возьмут тебя за горло, а ты и не увидишь – кто…
Сумерки густели прямо на глазах.
И, не сговариваясь, кинулись таскать на поляну хворост. Оружие при этом не выпускали из рук.
Хотели спрятать ящик под одним из прогнивших деревьев. Но вытащат его в темноте – и опять не увидишь, кто.
Петька вырыл возле будущего костра яму, опустили в нее ящик, прикрыли сверху дерном, а потом забросали ветками для постели.
Покончив с работой, распили бутылку тухлой воды, набранной в том же болоте.
Голоса тайги
Пока огонь не разгорелся вовсю и не отодвинул к лесу надвигающиеся тени – молчали.
Ночь куполом нависла над ними и опустилась по краям поляны.
Никита глядел в огонь, и только по отсутствующему его лицу было видно, как напряженно вслушивается он в окружающее их безмолвие.
Петька оглядывался.
В другом случае усталость уже свалила бы обоих, а теперь лишь непрерывный звон в голове напоминал о растраченных силах и бессоннице.
Вдруг с громким криком шарахнулась в лесу разбуженная птица.
Петька судорожно сжал в руке дротик. Никита, весь напряженный, со штыком в руке, еще ниже склонился к огню, готовый в любую минуту вскочить и обороняться.
Ночные птицы так испуганно не кричат и не шарахаются… Минуты две прошли в безмолвии.
– Сова охотится… – сказал Петька.
Потом слышался хруст валежника, и опять до боли в пальцах путешественники сжимали оружие.
Потом будто чей-то вздох.
Так можно было сойти с ума.
Протяжно и успокаивающе-знакомо прокричал сыч.
Проверещал напуганный этим криком заяц.
– А! – махнул рукой Петька. – Ложись спать!
Никита поглядел на него.
Конечно, всю ночь им не выдержать без сна…
Петька неожиданно засмеялся, оглядываясь на тайгу.
– Ложись, я подежурю. Чего нам бояться сумасшедшего?! – спросил он. – Эй, сумасшедший! – И Петька приподнял в руке дротик. – Ложись! – приказал он Никите.
– Ты знаешь… – проговорил Никита, – он вовсе не сумасшедший…
Нападение
Петькина рука с дротиком медленно опустилась.
– Ты что?.. – тихо спросил Петька.
Никита виновато отвел от него глаза, уставился в огонь.
Обилие идей в его голове опять помешало ему сделать свои выводы вовремя.
– Помнишь… – шевельнув бровями, сказал Никита. – Лесничиха говорила… И когда мы у Прокопки сидели на сеновале… Кто-то приходил, стучался. Помнишь? – Никита поднял голову. Петька кивнул, уже понимая, что к чему.
– Голос-то ведь был знакомый, а? – спросил Никита.
Петька шевельнул челюстью. Рука его автоматически потянулась к чубу, но задержалась, не дотянувшись до него, и опустилась опять.
– Я тогда еще уловил, – сказал Никита. – Решил зря не болтать… Потом не обратил внимания. Забыл. А вчера, когда проснулся, вспомнил.
– Так… – медленно вздохнул Петька. – Что ж молчал?
– Следов же никаких? – удивился Никита. – Мало ли что померещится. Вон куст… – Никита показал в дальний конец поляны, где они еще при свете видели куст терновника. – Вглядись – и что хочешь увидишь…
Петька вгляделся и увидел Проню.
– Ладно… – сказал Петька. Глаза его сузились, спина распрямилась. Будто бы то, что враг у них теперь был самый обыкновенный живой человек, не сумасшедший и не таинственный, было уже не так страшно. Страшнее, когда не знаешь, с кем имеешь дело, и воюешь с призраками.
– Спи, – сказал Петька. – Потом ты подежуришь…
– Ладно… – сказал Никита. – Я так… – Поставил штык между ног, уткнулся лицом в колени и скоро заснул.
Петька, оставшись в одиночестве, удвоил внимание.
Но сколько времени прошло, как спал Никита, он не знал, будить его было жалко, Петька боялся, что прошло всего каких-нибудь полчаса. И адмирал-генералиссимус не заметил, как, свесив голову, задремал сам.
Очнулся он слишком поздно. Очнулся, когда уже пересекли поляну бесшумные шаги и огромная зловещая тень нависла над его головой.
Владька и Мишка смущаются
В Петькином доме до глубокой темноты сидели пять женщин: бабка Алена, Петькина мать, Валентина Сергеевна, Владькина мать и Мишкина. Последних двух вызвали вместе с сыновьями для консультации. Но никто не знал ничего определенного.
Внимательно вслушиваясь в разговоры взрослых, Мишка и Владька толклись в Петькином доме весь вечер.
Слух о новом исчезновении двух путешественников облетел днем всю деревню.
И флаг над Петькиным домом привлек зевак со всех сторон. Приходили даже рагозинцы, опять забыв на время о междоусобной войне.
– Ничего, – утешала Валентина Сергеевна, – они вернутся, как обещали. А теперь мы организуемся все вместе. Будем коллективно придумывать что-нибудь… Палатку председатель нам обещал. С мячами, правда, труднее.
Петькина мать только вздохнула.
Больше всего Валентину Сергеевну огорчило то, что мальчишки посчитали ее неспособной отправиться в путешествие вместе с ними.
– Ну почему это, мальчики? – обратилась она к Мишке. – Я, может, закаленнее всех вас!.. А вы бы тоже не взяли меня с собой?
Мишка торопливо затряс головой и что-то замычал. Трудно было понять из этих категорических манипуляций: категорически взял бы Мишка учительницу или категорически не взял бы.
– Нет, – сказала желтоволосая Владькина мать, – просто нельзя давать детям слишком большую волю. Они должны согласовывать с родителями каждый свой шаг. Тогда никаких происшествий не будет. Я вот за своих всегда могу сказать, где кто. А ведь у меня трое их! Баловать некогда… Но, может быть, это и дисциплинирует их. Ведь ты мне все говоришь, правда, Владик?
Владька моргнул своим разноцветным, уже пропадающим синяком.
– И то ж… – басовито прогудела Мишкина мать – заведующая свинофермой. – Уж я рада-радешенька, что мой сошелся с вашим. Глядишь: мастерят что-нибудь…
Петькина мать чувствовала себя в чем-то виноватой перед всеми и молчала.
Бабка Алена молилась про себя, чтобы внук вернулся живым и здоровым, обещала богу пальцем не трогать Никиту. Потом, когда молитва кончалась, она думала, что только один раз хлестнет начальника штаба сыромятиной по мягкому месту да еще раз за ухо подергает – и все… Потом, испугавшись, начинала опять молиться и клялась себе, что в жизни больше пальцем не тронет Никиту…
– Главное, нам надо собрать их на лето вместе, – опять заговорила Валентина Сергеевна. – Вы должны помочь мне в этом. Чтобы они забыли эти самые распри: деревня на деревню… Надо организовать культурные походы, культурный отдых…
– Конечно, – поддакнула желтоволосая Владькина мать. – Детей надо воспитывать постоянно, изо дня в день. Чуть выпустил их из рук, глядишь, и натворили что-нибудь. Нет, я на Владика не обижаюсь. Мастерить он любит – правда. Это ж хорошее увлечение. Владик!.. Где он? – Оглянувшись по сторонам, Владькина мать улыбнулась: – Засмущался…
Конец
Рванувшись, Петька взмахнул дротиком и упал на спину.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87
Сумерки густели прямо на глазах.
И, не сговариваясь, кинулись таскать на поляну хворост. Оружие при этом не выпускали из рук.
Хотели спрятать ящик под одним из прогнивших деревьев. Но вытащат его в темноте – и опять не увидишь, кто.
Петька вырыл возле будущего костра яму, опустили в нее ящик, прикрыли сверху дерном, а потом забросали ветками для постели.
Покончив с работой, распили бутылку тухлой воды, набранной в том же болоте.
Голоса тайги
Пока огонь не разгорелся вовсю и не отодвинул к лесу надвигающиеся тени – молчали.
Ночь куполом нависла над ними и опустилась по краям поляны.
Никита глядел в огонь, и только по отсутствующему его лицу было видно, как напряженно вслушивается он в окружающее их безмолвие.
Петька оглядывался.
В другом случае усталость уже свалила бы обоих, а теперь лишь непрерывный звон в голове напоминал о растраченных силах и бессоннице.
Вдруг с громким криком шарахнулась в лесу разбуженная птица.
Петька судорожно сжал в руке дротик. Никита, весь напряженный, со штыком в руке, еще ниже склонился к огню, готовый в любую минуту вскочить и обороняться.
Ночные птицы так испуганно не кричат и не шарахаются… Минуты две прошли в безмолвии.
– Сова охотится… – сказал Петька.
Потом слышался хруст валежника, и опять до боли в пальцах путешественники сжимали оружие.
Потом будто чей-то вздох.
Так можно было сойти с ума.
Протяжно и успокаивающе-знакомо прокричал сыч.
Проверещал напуганный этим криком заяц.
– А! – махнул рукой Петька. – Ложись спать!
Никита поглядел на него.
Конечно, всю ночь им не выдержать без сна…
Петька неожиданно засмеялся, оглядываясь на тайгу.
– Ложись, я подежурю. Чего нам бояться сумасшедшего?! – спросил он. – Эй, сумасшедший! – И Петька приподнял в руке дротик. – Ложись! – приказал он Никите.
– Ты знаешь… – проговорил Никита, – он вовсе не сумасшедший…
Нападение
Петькина рука с дротиком медленно опустилась.
– Ты что?.. – тихо спросил Петька.
Никита виновато отвел от него глаза, уставился в огонь.
Обилие идей в его голове опять помешало ему сделать свои выводы вовремя.
– Помнишь… – шевельнув бровями, сказал Никита. – Лесничиха говорила… И когда мы у Прокопки сидели на сеновале… Кто-то приходил, стучался. Помнишь? – Никита поднял голову. Петька кивнул, уже понимая, что к чему.
– Голос-то ведь был знакомый, а? – спросил Никита.
Петька шевельнул челюстью. Рука его автоматически потянулась к чубу, но задержалась, не дотянувшись до него, и опустилась опять.
– Я тогда еще уловил, – сказал Никита. – Решил зря не болтать… Потом не обратил внимания. Забыл. А вчера, когда проснулся, вспомнил.
– Так… – медленно вздохнул Петька. – Что ж молчал?
– Следов же никаких? – удивился Никита. – Мало ли что померещится. Вон куст… – Никита показал в дальний конец поляны, где они еще при свете видели куст терновника. – Вглядись – и что хочешь увидишь…
Петька вгляделся и увидел Проню.
– Ладно… – сказал Петька. Глаза его сузились, спина распрямилась. Будто бы то, что враг у них теперь был самый обыкновенный живой человек, не сумасшедший и не таинственный, было уже не так страшно. Страшнее, когда не знаешь, с кем имеешь дело, и воюешь с призраками.
– Спи, – сказал Петька. – Потом ты подежуришь…
– Ладно… – сказал Никита. – Я так… – Поставил штык между ног, уткнулся лицом в колени и скоро заснул.
Петька, оставшись в одиночестве, удвоил внимание.
Но сколько времени прошло, как спал Никита, он не знал, будить его было жалко, Петька боялся, что прошло всего каких-нибудь полчаса. И адмирал-генералиссимус не заметил, как, свесив голову, задремал сам.
Очнулся он слишком поздно. Очнулся, когда уже пересекли поляну бесшумные шаги и огромная зловещая тень нависла над его головой.
Владька и Мишка смущаются
В Петькином доме до глубокой темноты сидели пять женщин: бабка Алена, Петькина мать, Валентина Сергеевна, Владькина мать и Мишкина. Последних двух вызвали вместе с сыновьями для консультации. Но никто не знал ничего определенного.
Внимательно вслушиваясь в разговоры взрослых, Мишка и Владька толклись в Петькином доме весь вечер.
Слух о новом исчезновении двух путешественников облетел днем всю деревню.
И флаг над Петькиным домом привлек зевак со всех сторон. Приходили даже рагозинцы, опять забыв на время о междоусобной войне.
– Ничего, – утешала Валентина Сергеевна, – они вернутся, как обещали. А теперь мы организуемся все вместе. Будем коллективно придумывать что-нибудь… Палатку председатель нам обещал. С мячами, правда, труднее.
Петькина мать только вздохнула.
Больше всего Валентину Сергеевну огорчило то, что мальчишки посчитали ее неспособной отправиться в путешествие вместе с ними.
– Ну почему это, мальчики? – обратилась она к Мишке. – Я, может, закаленнее всех вас!.. А вы бы тоже не взяли меня с собой?
Мишка торопливо затряс головой и что-то замычал. Трудно было понять из этих категорических манипуляций: категорически взял бы Мишка учительницу или категорически не взял бы.
– Нет, – сказала желтоволосая Владькина мать, – просто нельзя давать детям слишком большую волю. Они должны согласовывать с родителями каждый свой шаг. Тогда никаких происшествий не будет. Я вот за своих всегда могу сказать, где кто. А ведь у меня трое их! Баловать некогда… Но, может быть, это и дисциплинирует их. Ведь ты мне все говоришь, правда, Владик?
Владька моргнул своим разноцветным, уже пропадающим синяком.
– И то ж… – басовито прогудела Мишкина мать – заведующая свинофермой. – Уж я рада-радешенька, что мой сошелся с вашим. Глядишь: мастерят что-нибудь…
Петькина мать чувствовала себя в чем-то виноватой перед всеми и молчала.
Бабка Алена молилась про себя, чтобы внук вернулся живым и здоровым, обещала богу пальцем не трогать Никиту. Потом, когда молитва кончалась, она думала, что только один раз хлестнет начальника штаба сыромятиной по мягкому месту да еще раз за ухо подергает – и все… Потом, испугавшись, начинала опять молиться и клялась себе, что в жизни больше пальцем не тронет Никиту…
– Главное, нам надо собрать их на лето вместе, – опять заговорила Валентина Сергеевна. – Вы должны помочь мне в этом. Чтобы они забыли эти самые распри: деревня на деревню… Надо организовать культурные походы, культурный отдых…
– Конечно, – поддакнула желтоволосая Владькина мать. – Детей надо воспитывать постоянно, изо дня в день. Чуть выпустил их из рук, глядишь, и натворили что-нибудь. Нет, я на Владика не обижаюсь. Мастерить он любит – правда. Это ж хорошее увлечение. Владик!.. Где он? – Оглянувшись по сторонам, Владькина мать улыбнулась: – Засмущался…
Конец
Рванувшись, Петька взмахнул дротиком и упал на спину.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87