков бы ни был риск, я четко понимал, что никогда не смогу войти в офис "Тайм-Лайф" с камерой в одной руке и треногой - в другой и небрежно попросить принести мне материалы по Ховарду Хьюзу. Есть пределы наглости, и я во всех подробностях познал их на ступенях библиотеки конгресса. Надо попытаться сфотографировать все, что покажется необходимым, но с треногой в офис журнала не попасть, слишком уж она вопиет о моих намерениях.
Теплым июньским утром я прошел с Западной 48-й улицы к зданию "Тайм-Лайф", рядом с Рокфеллеровским центром, и поднялся на лифте на двадцать девятый этаж.
Появился Дэйв Мэнесс, а его секретарь передал мне связку ключей.
- Мы отведем вам отдельную комнату, - объяснил мне Мэнесс с немалой торжественностью. - Вот единственные ключи от нее. Если надо, заприте дверь изнутри. Материалы на столе. Просто не выносите их из комнаты.
- Вы их просматривали?
- Времени не хватило, - извинился он. - Так, поверхностно осмотрел. Там есть одно замечательное письмо от летчика, парень написал его сразу после сенатских слушаний тысяча девятьсот сорок седьмого года и рассказал нам о своих полетах с Хьюзом. Может, он, конечно, и чокнутый, но все равно это чертовски забавное письмо. Кое-что нам пришлось убрать, конфиденциальную информацию - телефонный разговор Хьюза с работником "Тайм", так как это частная собственность этого человека, и он сказал, что не хотел бы подвергать огласке некоторые факты оттуда.
- О, если информация конфиденциальна, не нужно ее раскрывать.
- А что это там у вас?
- Фотоаппарат.
- "Минокс"?
- Нет, "Никон". - Я расстегнул молнию футляра и показал аппарат Дэйву и секретарю. - Жена подарила на Рождество.
- Вы можете снимать документы этой камерой?
- Попробую, но без треноги будет трудновато.
Дэйв открыл дверь и впустил меня в маленькую комнату. На столе было горой навалено с дюжину светлых желто-коричневых папок увесистых размеров.
- Наслаждайтесь, - сказал Мэнесс и оставил меня наедине с документами.
Маленькую комнату на двадцать девятом этаже заливал солнечный свет. Стоял один из тех ясных манхэттенских дней, когда жителям города кажется, будто воздух, овевающий мегаполис, годен для дыхания, а экологи все-таки одержали победу. Я сделал пару заметок об этом эффекте перед началом работы, а гораздо позже, в окончательном варианте "Автобиографии", заставил Ховарда сказать: "Нью-Йорк - это Каир Америки", что великолепно отражало мои собственные чувства.
Папки были куда в большем порядке, чем предсказывал Грейвз, хотя каталогизация действительно отсутствовала. Документы распределены по хронологии, начиная с первых дней Хьюза в Голливуде в конце 1920-х годов, затем переходя на его воздушные подвиги и деловые авантюры и завершая фиаско в Лас-Вегасе. Но здесь были не только вырезки статей из "Тайм", "Лайф", "Форчун" и "Нью-Йорк таймс". Я мельком просмотрел их, пока не наткнулся на пачку пожелтевших страниц: написанные от руки заметки корреспондента журнала "Тайм", интервьюировавшего Хьюза на поле Флойд Беннетт сразу же после его возвращения из кругосветного перелета 1938 года. Впечатления, пояснения, детали, цитаты как Ховарда, так и его команды из четырех человек. Я прикрутил четырехкратно увеличивающую линзу к камере, поднес окуляр к глазу, замер на минуту-другую у окна, повертел головой, пока не решил, что поймал четкий фокус страниц, и начал съемку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117
Существование книги Дитриха встревожило меня, но я написал в ответ, что Хьюз и Дитрих разделили компанию в 1956 или 1957 году, и поэтому последний не может "рассказать все"; только Ховард знает действительно все. Когда я приехал в Нью-Йорк, Ральф Грейвз сказал мне, что редакции "Лайф" предложили показать рукопись Дитриха, но они предложение отклонили. С чего бы им суетиться по этому поводу? Ведь у них был - ну, или предполагалось, что был, - куда более ценный источник.
В Нью-Йорке по телефону я объяснил, зачем мне нужны материалы "Тайм инкорпорейтед".
- Вся эта заваруха с "Транс уорлд эйрлайнз", - признался я Ральфу, - не понимаю, что же там произошло. Октавио продолжает беситься, когда я не владею ситуацией, о которой идет речь. Если мне удастся восполнить этот пробел, я не буду выглядеть полным придурком на следующей нашей встрече.
Проблем не было, и Грейвз согласился назначить мне встречу на следующее утро. К сожалению, известил меня Ральф, сам он не сможет присутствовать - мой визит приходился как раз на выходной, - поэтому меня встретит Дэйв Мэнесс, ассистент главного редактора. Грейвз сразу же извинился за то, что материалы находятся в полном хронологическом беспорядке.
- Вам, скорее всего, придется перерыть всю эту чертову кучу папок, прежде чем найдется хоть какая-то интересная информация.
- А их там много?
- Да, боюсь, что очень много.
- Ну, придется порыться. Вы не возражаете, если я подключу к работе Дика Саскинда? Этот человек помогает мне - так сказать, мой исследователь.
Ральф заколебался, а затем ответил:
- Не думаю, что это хорошая мысль. Проблема в том, что все документы засекречены. Предполагается, что они доступны только сотрудникам "Тайм инкорпорейтед". Да и вам, вообще-то, запрещено их видеть, но, думаю, в этом случае мы можем сделать исключение.
- Другими словами, вы не хотите, чтобы я говорил кому-нибудь о них.
- Верно, - с облегчением сказал он. - Мы не хотим упоминания о них и были бы благодарны вам за молчание. Фактически, хотя я и не люблю ультиматумов, это будет условием доступа к нашим материалам.
- Больше ни слова, Ральф. Я могу делать копии того, что покажется мне интересным?
- Не хотелось бы. У нас нет частного оборудования для ксерокопирования. Вам придется отдавать документы секретарям, могут пойти слухи.
- Ну что ж, тогда я принесу камеру. Буду завтра в десять утра.
* * *
На следующее утро в девять часов я зашел в "Уиллоуби-Пирлесс" на Западной 48-й улице, один из лучших магазинов в Нью-Йорке по продаже оборудования для фотосъемки. У меня был "Никон" в неуклюжем коричневом футляре с телескопической линзой и широкоугольным объективом. Я объяснил продавцу за прилавком условия работы: фотографирование документов и газетных вырезок, причем без источника дополнительного света. По его предложению купил по четыре катушки пленки "Три-икс", "Плюс-икс" и "Панатоник-икс", а также четыре увеличительные насадки на объектив для обыкновенного "Никона".
- У вас, естественно, должна быть тренога, - добавил продавец.
- Это обязательно?
Тот нахмурился:
- Если вы думаете, что сможете удержать камеру в руках, то забудьте об этом. Нормального изображения не получится.
- У меня твердая рука.
- Лучше использовать треногу.
- Я вернусь и куплю ее, - ответил я. - Позже.
Каков бы ни был риск, я четко понимал, что никогда не смогу войти в офис "Тайм-Лайф" с камерой в одной руке и треногой - в другой и небрежно попросить принести мне материалы по Ховарду Хьюзу. Есть пределы наглости, и я во всех подробностях познал их на ступенях библиотеки конгресса. Надо попытаться сфотографировать все, что покажется необходимым, но с треногой в офис журнала не попасть, слишком уж она вопиет о моих намерениях.
Теплым июньским утром я прошел с Западной 48-й улицы к зданию "Тайм-Лайф", рядом с Рокфеллеровским центром, и поднялся на лифте на двадцать девятый этаж.
Появился Дэйв Мэнесс, а его секретарь передал мне связку ключей.
- Мы отведем вам отдельную комнату, - объяснил мне Мэнесс с немалой торжественностью. - Вот единственные ключи от нее. Если надо, заприте дверь изнутри. Материалы на столе. Просто не выносите их из комнаты.
- Вы их просматривали?
- Времени не хватило, - извинился он. - Так, поверхностно осмотрел. Там есть одно замечательное письмо от летчика, парень написал его сразу после сенатских слушаний тысяча девятьсот сорок седьмого года и рассказал нам о своих полетах с Хьюзом. Может, он, конечно, и чокнутый, но все равно это чертовски забавное письмо. Кое-что нам пришлось убрать, конфиденциальную информацию - телефонный разговор Хьюза с работником "Тайм", так как это частная собственность этого человека, и он сказал, что не хотел бы подвергать огласке некоторые факты оттуда.
- О, если информация конфиденциальна, не нужно ее раскрывать.
- А что это там у вас?
- Фотоаппарат.
- "Минокс"?
- Нет, "Никон". - Я расстегнул молнию футляра и показал аппарат Дэйву и секретарю. - Жена подарила на Рождество.
- Вы можете снимать документы этой камерой?
- Попробую, но без треноги будет трудновато.
Дэйв открыл дверь и впустил меня в маленькую комнату. На столе было горой навалено с дюжину светлых желто-коричневых папок увесистых размеров.
- Наслаждайтесь, - сказал Мэнесс и оставил меня наедине с документами.
Маленькую комнату на двадцать девятом этаже заливал солнечный свет. Стоял один из тех ясных манхэттенских дней, когда жителям города кажется, будто воздух, овевающий мегаполис, годен для дыхания, а экологи все-таки одержали победу. Я сделал пару заметок об этом эффекте перед началом работы, а гораздо позже, в окончательном варианте "Автобиографии", заставил Ховарда сказать: "Нью-Йорк - это Каир Америки", что великолепно отражало мои собственные чувства.
Папки были куда в большем порядке, чем предсказывал Грейвз, хотя каталогизация действительно отсутствовала. Документы распределены по хронологии, начиная с первых дней Хьюза в Голливуде в конце 1920-х годов, затем переходя на его воздушные подвиги и деловые авантюры и завершая фиаско в Лас-Вегасе. Но здесь были не только вырезки статей из "Тайм", "Лайф", "Форчун" и "Нью-Йорк таймс". Я мельком просмотрел их, пока не наткнулся на пачку пожелтевших страниц: написанные от руки заметки корреспондента журнала "Тайм", интервьюировавшего Хьюза на поле Флойд Беннетт сразу же после его возвращения из кругосветного перелета 1938 года. Впечатления, пояснения, детали, цитаты как Ховарда, так и его команды из четырех человек. Я прикрутил четырехкратно увеличивающую линзу к камере, поднес окуляр к глазу, замер на минуту-другую у окна, повертел головой, пока не решил, что поймал четкий фокус страниц, и начал съемку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117