Патриарх вспомнил, что
его предшественники становились между царем и жертвами его гнева,
печаловались за опальных, умаляли кровь. Адриан поднял икону Богородицы,
отправился к Петру в Преображенское. Но царь, завидев Патриарха, закричал
ему: "К чему эта икона? Разве твое дело приходить сюда? Убирайся скорее и
поставь икону на свое место. Быть может, я побольше тебя почитаю Бога и
Пресвятую Его Матерь".
Наступление на самостоятельность Церкви Петр вел день за днем.
Вскоре после смерти матери Петр перестает участвовать в религиозных
процессиях, в которых раньше обязательно принимали участие цари.
Отмена шествия в Неделю Ваий, крестных ходов на Богоявление, в
Цветную неделю было воспринято стрельцами как превышение Петром прав царя и
послужило основной причиной восстания стрельцов в 1698 году.
Начиная с 1695 года последний Патриарх Адриан уже прекратил
"обращения, послания, окружные грамоты к народу, да и не бесполезно ли было
это делать, когда властною рукой царя вводилось то, с чем боролся Патриарх:
иноземные обычаи, поругание русского платья и русского ношения бороды,
насмешка над церковным укладом жизни. Патриарх должен был молчать и стать
орудие царя в церковном управлении".
Но вынужденное бездействие и молчание Патриарха было не самое плохое
из числа тех унижений, которые Петр подготовлял Православию.
VIII. ЛОЖЬ О НЕИЗБЕЖНОЙ ГИБЕЛИ МОСКОВСКОЙ РУСИ
I
"Поведение Петра, его нелюбовь к Московской старине и "немецкий"
характер реформы, вооружили против Петра слепых ревнителей старины.
Представители "старой веры", раскольники, ненавидели Петра и почитали его
прямо Антихристом..." - так начинает проф. Платонов главу "Церковное
управление" в своем учебнике русской истории. Эта фраза является типичным
образчиком отношения дореволюционных русских историков-западников к
петровским реформам.
Разберем эту фразу в смысле ее исторической объективности и
национальной настроенности. Академик Платонов берет почему то в кавычки
слово "немецкий", желая, видимо, подчеркнуть, что реформы Петра не носили
сугубо подражательный характер. Петр, конечно, подражал немцам, как тогда
называли всех иностранцев. Церковная реформа Петра есть подражание
протестантскому западу и в этом смысле, конечно, она не русская, а
немецкая.
"Православие, с его ясностью, терпимостью, великой любовью ко всякой
Божьей твари на Божьей земле, с его ставкою на духовную свободу человека -
не вызывало в русском народе решительно никакой потребности вырабатывать
какое бы то ни было иное восприятие мира. Всякая философия в конечном счете
стремится выработать "цельное миросозерцание; к чему было вырабатывать
новое, когда старое, православное, нас вполне удовлетворяло.
...Поэтому в средневековой Руси мы не находим никаких попыток
заменить православное мировоззрение каким-нибудь иным мировоззрением,
религиозным или светским". (27)
П. Милюков совершенно неверно в своих "Очерках русской культуры"
утверждает, что будто бы Московская Русь не имела национального сознания.
На это совершенно ложное утверждение Милюкова И. Солоневич резонно
возражает, что П. Милюков совсем забывает о том, что данная эпоха
формулировала национальное сознание почти исключительно в религиозных
терминах.
"Идея Москвы - Третьего Рима - может показаться чрезмерной, может
показаться и высокомерной, но об отсутствии национального самосознания она
не говорит никак. Совершенно нелепа та теория отсутствия гражданственности
в Московской Руси, о которой говорят все историки, кажется, все без
исключения. Мысль о том, что московский царь может по своему произволу
переменить религию своих подданных показалась бы москвичам совершенно
идиотской мыслью. Но эта, идиотская для москвичей мысль, была вполне
приемлемой для тогдашнего запада. Вестфальский мир, закончивший
Тридцатилетнюю войну, установил знаменитое правило quius relio, eius
religio - чья власть, того и вера: государь властвует также и над религией
своих подданных; он католик - и они должны быть католиками. Он переходит в
протестантизм - должны перейти и они. Московский царь, по Ключевскому, имел
власть над людьми, но не имел власти над традицией, то есть над неписанной
конституцией Москвы. Так где же было больше гражданственности: в quius
relio, или в тех москвичах, которые ликвидировали Лжедимитрия за нарушение
московской традиции? "
Правда, во время раскола русская народная душа пережила сильную
драму. Ведь, как верно пишет Лев Тихомиров в главе "Противоречие принципов
Петровской эпохи", - "государственные принципы всякого народа тесно связаны
с его национальным самосознанием, с его представлениями о целях его
существования".
Карамзин пишет, что все реформы в Московской Руси делались
"постепенно, тихо, едва заметно, как естественное вырастание, без порывов
насилия. Мы заимствовали, но как бы нехотя, применяя все к нашему и новое
соединяя со старым".
"Деды наши уже в царствование Михаила и его сына присвоили себе
многие выгоды иноземных обычаев, но все еще оставались в тех мыслях, что
правоверный россиянин есть совершеннейший гражданин в мире, а святая Русь -
первое государство".
И. Солоневич очень верно отмечает в "Народной Монархии", что:
"Состояние общественной морали в Москве было не очень высоким - по
сравнению - не с сегодняшним, конечно, днем, а с началом двадцатого
столетия. Но в Европе оно было много ниже. Ключевский, и иже с ним, не
знать этого не могли. Это - слишком уж элементарно. Как слишком элементарен
и тот факт, что государственное устройство огромной Московской Империи было
неизмеримо выше государственного устройства петровской Европы,
раздиравшейся феодальными династическими внутренними войнами, разъедаемой
религиозными преследованиями, сжигавшей ведьм и рассматривавшей свое
собственное крестьянство, как двуногий скот - точка зрения, которую
петровские реформы импортировали и в нашу страну".
"План преобразования, если вообще можно говорить о плане, был
целиком взят с запада и так как если бы до Петра в России не существовало
вообще никакого общественного порядка, административного устройства и
управительного аппарата".
Произвести Московское государство из "небытия в бытие" Петр никак не
мог. "Комплексом неполноценности, - как справедливо отмечает И. Солоневич.
- Москва не страдала никак. Москва считала себя Третьим Римом, последним в
мире оплотом и хранителем истинного христианства. И Петровское
чинопроизводство "в люди" москвичу решительно не было нужно".
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267 268 269 270 271 272 273 274 275 276 277 278 279 280 281 282 283 284 285 286 287 288 289 290 291 292 293 294 295 296 297 298 299 300 301 302 303 304 305 306 307 308 309 310 311 312 313 314 315 316 317 318 319 320 321 322 323 324 325 326 327 328 329 330 331 332 333 334 335 336 337 338 339 340 341 342 343 344 345 346 347 348 349 350 351 352 353 354 355 356 357 358 359 360 361 362 363 364 365 366 367 368 369 370 371 372 373 374 375 376 377 378 379 380 381 382 383 384 385 386 387 388 389 390 391 392 393 394 395 396 397 398 399 400 401 402 403 404 405 406 407 408 409 410 411 412 413 414 415