ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

"Можешь себе представить, - писал
Баратынский одному из своих друзей, - что меня больше всего изумляет во
всех этих письмах. Обилие мыслей. Пушкин - мыслитель. Можно ли было
ожидать. Это Пушкин предчувствовал".
Гений Пушкина мужал с каждым днем. Близкие друзья поэта это видели.
Князь Вяземский, умный и тонкий человек, писал Пушкину, что пройдя через
соблазны и греховные помыслы юности, он сберег в своей душе:
Пламень чистый и верховный...
...Все ясней, все безмятежней
Разливался свет в тебе, - писал Вяземский Пушкину.
"Если сам Пушкин думал так, то уж верно, это сущая истина" - заявил
однажды Гоголь. "Пушкин, - пишет митрополит Анастасий, - не был ни
философом, ни богословом и не любил дидактической поэзии. Однако он был
мудрецом, постигшим тайны жизни путем интуиции и воплощавшим свои
откровения в образной поэтической форме". Друг Пушкина Нащокин называл
Пушкина "человеком с необыкновенным умозрением" и одно из писем к Пушкину
закончил словами: "...Прощай, воскресение нравственного бытия моего". И
Пушкин мог бы стать воскресителем нравственного бытия не одного Нащокина, а
всего русского народа.
Силой своей гениальной интуиции и своего выдающегося ума Пушкин
проникал в тайны прошлого и грядущего и находил верное решение в самых
сложных вопросах. Эта способность его росла с каждым днем, с каждым годом.
Если бы судьба подарила ему еще 15-20 лет жизни, то вся последующая судьба
России могла бы стать иной, ибо гений Пушкина безошибочно различал верный
путь там, где остальные только беспомощно топтались или шли по неверному
пути.
"Когда он говорил о вопросах иностранной и отечественной политики, -
писал в некрологе о Пушкине знаменитый польский поэт Мицкевич, - можно было
думать, что слышите заматерелого в государственных делах человека".
Духовное развитие Пушкина - свидетель победы русского духа над теми
соблазнами, которые овладели душой образованного на европейский манер
русского человека когда он столкнулся с чуждой стихией европейской
культуры. "Он весь русский с головы до ног, - указывал Гоголь в "Переписке
с друзьями", - все черты нашей природы в нем отразились, и все окинуть
иногда одним словом, одним чутко найденным прилагательным именем, свойство
это в нем разрасталось постепенно, и он ОТКЛИКНУЛСЯ БЫ ПОТОМ ЦЕЛИКОМ НА ВСЮ
РУССКУЮ ЖИЗНЬ, также как он откликался на всякую отдельную ее черту".
Достоевский называл Пушкина "Великим и непонятым еще
предвозвестителем". "Пушкин, - пишет Достоевский, - как раз приходит в
самом начале правильного самосознания нашего, едва лишь начавшегося и
зародившегося в обществе нашем после целого столетия с Петровской реформы,
и появление его способствует освещению темной дороги нашей НОВЫМ,
НАПРАВЛЯЮЩИМ СВЕТОМ. В этом то смысле Пушкин есть пророчество и указание
(Достоевский. Дневник Писателя). "В Пушкине, - как правильно подчеркивает
А. Ющенко в своей работе "Пророческий дар русской литературы", - родились
все течения русской мысли и жизни, он поставил проблему России, и уже самой
постановкой вопроса предопределил способы его разрешения".
"...По моему, Пушкина мы еще и не начинали узнавать: это гений,
опередивший русское сознание еще слишком надолго. - Это был уж русский,
настоящий русский, сам, силою своего гения, переделавшийся в русского, а мы
и теперь все еще у хромого бочара учимся. Это был один из первых русских,
ощутивший в себе русского человека всецело, вырвавший его в себе и
показавший на себе, как должен глядеть русский человек, - и на народ свой,
и на семью русскую, и на Европу, и на хромого бочара, и на братьев славян.
Гуманнее, выше и трезвее взгляда нет и не было еще у нас ни у кого из
русских." (Достоевский. Дневник Писателя).
"...Впрочем, судя по ходу дел, вряд ли сербы скоро узнают этого
неизвестнейшего из всех великих русских людей, - так , я думаю, можно
определить нашего великого Пушкина, про которого у нас тысячи и десятки
тысяч из нашей интеллигенции до сих пор не знают, что это был таких великих
размеров поэт и русский человек." "Не было бы Пушкина, - замечает
Достоевский в другом месте "Дневника Писателя", - не определились бы, может
быть, с такою непоколебимой силой (в какой это явилось потом, хотя все еще
не у всех, а у очень лишь немногих) наша вера в нашу русскую
самостоятельность, наша сознательная уже теперь надежда на наши народные
силы, а затем и вера в грядущее самостоятельное назначение в семье
европейских народов". Современник Достоевского выдающийся критик А.
Григорьев, критик несравненно более глубокий, чем превознесенный Орденом
Русской Интеллигенции В. Белинский, справедливо утверждал, что: "Пушкин -
это наше все". "Он... представитель всего нашего душевного, особенного,
такого, что остается нашим душевным, особенным, после всех столкновений с
чужим, с другими мирами"
III. ПОЭТ И ЦАРЬ
I
Вскоре после восстания декабристов (20 января 1826 года) Пушкин
пишет Жуковскому: "Вероятно правительство удовлетворилось, что я к заговору
не принадлежу и с возмутителями 14 декабря связей политических не имел... Я
был масон в Кишиневской ложе, т.е. в той, за которую уничтожены в России
все ложи. Я, наконец, был в связи с большею частью нынешний заговорщиков.
Покойный Император, сослав меня, мог только упрекнуть меня в безверии..."
"Кажется можно сказать царю: Ваше Величество, если Пушкин не замешан, то
нельзя ли наконец позволить ему возвратиться?"
"Конечно, - пишет Пушкин Дельвигу в феврале того же года, - я ни в
чем не замешан, и, если правительству досуг подумать обо мне, то оно легко
в этом удостоверится. Но просить мне как-то совестно, особенно ныне, образ
мыслей моих известен. Гонимый шесть лет сряду, замаранный по службе
выключкою, сосланный в деревню за две строчки перехваченного письма, я,
конечно, не мог доброжелательствовать покойному царю, хотя и отдавал полную
справедливость его достоинствам. Но никогда я не проповедовал ни
возмущения; ни революции, - напротив..."
В письме к Жуковскому, написанному 7 марта, Пушкин опять
подчеркивает, что "Бунт и революция мне никогда не нравились, но я был в
связи почти со всеми, и в переписке со многими заговорщиками. Все
возмутительные рукописи ходили под моим именем, как все похабные ходят под
именем Баркова. Если бы я был потребован Комиссией, то я бы, конечно,
оправдался". "Вступление на престол Государя Николая Павловича подает мне
радостную надежду. Может быть Его Величеству угодно будет переменить мою
судьбу. Каков бы ни был мой образ мыслей, политический и религиозный, я
храню его про самого себя и не намерен безумно противоречить общепринятому
порядку и необходимости".
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267 268 269 270 271 272 273 274 275 276 277 278 279 280 281 282 283 284 285 286 287 288 289 290 291 292 293 294 295 296 297 298 299 300 301 302 303 304 305 306 307 308 309 310 311 312 313 314 315 316 317 318 319 320 321 322 323 324 325 326 327 328 329 330 331 332 333 334 335 336 337 338 339 340 341 342 343 344 345 346 347 348 349 350 351 352 353 354 355 356 357 358 359 360 361 362 363 364 365 366 367 368 369 370 371 372 373 374 375 376 377 378 379 380 381 382 383 384 385 386 387 388 389 390 391 392 393 394 395 396 397 398 399 400 401 402 403 404 405 406 407 408 409 410 411 412 413 414 415