Зови сейчас же! Идемте-идемте! Не надо стесняться! Здесь все свои! Споем, потанцуем!
– Мороженое!.. – зажмурившись, прошептал Мишка.
Петька незаметно глотнул слюну.
– Ребятки, ой, какие вы все замечательные! Ну, идемте же!
Петька с Никитой переглянулись и молча шагнули в калитку.
– У него, понимаешь, ружье настоящее, духовое называется, – на ходу извещал Мишка. – Воздухом бьет. Воробья там или что – с маху! Вот – спроси!
– У меня и наган был, – скромно подтвердил рыжий. – Затерялся где-то…
– А мороженое!.. – снова зашептал Мишка.
Но отведать мороженого приятелям не довелось. В комнате, куда вошла вся компания, сидели трое: Димка, Владькин брат, лет четырех-пяти от роду – именинник; ровесница Кольки тетки Татьянина – кудрявая, с огромным бантом девчонка – Кравченко, и Светка, Владькина сестра, тонкая, красивая: глаза что твой самоцвет, а волосы до плеч – ровные, гладкие и желтые. Но желтые не как у Петьки или у Мишки, скажем, а – чистожелтые.
Правда, Петька все это разглядел только минуту спустя. Первое, что он увидел в комнате, – елка в углу, под самый потолок. Петька как увидел ее, так, думалось, и глаз не оторвет – аж побелел весь.
– Кто срубил? – чуть слышно обратился он к Мишке.
Тот загорелся.
– Думаешь, я? Вот те… Ну, чтоб мне землю грызть! Я тут ни при чем! Вхожу – уже стоит! Именинник, понимаешь, захотел!
К этому времени все вошли в комнату, и дальнейшие объяснения пришлось отложить на потом.
Эту елку с тройной вершинкой Петька узнал бы из тысячи. Года полтора назад ее задел трактор, когда запахивали холмы. Петьке жалко стало, утащил ее и прикопал на опушке. Думал, не приживется, а она прижилась. Так и говорили все: Петькина елка. «Где?» – «Да там, у Петькиной елки». – «Куда это?…» – «Ну, если от Петькиной елки глядеть…»
Никита Петькины чувства понял без слов.
– Ничего не трогай… – шепнул ему Петька.
– Светлана, – как-то по-особому, буковка к буковке проговорила Владькина сестра, подавая тонкую мягкую руку.
– Петька…
– Светлана.
– Никита… Монтекристов, – зачем-то соврал Никита.
Владькина мать убежала за угощением, Владька полез в шкаф за ружьем. Сестра его принялась что-то объяснять имениннику («Димочка… та-та-та-та!») А Петька тем временем, будто невзначай, оказался рядом с елкой и чиркнул острым, как бритва, ножом по шпагату, которым ёлка была притянута к стене.
Чтобы подойти к елке, чиркнуть ножом, спрятать нож в карман и сесть на предназначенное для него место, Петьке понадобилось всего несколько секунд.
Никита тем временем невозмутимо разглядывал что-то в полуметре над головой Владькиной сестры.
Мороженое – это оказалось вроде сметаны на блюдце, только с крапинками.
– Я не ем это… – сказал Петька.
– Почему? – затревожилась Владькина мать.
– Зубы болят, – сказал Петька.
– А ты, мальчик? – с надеждой обернулась она к Никите.
Никита кашлянул, тронул себя за горло.
– Коклюш…
Больше никто ничего не успел сказать.
Петька думал, что надо будет сшевельнуть елку. А она постояла, постояла да и решила, что хватит. Расщепленная верхушка ее дрогнула и сначала медленно, потом – коротко, с маху описала в соответствии со всеми законами физики четверть круга.
Все, ахнув, шарахнулись к стенам. А именинник шлепнулся со стула и оказался под елкой. Энергичный Петька схватил его за одну ногу, Мишка за другую – вытянули.
Владькина мать бросилась к нему со слезами.
– Маленький мой! Димочка мой!.. Ну, кто же так привязывает дерево! Папа! Где ты там! Маленький мой!..
«Уходим», – кивнул Петька на выход.
На лбу именинника появилась крошечная царапина – будто котенок лапой тронул. Больше никаких повреждений не обнаружилось.
Мишка и Владька вышли во двор почти следом за Никитой. На улице все четверо остановились друг против друга.
– Знаете, – сказал Мишка, – Владька предлагает назвать отряд «Корсаром»! А? Здорово?
– Мы свою дорогу сами знаем. Провожатых нам не надо, – разъяснил Петька. И повернулся, чтобы уйти.
Но Владька вынудил его задержаться.
– Подумаешь! Напрашивается кто-то! – вызывающе заговорил Владька. – Вот дорога! По какой пришли…
– Ну, ты! – оборвал его Петька. – Голодранец рыжий! Елки рубить приехал?
Если бы Мишка не удержал Владьку – была бы драка. Но Мишка оттащил его за рукав и быстро-быстро зашептал что-то: Владька еще не знал местных обычаев – белоглинский с белоглинским на кулаках не дерутся.
– Деревня… – оказал Петька и смерил обоих презрительным взглядом сначала снизу вверх, потом сверху вниз.
Владька сорвал небольшой лопух возле тропинки и бросил его к Петькиным ногам. Петька подобрал лопух, сунул в карман.
– Вызов принят.
– Сегодня, – сказал Владька.
– Вечером, – сказал Петька.
– Шпаги, – сказал Мишка.
– На поляне, – сказал Никита. И спросил Мишку: – Слово помнишь?
– Не маленький, – огрызнулся Мишка.
Он и Владька ушли в калитку. А Никита и Петька через десять минут разыскали свою лодку в тальнике и некоторое время еще побыли на берегу, помолчали. Петька сидел, свесив ноги к воде, а Никита лежал, глядя в кусты на противоположном берегу.
Нельзя сказать, что произошедшее вызвало обиду, но осталась какая-то муть в настроении.
Во-первых, они потеряли друга, и теперь опять оказались вдвоем. А во-вторых, было все же приятно почему-то сидеть у этих Егоровых… Ну, сидеть и время от времени глядеть на Светку… Не почему-нибудь, а просто – приятно.
– С одной стороны, ты, конечно, свалил эту елку на именинника, а с другой стороны – ты же и первым спасал его, – подытожил свои раздумья Никита.
А Петька спрыгнул на песок и сделал несколько гимнастических движений руками – для бодрости.
– Трогаем.
Приговор
Пока плыли через Туру – молчали. Все и так было ясно.
Потом, когда развернулись по течению, Петька сказал:
– Будем судить.
Никита греб и ничего не ответил.
Лодка неслась быстро и плавно, будто приседая при каждом гребке.
Мутная вода, тихонько журча, струилась по бортам, потом скручивалась в тугие, частые воронки и уплывала назад. Ошалелые стрижи секли воздух во всех направлениях и то припадали к самой воде, то взмывали высоко-высоко и словно бы растворялись на солнце.
– К дождю… – сказал Никита.
Когда показались Марковы горы, он опустил весла в воду, притормаживая немного, и скоро лодка зашуршала в камышах старой, заболоченной поймы…
Тут они ее и прятали всегда. Место было надежное, проверенное.
Друг за другом вскарабкались по глинистому склону на берег. И хотя оба очень спешили на этот раз, ни тот ни другой не подумали изменять своему обычному правилу.
Дело в том, что до землянки, если шагать прямиком, всего километра полтора: сначала по дороге, потом тропинкой, потом старой просекой и потом, немного, – через лес.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87
– Мороженое!.. – зажмурившись, прошептал Мишка.
Петька незаметно глотнул слюну.
– Ребятки, ой, какие вы все замечательные! Ну, идемте же!
Петька с Никитой переглянулись и молча шагнули в калитку.
– У него, понимаешь, ружье настоящее, духовое называется, – на ходу извещал Мишка. – Воздухом бьет. Воробья там или что – с маху! Вот – спроси!
– У меня и наган был, – скромно подтвердил рыжий. – Затерялся где-то…
– А мороженое!.. – снова зашептал Мишка.
Но отведать мороженого приятелям не довелось. В комнате, куда вошла вся компания, сидели трое: Димка, Владькин брат, лет четырех-пяти от роду – именинник; ровесница Кольки тетки Татьянина – кудрявая, с огромным бантом девчонка – Кравченко, и Светка, Владькина сестра, тонкая, красивая: глаза что твой самоцвет, а волосы до плеч – ровные, гладкие и желтые. Но желтые не как у Петьки или у Мишки, скажем, а – чистожелтые.
Правда, Петька все это разглядел только минуту спустя. Первое, что он увидел в комнате, – елка в углу, под самый потолок. Петька как увидел ее, так, думалось, и глаз не оторвет – аж побелел весь.
– Кто срубил? – чуть слышно обратился он к Мишке.
Тот загорелся.
– Думаешь, я? Вот те… Ну, чтоб мне землю грызть! Я тут ни при чем! Вхожу – уже стоит! Именинник, понимаешь, захотел!
К этому времени все вошли в комнату, и дальнейшие объяснения пришлось отложить на потом.
Эту елку с тройной вершинкой Петька узнал бы из тысячи. Года полтора назад ее задел трактор, когда запахивали холмы. Петьке жалко стало, утащил ее и прикопал на опушке. Думал, не приживется, а она прижилась. Так и говорили все: Петькина елка. «Где?» – «Да там, у Петькиной елки». – «Куда это?…» – «Ну, если от Петькиной елки глядеть…»
Никита Петькины чувства понял без слов.
– Ничего не трогай… – шепнул ему Петька.
– Светлана, – как-то по-особому, буковка к буковке проговорила Владькина сестра, подавая тонкую мягкую руку.
– Петька…
– Светлана.
– Никита… Монтекристов, – зачем-то соврал Никита.
Владькина мать убежала за угощением, Владька полез в шкаф за ружьем. Сестра его принялась что-то объяснять имениннику («Димочка… та-та-та-та!») А Петька тем временем, будто невзначай, оказался рядом с елкой и чиркнул острым, как бритва, ножом по шпагату, которым ёлка была притянута к стене.
Чтобы подойти к елке, чиркнуть ножом, спрятать нож в карман и сесть на предназначенное для него место, Петьке понадобилось всего несколько секунд.
Никита тем временем невозмутимо разглядывал что-то в полуметре над головой Владькиной сестры.
Мороженое – это оказалось вроде сметаны на блюдце, только с крапинками.
– Я не ем это… – сказал Петька.
– Почему? – затревожилась Владькина мать.
– Зубы болят, – сказал Петька.
– А ты, мальчик? – с надеждой обернулась она к Никите.
Никита кашлянул, тронул себя за горло.
– Коклюш…
Больше никто ничего не успел сказать.
Петька думал, что надо будет сшевельнуть елку. А она постояла, постояла да и решила, что хватит. Расщепленная верхушка ее дрогнула и сначала медленно, потом – коротко, с маху описала в соответствии со всеми законами физики четверть круга.
Все, ахнув, шарахнулись к стенам. А именинник шлепнулся со стула и оказался под елкой. Энергичный Петька схватил его за одну ногу, Мишка за другую – вытянули.
Владькина мать бросилась к нему со слезами.
– Маленький мой! Димочка мой!.. Ну, кто же так привязывает дерево! Папа! Где ты там! Маленький мой!..
«Уходим», – кивнул Петька на выход.
На лбу именинника появилась крошечная царапина – будто котенок лапой тронул. Больше никаких повреждений не обнаружилось.
Мишка и Владька вышли во двор почти следом за Никитой. На улице все четверо остановились друг против друга.
– Знаете, – сказал Мишка, – Владька предлагает назвать отряд «Корсаром»! А? Здорово?
– Мы свою дорогу сами знаем. Провожатых нам не надо, – разъяснил Петька. И повернулся, чтобы уйти.
Но Владька вынудил его задержаться.
– Подумаешь! Напрашивается кто-то! – вызывающе заговорил Владька. – Вот дорога! По какой пришли…
– Ну, ты! – оборвал его Петька. – Голодранец рыжий! Елки рубить приехал?
Если бы Мишка не удержал Владьку – была бы драка. Но Мишка оттащил его за рукав и быстро-быстро зашептал что-то: Владька еще не знал местных обычаев – белоглинский с белоглинским на кулаках не дерутся.
– Деревня… – оказал Петька и смерил обоих презрительным взглядом сначала снизу вверх, потом сверху вниз.
Владька сорвал небольшой лопух возле тропинки и бросил его к Петькиным ногам. Петька подобрал лопух, сунул в карман.
– Вызов принят.
– Сегодня, – сказал Владька.
– Вечером, – сказал Петька.
– Шпаги, – сказал Мишка.
– На поляне, – сказал Никита. И спросил Мишку: – Слово помнишь?
– Не маленький, – огрызнулся Мишка.
Он и Владька ушли в калитку. А Никита и Петька через десять минут разыскали свою лодку в тальнике и некоторое время еще побыли на берегу, помолчали. Петька сидел, свесив ноги к воде, а Никита лежал, глядя в кусты на противоположном берегу.
Нельзя сказать, что произошедшее вызвало обиду, но осталась какая-то муть в настроении.
Во-первых, они потеряли друга, и теперь опять оказались вдвоем. А во-вторых, было все же приятно почему-то сидеть у этих Егоровых… Ну, сидеть и время от времени глядеть на Светку… Не почему-нибудь, а просто – приятно.
– С одной стороны, ты, конечно, свалил эту елку на именинника, а с другой стороны – ты же и первым спасал его, – подытожил свои раздумья Никита.
А Петька спрыгнул на песок и сделал несколько гимнастических движений руками – для бодрости.
– Трогаем.
Приговор
Пока плыли через Туру – молчали. Все и так было ясно.
Потом, когда развернулись по течению, Петька сказал:
– Будем судить.
Никита греб и ничего не ответил.
Лодка неслась быстро и плавно, будто приседая при каждом гребке.
Мутная вода, тихонько журча, струилась по бортам, потом скручивалась в тугие, частые воронки и уплывала назад. Ошалелые стрижи секли воздух во всех направлениях и то припадали к самой воде, то взмывали высоко-высоко и словно бы растворялись на солнце.
– К дождю… – сказал Никита.
Когда показались Марковы горы, он опустил весла в воду, притормаживая немного, и скоро лодка зашуршала в камышах старой, заболоченной поймы…
Тут они ее и прятали всегда. Место было надежное, проверенное.
Друг за другом вскарабкались по глинистому склону на берег. И хотя оба очень спешили на этот раз, ни тот ни другой не подумали изменять своему обычному правилу.
Дело в том, что до землянки, если шагать прямиком, всего километра полтора: сначала по дороге, потом тропинкой, потом старой просекой и потом, немного, – через лес.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87