Поэтому новшества могли появиться всякие.
– Фамилия?
– Чапчаков, – ответил второй самоходчик, тоже на мгновение задержавшись. Не поверив, генерал приподнял брови в вопросе, и стоящий перед ним офицер торопливо добавил: –Капитан Чапчаков.
– Братья?
Генерал действительно был удивлен и теперь даже не пытался этого скрывать. Всех советников, которые, меняясь (в отличие от него), третий год проходили через ведущую активные боевые действия армию братского государства, знать было невозможно. Более того, даже большинства их личных дел он не видел, полагаясь на тех подчиненных, для которых эта часть работы являлась главной. Но пропустить такое было странно: повторение нетривиальных фамилий должно было запомниться хоть кому-то.
– Так точно, товарищ генерал-лейтенант.
Майор был старшим, конечно; по его оценке – лет на шесть. Но все равно странно.
– Какова ваша должность здесь? – резко, отрывисто спросил он и опять отметил, что спрошенный им офицер ответил не сразу, словно подбирая слова.
– Военный советник при командире второй батареи.
– Я главный военный советник при КНА, – устало сказал генерал. – Никаких советских военных советников при командирах батарей здесь нет и быть не может. Еще есть советские военнослужащие в полку?
– Так точно.
На этот раз майор ответил совсем уж с убитым видом, будто его давили. Нарваться посреди Кореи, в нормальном тыловом марше, на неприятности в виде слишком осведомленного генерал-лейтенанта – это для него было, наверное, немного неожиданным.
–Кто?
Было странно, что майор не ответил сразу же, сам, когда вопрос был задан прямо и недвусмысленно.
– Старший сержант Ибрагимов. Инструктор-механик. Следует с тыловой колонной полка, – они должны быть километрах в пятнадцати позади.
– Ну что ж, понятно, – генерал удовлетворенно кивнул. Сомнений у него не осталось уже никаких, неясно было только, является ли и этот марш, передислокация драгоценнейшего полка тяжелых самоходок, прямо исполненной «советниками» инициативой Москвы, или он все же «настоящий».
– Товарищ полковник, – обратился он к корейцу на грубоватом, но понятном мунхвао, пусть и с заметной примесью северо-западного диалекта, оставшейся в его речи от самого первого учителя. – Ваши приказы, пожалуйста.
Тот молча достал из кармана потертой планшетки несколько желтоватых листков, подал. Адъютант сбоку включил электрический фонарик, осветив рубленый корейский машинописный шрифт. На взгляд генерала, и текст, и форма приказа были аутентичными; более того, он узнал подпись командующего армией, которому был переподчинен сейчас полк. Маршрут тоже был указан, и та точка, в которой они сейчас находились, соответствовала предписанной.
– Хорошо. Где танковый батальон?
Насколько он уловил, в приказе не было ни слова о «раздельном следовании», хотя настолько далеко от линии фронта, где шансов вступить в бой с ходу имелось не так много, в этом тоже не имелось ничего необычного. Просто придирка. Генерал уже понимал, что зря задерживает полк, подвергая его риску утром быть обнаруженным на марше, за чем незамедлительно последует удар с воздуха.
– Он проследовал этим же маршрутом на полчаса ранее, товарищ главный военный советник. У батальона опытный командир. С ними же, десантом на броне, осуществляет движение большая часть мотострелков.
– Хорошо. Продолжайте движение. Желаю удачи. Вы постойте, майор.
Дождавшись, пока откозырявший командир полка не исчезнет в темноте и за ним не последует капитан-«советник», генерал Разуваев коротким жестом показал адъютанту, чтобы тот включил фонарик снова.
– Хорошо, – снова сказал он, вглядевшись в черты лица майора Чапчакова. – Вы умело управляетесь с корейцами. Давно здесь?
– Меньше месяца, товарищ генерал-лейтенант.
«Вот-вот, – с удовлетворением сказал генерал про себя. – Что-то больно много непростых советников прибыло сюда за последний месяц».
– Самоходчик, танкист?
– Самоходчик.
– Хорошо, – снова повторил он. – Вы тоже можете следовать, и успеха вам в вашем деле. Я подумал, что это странно, что майором и капитаном командует старший лейтенант, но то что вы оба самоходчики, это вполне объясняет. Еще раз – удачи.
Уже уходя, генерал Разуваев не удержался и поглядел на выражение лица майора. Увиденное вполне его удовлетворило. Итак, он был прав. Москва играет в свою собственную игру на его поле, и ни одной настоящей фигуры, кроме Сталина, в ней на самом деле нет, одни пешки. И он сам – вовсе не исключение.
Узел 6.1
2 марта 1953 года
«Третья группа в составе 10 истребителей «МиГ-15Сбис» совершила посадку на аэродроме Аньдун и принята 913-м истребительным авиационным полком к 11 часам 00 минутам 2 марта».
Это формальная фраза, появившаяся в журнале боевых действий, занесенная в нее твердой рукой командира полка, не значила почти ничего. Если использовать нормальные мерки, то полк почти не был боеспособен. Даже небо над ВВП прикрывали «МиГи» 535-го полка, которому (за исключением его «ночной» 1-й авиаэскадрильи) это задание было поставлено командованием дивизии как приоритетная боевая задача. Все 30 машин прибыли в течение нескольких часов, тремя группами. Руководителем полетов на Аньдун был сегодня подполковник из штаба 32-й ИАД, и к тому моменту, когда благополучно приземлился последний самолет, его френч можно было выжимать от пота.
– Все... – сам утирающий лицо, штурман полка устало потянулся. С начала дня он занимался возложенной на него командиром полка частью передачи техники, а теперь ее приемом от перегонщиков. Еще до рассвета летчики из 781-го ИАПа прибыли автоколонной, чтобы забрать заслуженные «МиГи» с выцветшими и многократно подкрашенными бортовыми номерами, каждый из которых что-то говорил отвоевавшим на них не один месяц летчикам 913-го. Новые машины имели номера синего цвета – тоже трехзначные, все вразбивку, без четко прослеживаемой системы. Впрочем, особого значения это не имело – позывные у летчиков в любом случае должны были остаться старые: летчик старший лейтенант Александров и техник Слободков – «шестьдясят девятый», летчик старший лейтенант Асеев и техник Урвачёв – «пятьдесят седьмой», и так далее по алфавитному списку. Иначе не успеет кто-то среагировать в воздухе на указание ведущего (или наоборот, предупреждение ведомого) – и все, конец.
Подойдя к окошку фанзы, подполковник Лисицын увидел, как отъезжает от взлетно-посадочной полосы обязательная на любом, самом убогом взлетном поле санитарная машина. В Аньдуне сейчас было шумно и весело. Прямо в торце ближайшей к нему ВПП заканчивала вкапываться в мерзлый каменистый грунт прибывшая вечером предшествовавшего дня и уже полностью развернутая батарея 85-мм зениток с советскими расчетами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169
– Фамилия?
– Чапчаков, – ответил второй самоходчик, тоже на мгновение задержавшись. Не поверив, генерал приподнял брови в вопросе, и стоящий перед ним офицер торопливо добавил: –Капитан Чапчаков.
– Братья?
Генерал действительно был удивлен и теперь даже не пытался этого скрывать. Всех советников, которые, меняясь (в отличие от него), третий год проходили через ведущую активные боевые действия армию братского государства, знать было невозможно. Более того, даже большинства их личных дел он не видел, полагаясь на тех подчиненных, для которых эта часть работы являлась главной. Но пропустить такое было странно: повторение нетривиальных фамилий должно было запомниться хоть кому-то.
– Так точно, товарищ генерал-лейтенант.
Майор был старшим, конечно; по его оценке – лет на шесть. Но все равно странно.
– Какова ваша должность здесь? – резко, отрывисто спросил он и опять отметил, что спрошенный им офицер ответил не сразу, словно подбирая слова.
– Военный советник при командире второй батареи.
– Я главный военный советник при КНА, – устало сказал генерал. – Никаких советских военных советников при командирах батарей здесь нет и быть не может. Еще есть советские военнослужащие в полку?
– Так точно.
На этот раз майор ответил совсем уж с убитым видом, будто его давили. Нарваться посреди Кореи, в нормальном тыловом марше, на неприятности в виде слишком осведомленного генерал-лейтенанта – это для него было, наверное, немного неожиданным.
–Кто?
Было странно, что майор не ответил сразу же, сам, когда вопрос был задан прямо и недвусмысленно.
– Старший сержант Ибрагимов. Инструктор-механик. Следует с тыловой колонной полка, – они должны быть километрах в пятнадцати позади.
– Ну что ж, понятно, – генерал удовлетворенно кивнул. Сомнений у него не осталось уже никаких, неясно было только, является ли и этот марш, передислокация драгоценнейшего полка тяжелых самоходок, прямо исполненной «советниками» инициативой Москвы, или он все же «настоящий».
– Товарищ полковник, – обратился он к корейцу на грубоватом, но понятном мунхвао, пусть и с заметной примесью северо-западного диалекта, оставшейся в его речи от самого первого учителя. – Ваши приказы, пожалуйста.
Тот молча достал из кармана потертой планшетки несколько желтоватых листков, подал. Адъютант сбоку включил электрический фонарик, осветив рубленый корейский машинописный шрифт. На взгляд генерала, и текст, и форма приказа были аутентичными; более того, он узнал подпись командующего армией, которому был переподчинен сейчас полк. Маршрут тоже был указан, и та точка, в которой они сейчас находились, соответствовала предписанной.
– Хорошо. Где танковый батальон?
Насколько он уловил, в приказе не было ни слова о «раздельном следовании», хотя настолько далеко от линии фронта, где шансов вступить в бой с ходу имелось не так много, в этом тоже не имелось ничего необычного. Просто придирка. Генерал уже понимал, что зря задерживает полк, подвергая его риску утром быть обнаруженным на марше, за чем незамедлительно последует удар с воздуха.
– Он проследовал этим же маршрутом на полчаса ранее, товарищ главный военный советник. У батальона опытный командир. С ними же, десантом на броне, осуществляет движение большая часть мотострелков.
– Хорошо. Продолжайте движение. Желаю удачи. Вы постойте, майор.
Дождавшись, пока откозырявший командир полка не исчезнет в темноте и за ним не последует капитан-«советник», генерал Разуваев коротким жестом показал адъютанту, чтобы тот включил фонарик снова.
– Хорошо, – снова сказал он, вглядевшись в черты лица майора Чапчакова. – Вы умело управляетесь с корейцами. Давно здесь?
– Меньше месяца, товарищ генерал-лейтенант.
«Вот-вот, – с удовлетворением сказал генерал про себя. – Что-то больно много непростых советников прибыло сюда за последний месяц».
– Самоходчик, танкист?
– Самоходчик.
– Хорошо, – снова повторил он. – Вы тоже можете следовать, и успеха вам в вашем деле. Я подумал, что это странно, что майором и капитаном командует старший лейтенант, но то что вы оба самоходчики, это вполне объясняет. Еще раз – удачи.
Уже уходя, генерал Разуваев не удержался и поглядел на выражение лица майора. Увиденное вполне его удовлетворило. Итак, он был прав. Москва играет в свою собственную игру на его поле, и ни одной настоящей фигуры, кроме Сталина, в ней на самом деле нет, одни пешки. И он сам – вовсе не исключение.
Узел 6.1
2 марта 1953 года
«Третья группа в составе 10 истребителей «МиГ-15Сбис» совершила посадку на аэродроме Аньдун и принята 913-м истребительным авиационным полком к 11 часам 00 минутам 2 марта».
Это формальная фраза, появившаяся в журнале боевых действий, занесенная в нее твердой рукой командира полка, не значила почти ничего. Если использовать нормальные мерки, то полк почти не был боеспособен. Даже небо над ВВП прикрывали «МиГи» 535-го полка, которому (за исключением его «ночной» 1-й авиаэскадрильи) это задание было поставлено командованием дивизии как приоритетная боевая задача. Все 30 машин прибыли в течение нескольких часов, тремя группами. Руководителем полетов на Аньдун был сегодня подполковник из штаба 32-й ИАД, и к тому моменту, когда благополучно приземлился последний самолет, его френч можно было выжимать от пота.
– Все... – сам утирающий лицо, штурман полка устало потянулся. С начала дня он занимался возложенной на него командиром полка частью передачи техники, а теперь ее приемом от перегонщиков. Еще до рассвета летчики из 781-го ИАПа прибыли автоколонной, чтобы забрать заслуженные «МиГи» с выцветшими и многократно подкрашенными бортовыми номерами, каждый из которых что-то говорил отвоевавшим на них не один месяц летчикам 913-го. Новые машины имели номера синего цвета – тоже трехзначные, все вразбивку, без четко прослеживаемой системы. Впрочем, особого значения это не имело – позывные у летчиков в любом случае должны были остаться старые: летчик старший лейтенант Александров и техник Слободков – «шестьдясят девятый», летчик старший лейтенант Асеев и техник Урвачёв – «пятьдесят седьмой», и так далее по алфавитному списку. Иначе не успеет кто-то среагировать в воздухе на указание ведущего (или наоборот, предупреждение ведомого) – и все, конец.
Подойдя к окошку фанзы, подполковник Лисицын увидел, как отъезжает от взлетно-посадочной полосы обязательная на любом, самом убогом взлетном поле санитарная машина. В Аньдуне сейчас было шумно и весело. Прямо в торце ближайшей к нему ВПП заканчивала вкапываться в мерзлый каменистый грунт прибывшая вечером предшествовавшего дня и уже полностью развернутая батарея 85-мм зениток с советскими расчетами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169