– Куитрегард улыбнулся.– В доме будет чисто прибрано, потому что туда каждый день приходит женщина наводить порядок. Вещи будут разложены по местам, но вам бросится в глаза, что все они видали виды. Ему страшно даже подумать о каких-нибудь тратах, исключение составляет только коллекция старых карт.
– Он просто чудак или речь идет о чем-то более серьезном?
– С головой у него все в порядке. Пожалуй, я не назвал бы его и чудаком: он ведь процветающий банкир, которому люди доверяют свои деньги. Оригинал – это да. И оригинальность его, пожалуй, сводится к абсолютной упорядоченности существования. Он похож на философа Канта, который, говорят, придерживался такого строгого распорядка, что горожане, его соседи, проверяли по нему часы.
– А есть ли причины для такой его пунктуальности и замкнутого образа жизни?
– И то и другое – от страха перед грабителями. Болтают, что мистер Стоунекс держит свое состояние в наличных и золоте и спрятано оно в доме. Не могу сказать, так это или не так. Я бы скорее поверил, что он хранит свои ценности в кладовой в банке. Но горожане считают иначе, и причина, как я полагаю, в том, к каким изощренным мерам он прибегает, чтобы обезопасить себя от грабителей. А теперь, вероятно, он и не может поступать иначе, раз уж ходят слухи, что в его доме есть чем поживиться.
Куитрегард засмеялся, и я улыбнулся в ответ:
– А в чем эти меры заключаются?
– Он никого к себе не приглашает. Ваш случай – из ряда вон выдающийся.– Куитрегард привстал и отвесил мне шутливый полупоклон. Он нравился мне все больше и больше.– Дом никогда не остается пустым, а сам хозяин покидает его, только когда идет в банк. Ключи, в единственном комплекте, он носит при себе на цепочке, запасных нет ни у кого, даже у старой женщины, миссис Баббош, которая приходит каждый день, чтобы сделать уборку, стирку и приготовить еду.
– Если у нее нет ключей, а мистер Стоунекс большую часть дня проводит в банке, как она попадает в дом и как уходит?
– Очень хороший вопрос. Это од на из самых оригинальных деталей того образа жизни, который избрал для себя старый джентльмен. Он впускает прислугу в семь, и она готовит ему завтрак. В полвосьмого он уходит и запирает ее в доме.
– И она весь день сидит взаперти?
– Нет, в полдень он возвращается на ленч. Все окна в доме забраны ставнями и заперты, так что старушка никого не может впустить. Несколько часов после полудня она бывает свободна, так как обед приносит официант из соседней гостиницы. Приходит он ровно в четыре, с боем часов. Хозяин отпирает дверь только в установленные часы: в семь, в четыре и в шесть, когда миссис Баббош возвращается, а он убывает в банк. В девять мистер Стоунекс приходит из банка и выпускает прислугу.
– Вчера он упоминал про обед. Кажется, он сказал, что ждет обеда, однако было много позже четырех: я вышел отсюда в четверть пятого, когда ваш сослуживец запирал библиотеку.
Куитрегард улыбнулся:
– Наверное, вы его неправильно поняли. Уверяю: если бы в его дневном распорядке возникли хоть малейшие отклонения, весь город только об этом бы и судачил.
– Эта строгость расписания побуждает задуматься. Интересно, не было ли в его прошлой жизни вещей, от которых он нынче пытается спрятаться.
Молодой человек глянул на меня с недоумением.
– Иногда люди подчиняют свою жизнь заведенному порядку, чтобы отгородиться от болезненных воспоминаний.– (В худшие времена я и сам превратил себя в кукушку из часов: вставал из-за стола или выходил из кабинета, только чтобы поесть, прочитать лекцию или дать консультацию студентам. Юноша библиотекарь явно не понимал, о чем я говорю, и я оставил эту тему.) – Как долго он ведет такое существование?
– Скрягой и отшельником он был всю жизнь, но к особым ухищрениям обратился лет восемь или девять назад.
– Если у него нет родственников, то что он собирается делать со всем этим, так тщательно сбереженным добром?
– Все горожане хотели бы знать ответ на этот вопрос.
– И ни у кого нет никаких предположений? – спросил я с улыбкой.
– Горожане подозревают – вернее, надеются, – что он оставит наследство фонду собора, для своей старой школы. К ней он, на свой сдержанный манер, питает привязанность, так как пережил трудное детство и один или двое из его учителей были к нему очень добры.
Пробили соборные часы, и я поднялся:
– Что ж, было очень приятно, но мне пора за работу. Куитрегард тоже встал:
– Вы собираетесь опять рыться в подземном хранилище?
– Ну да.– После того, что я ему рассказал, меня удивил этот вопрос.
На мгновение Куитрегард замялся, словно желал, но не решался что-то сказать, потом усмехнулся и произнес:
– Как бы вам не замерзнуть. Поумранса пока нет. По четвергам он обычно опаздывает: знает, что доктор Локард будет занят из-за собрания капитула.
Поблагодарив за кофе, я отправился вниз, к кипам ветшавших рукописей, и возобновил работу. Вопрос Куитрегарда был, по всей видимости, праздным, но он заставил меня задуматься: а прав ли я, ведя этот усердный поиск? Тень сомнения появилась еще во время нашего разговора. Библиотекарь вел себя довольно странно: отменил приглашение на обед, сегодняшнюю совместную работу, да и, судя по словам Куитрегарда, отряжать мне в помощь своих сотрудников тоже не собирался. А если доктор Локард – одержимый научным соперничеством и изощренным интриганством – не желает, чтобы я откопал в его библиотеке манускрипт Гримбалда? Если он вознамерился сам отыскать этот манускрипт? Неосторожное замечание миссис Систерсон могло попасть в точку: разве не унизительно для доктора Локарда, если важное открытие в библиотеке, под самым его носом, сделает чужак, и это когда он с помощниками вот-вот возьмется за каталогизацию оставшихся материалов! Остин предупреждал меня о его амбициях, намекал и на неразборчивость в средствах; с первым я согласился, второе же отрицал. Не был ли я наивен? Не дал ли мне доктор Локард коварный совет, следуя которому я зря потеряю время? Не поступает ли он со мной так, как, согласно его же предположению, поступал Пеппердайн с Булливантом? Быть может, он решил взяться за исследования англосаксонской истории – не странное ли иначе совпадение, что он прочел мою статью в сборнике и ответ Скаттарда?
Все утро я рылся в кучах покрытых паутиной, ветхих манускриптов, причем Поумранс так и не явился, что усложнило мою задачу, хотя рассчитывать можно было только на его физическую, но никак не интеллектуальную поддержку. В полдень я покинул библиотеку и пустился в нелегкий путь по снегу, который под ногами прохожих сначала превратился в слякоть, а потом смерзся в неровную грязную массу. Я решил отправиться на ленч в гостиницу, где ел накануне, но в бар на сей раз не зашел.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101
– Он просто чудак или речь идет о чем-то более серьезном?
– С головой у него все в порядке. Пожалуй, я не назвал бы его и чудаком: он ведь процветающий банкир, которому люди доверяют свои деньги. Оригинал – это да. И оригинальность его, пожалуй, сводится к абсолютной упорядоченности существования. Он похож на философа Канта, который, говорят, придерживался такого строгого распорядка, что горожане, его соседи, проверяли по нему часы.
– А есть ли причины для такой его пунктуальности и замкнутого образа жизни?
– И то и другое – от страха перед грабителями. Болтают, что мистер Стоунекс держит свое состояние в наличных и золоте и спрятано оно в доме. Не могу сказать, так это или не так. Я бы скорее поверил, что он хранит свои ценности в кладовой в банке. Но горожане считают иначе, и причина, как я полагаю, в том, к каким изощренным мерам он прибегает, чтобы обезопасить себя от грабителей. А теперь, вероятно, он и не может поступать иначе, раз уж ходят слухи, что в его доме есть чем поживиться.
Куитрегард засмеялся, и я улыбнулся в ответ:
– А в чем эти меры заключаются?
– Он никого к себе не приглашает. Ваш случай – из ряда вон выдающийся.– Куитрегард привстал и отвесил мне шутливый полупоклон. Он нравился мне все больше и больше.– Дом никогда не остается пустым, а сам хозяин покидает его, только когда идет в банк. Ключи, в единственном комплекте, он носит при себе на цепочке, запасных нет ни у кого, даже у старой женщины, миссис Баббош, которая приходит каждый день, чтобы сделать уборку, стирку и приготовить еду.
– Если у нее нет ключей, а мистер Стоунекс большую часть дня проводит в банке, как она попадает в дом и как уходит?
– Очень хороший вопрос. Это од на из самых оригинальных деталей того образа жизни, который избрал для себя старый джентльмен. Он впускает прислугу в семь, и она готовит ему завтрак. В полвосьмого он уходит и запирает ее в доме.
– И она весь день сидит взаперти?
– Нет, в полдень он возвращается на ленч. Все окна в доме забраны ставнями и заперты, так что старушка никого не может впустить. Несколько часов после полудня она бывает свободна, так как обед приносит официант из соседней гостиницы. Приходит он ровно в четыре, с боем часов. Хозяин отпирает дверь только в установленные часы: в семь, в четыре и в шесть, когда миссис Баббош возвращается, а он убывает в банк. В девять мистер Стоунекс приходит из банка и выпускает прислугу.
– Вчера он упоминал про обед. Кажется, он сказал, что ждет обеда, однако было много позже четырех: я вышел отсюда в четверть пятого, когда ваш сослуживец запирал библиотеку.
Куитрегард улыбнулся:
– Наверное, вы его неправильно поняли. Уверяю: если бы в его дневном распорядке возникли хоть малейшие отклонения, весь город только об этом бы и судачил.
– Эта строгость расписания побуждает задуматься. Интересно, не было ли в его прошлой жизни вещей, от которых он нынче пытается спрятаться.
Молодой человек глянул на меня с недоумением.
– Иногда люди подчиняют свою жизнь заведенному порядку, чтобы отгородиться от болезненных воспоминаний.– (В худшие времена я и сам превратил себя в кукушку из часов: вставал из-за стола или выходил из кабинета, только чтобы поесть, прочитать лекцию или дать консультацию студентам. Юноша библиотекарь явно не понимал, о чем я говорю, и я оставил эту тему.) – Как долго он ведет такое существование?
– Скрягой и отшельником он был всю жизнь, но к особым ухищрениям обратился лет восемь или девять назад.
– Если у него нет родственников, то что он собирается делать со всем этим, так тщательно сбереженным добром?
– Все горожане хотели бы знать ответ на этот вопрос.
– И ни у кого нет никаких предположений? – спросил я с улыбкой.
– Горожане подозревают – вернее, надеются, – что он оставит наследство фонду собора, для своей старой школы. К ней он, на свой сдержанный манер, питает привязанность, так как пережил трудное детство и один или двое из его учителей были к нему очень добры.
Пробили соборные часы, и я поднялся:
– Что ж, было очень приятно, но мне пора за работу. Куитрегард тоже встал:
– Вы собираетесь опять рыться в подземном хранилище?
– Ну да.– После того, что я ему рассказал, меня удивил этот вопрос.
На мгновение Куитрегард замялся, словно желал, но не решался что-то сказать, потом усмехнулся и произнес:
– Как бы вам не замерзнуть. Поумранса пока нет. По четвергам он обычно опаздывает: знает, что доктор Локард будет занят из-за собрания капитула.
Поблагодарив за кофе, я отправился вниз, к кипам ветшавших рукописей, и возобновил работу. Вопрос Куитрегарда был, по всей видимости, праздным, но он заставил меня задуматься: а прав ли я, ведя этот усердный поиск? Тень сомнения появилась еще во время нашего разговора. Библиотекарь вел себя довольно странно: отменил приглашение на обед, сегодняшнюю совместную работу, да и, судя по словам Куитрегарда, отряжать мне в помощь своих сотрудников тоже не собирался. А если доктор Локард – одержимый научным соперничеством и изощренным интриганством – не желает, чтобы я откопал в его библиотеке манускрипт Гримбалда? Если он вознамерился сам отыскать этот манускрипт? Неосторожное замечание миссис Систерсон могло попасть в точку: разве не унизительно для доктора Локарда, если важное открытие в библиотеке, под самым его носом, сделает чужак, и это когда он с помощниками вот-вот возьмется за каталогизацию оставшихся материалов! Остин предупреждал меня о его амбициях, намекал и на неразборчивость в средствах; с первым я согласился, второе же отрицал. Не был ли я наивен? Не дал ли мне доктор Локард коварный совет, следуя которому я зря потеряю время? Не поступает ли он со мной так, как, согласно его же предположению, поступал Пеппердайн с Булливантом? Быть может, он решил взяться за исследования англосаксонской истории – не странное ли иначе совпадение, что он прочел мою статью в сборнике и ответ Скаттарда?
Все утро я рылся в кучах покрытых паутиной, ветхих манускриптов, причем Поумранс так и не явился, что усложнило мою задачу, хотя рассчитывать можно было только на его физическую, но никак не интеллектуальную поддержку. В полдень я покинул библиотеку и пустился в нелегкий путь по снегу, который под ногами прохожих сначала превратился в слякоть, а потом смерзся в неровную грязную массу. Я решил отправиться на ленч в гостиницу, где ел накануне, но в бар на сей раз не зашел.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101