Плотичка, или селявка, как называли ее в Белой Глине, – это не рыба, это так – промысел Кольки тетки Татьянина. Хороший рыбак постыдится удить селявку – это все равно что с дробовиком охотиться на цыплят во дворе. Но делать было нечего. И Петька, не оглядываясь, стал кидать на траву позади себя крошечных, с палец величиной, селявок.
Никита понимал всю бедственность положения и молча подбирал «добычу», молча потрошил ее, молча опускал в котелок. Потом объявил:
– Хватит!
Петькина досада прошла, когда он увидел, до чего – невпроворот – густым получилось варево.
Никита сполоснул ложки.
Сели друг против друга у котелка и, опять счастливые оба, разом зачерпнули по ложке темного цвета жижи с пеплом.
Петька со смаком втянул в себя первый глоток и поперхнулся. Горло его сжали спазмы. Уха была горькой, как хина.
Петька вопросительно глянул на Никиту. Но Никита, скосив глаза, глядел в собственную ложку и глотал варево как ни в чем не бывало.
Петька решил, что горечь во рту – это у него после конфет. И вторую ложку проглотил, стараясь не чувствовать, какой вкус имеет Никитина уха.
Только после того как Никита обсосал и выбросил последнюю плотичку, после того как в котелке не осталось ни щавелинки, Петька, лизнув свою ложку, спросил:
– Чтой-то горьковато вроде?..
– Может… Чуть есть, – сказал Никита. – Это я для вкусу травой приправил…
Потом, лежа на траве, отдыхали перед дорогой.
Сначала отдыхали рядом. Потом у Никиты заурчало в животе. Он встал и отошел, чтобы лечь подальше. С полчаса поурчали врозь. Петька же слышал только свое урчание и потому ничего не сказал. Раза два, правда, он взглядывал на начальника штаба. Но начальник глядел в синее небо и был спокоен.
Арестанты
Они услышали тарахтение моторки сразу, как только выплыли на середину Туры.
Петька перестал грести, чтобы не оказаться под носом у быстроходного катера.
Моторка появилась из-за поворота, и Петька уже рассчитал, что она пройдет метрах в трех по борту от их лодки, как неожиданно моторка пошла прямо на них.
– Эй, дяденьки! – крикнул Петька.
Красивая белая с продольной красной полосой моторка почти вплотную от них круто развернулась, мотор ее заглох, и здоровенный старшина в синей милицейской форме, перегнувшись через борт, крепко ухватил Петькину долбленку за отшлифованный стеклом буртик.
– Руки вверх! – скомандовал старшина.
Никита сначала поднял руки, потом опустил и спросил:
– Зачем?..
– Вы арестованы, – не глядя на них, объяснил старшина, подтаскивая долбленку плотнее к борту своей лодки. – А ну перебирайтесь сюда! – приказал он. И добавил: – Сопротивление бессмысленно.
Петька хотел было что-то возразить, но все было так неожиданно, а лица старшины и милицейского лейтенанта настолько суровыми, что путешественники переглянулись и молча, с упавшим настроением полезли в милицейскую лодку.
Единственная улика, за которую их могли арестовать, находилась в котомке, но эта была слишком драгоценная улика, чтобы расстаться с ней без боя, и Петька прихватил котомку с собой.
Старшина передал лейтенанту носовую цепь с долбленки, лейтенант молча укрепил ее на корме, рядом с мотором.
– Дя, за что нас?.. – попутался осторожно выведать что-нибудь адмирал-генералиссимус.
Но молодой красивый лейтенант с орденом на кителе не ответил. Даже не взглянул на адмирал-генералиссимуса, а, сдвинув тонкие черные брови, достал из-за пазухи какую-то бумагу и приказал старшине:
– Проверяй. Лодка долбленая…
– Так точно, – доложил старшина. – Долбленая.
– Нарушителей двое…
– Есть. Раз, два, – сказал старшина, зачем-то пересчитав Никиту и Петьку, сидевших на средней лавке, как будто двоих нельзя пересчитать в уме.
– Один стриженый, другой не стрижется… – мрачно, как приговор, известил лейтенант.
– Снять шапки, – приказал старшина. – Так точно, товарищ лейтенант, один не стрижется.
Никита и Петька только головы поворачивали, глядя то на одного, то на другого. Лейтенант сидел на корме, старшина – на носу лодки.
– Звать… Как звать? – спросил лейтенант, впервые поднимая суровые глаза на арестованных.
– Петька… – сказал Петька.
– Никита… – сказал Никита.
– Все правильно… – заключил лейтенант. – Дальше… Телогрейки. У одного синяя, у другого черная.
– Грязные у обоих, товарищ лейтенант, не разобрать.
– А ну, где у вас там есть чистое место? – спросил лейтенант. – Под мышками. Так. Все правильно: черная и синяя.
– Дя… – начал было Никита.
– Разговоры! – прервал его старшина.
– Ладно, – сказал лейтенант. – Сомнений быть не может. Время задержания… – Глянул на большие наручные часы. – Без пяти минут девять ноль-ноль… Запишем. – И карандашом записал на бумаге. – Следите за ними, товарищ старшина.
– Есть следить! У меня не сбегут, – ответил старшина.
Лейтенант обернулся к мотору, намотал на пусковое колесо тонкий ремешок, дернул его. Мотор сразу оглушил всех.
Не глядя на друзей, лейтенант развернул лодку, и, рассекая мутную туринскую воду, лодка стремительно полетела вверх по течению, а за ней так же стремительно понеслась арестованная долбленка.
Петька ждал каких-нибудь решений от начальника штаба. Но начальник глядел за борт, в искрящееся на желтой волне солнце, и никаких решений не принимал.
Весть о преступлении
Лодка шла так быстро, что минут через сорок уже показались Гуменки.
Петька заметил на берегу двух человек, один из которых был тоже в милицейской форме и сигналил руками: не то «я здесь!», не то «сюда!»
Это уж показалось вовсе не к добру, и Петька понадеялся, что милиционеры не заметят сигналов, но глянул сначала на лейтенанта, потом на старшину и убедился, что они видели все раньше него.
С заглохшим мотором лодка мягко выскочила носом на прибрежную гальку. Лейтенант придержал рукой долбленку, чтобы та не ударила в корму.
Милиционер на берегу отдал честь. Лейтенант тоже отдал честь и вышел на гальку. Старшина выпрыгнул сразу, как только лодка причалила.
– Чепэ, товарищ лейтенант! – доложил милиционер, по требованию которого лодка причалила к берегу. Штатский рядом с ним был, видимо, из колхозников. И только испуганно моргал глазами.
– Слушаю… – коротко сказал лейтенант.
– Покушение на убийство, – доложил милиционер. – Ограблен кассир сберкассы. Ехал с деньгами из района. Два выстрела: один пулевой, другой из дробовика.
– Кассир жив? – сразу спросил лейтенант.
– Жив. Пуля попала в лошадь, а его только поцарапало дробью. Но потерял сознание, когда падал с лошади. Это, думаю, и спасло его. Теперь уже в сознании.
– Денег много? – спросил лейтенант.
– Так точно, – доложил милиционер. – Около семи тысяч.
– Ничего не трогали на месте?
– Никак нет! Поставили охрану из колхозников.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87