Море казалось пустынным, но это ничего не значило: с полдюжины сторожевиков могло ждать их сразу за границей видимости. Стоило минзагу отойти чуть мористее, и ветер ударил по-настоящему, раскачивая и швыряя маленький корабль из стороны в сторону. Выходит, он все же не ошибся с прогнозом на эту ночь. Пускай желудок подбрасывает к самому подбородку – это даже хорошо, потому что отвлекает от страха. Пусть половина наверняка малопривычной к такому шторму команды «травит» в шпигаты – лишь бы волны и ветер сыграли свою роль, отогнав от них хотя бы часть врагов. Лишь бы не пришлось раз за разом уклоняться от бесшумно скользящих теней, теряя и теряя мили и десятки минут.
Алексей приказал увеличить обороты, потому что волны замедляли движение неглубоко сидящего в воде корабля – с усилением ветра, воющего в снастях, шум дизеля уже не играл такой роли в риске быть обнаруженными.
Сзади начали что-то орать, и, разобрав английскую речь, Алексей волей-неволей отвлекся от наблюдения. Потом послышался звук удара. Полуобернувшись и с удовлетворением увидев, что сигнальщик даже не подумал оторвать бинокль от глаз, он подождал секунд тридцать. На мостик взобрался тот же старший капитан Ю, командир уничтоженной, но все же чего-то добившейся разведгруппы. За шиворот он тащил не слишком высокого человека, извивающегося в попытках сохранить равновесие на раскачивающейся палубе. Руки у пленного были связаны за спиной.
– Вот, – перевел Ли. – Это тот самый русский.
Народу на мостике образовалось уже чересчур много, сигнальщик наверняка устал не меньше его самого, а смену ему и замену себе поставить было уже некуда. «Несколько минут, – пообещал себе Алексей. – Потом прогоню».
– Ну?
Выпрямившись, связанный человек оказался не таким уж невысоким. Он помотал головой и произнес грамматически правильную, но бессмысленную фразу о кошке Мурке на кухне. Только из-за отсутствия света никто не увидел глупо-изумленного выражения на лице командира корабля – оно бы ему не пошло. Как и положено делать, когда не знаешь, что сказать, Алексей помолчал. Это оказалось правильным. Пленный начал пороть такую чушь, что осталось только махнуть рукой, обрывая его. Отдельные, ничего не значащие слова на русском, в основном исковерканные. Единственное, что прозвучало достаточно связно – это «я работаю хорошо».
– Старший капитан Ю просит вас спросить у него, кто такой товарищ Сун, – предложил Ли.
Пленный оглянулся на корейца и грустно сказал что-то про «сегодня» – остальное Алексею разобрать не удалось.
– Ладно, – сказал он, немного подумав. – Что ты не русский, это видно невооруженным глазом. Из какого лагеря?
На этот раз американец смолчал. Его было жалко.
– Похоже, это бывший военнопленный, – не дождавшись членораздельного ответа, объяснил Алексей разведчику и Ли. – Когда-то нахватался слов, да только позабыл с тех пор половину. Пленных американцев и британцев репатриировали по договору сорок пятого года – в августе, кажется. Но можно примерно догадаться, зачем он придумал сказать эту глупость про кошку...
Следующая секунда показала, что он был совершенно прав. Едва дослушав перевод, разведчик равнодушно пожал плечами и неуловимо легким движением извлек откуда-то из воздуха пистолет. «ППШ» висел у него за спиной, но старший капитан, видимо, решил сэкономить время.
– Стой! – дико заорал Алексей, рывком перемещаясь так, чтобы втиснуться на линию огня. Получилось это непроизвольно – зачем он делает такую глупость, он не думал ни секунды.
Кореец остановился, держа пистолет направленным куда-то в его сторону. Как Алексею с перепугу показалось – прямо в его голову. Странно, но несмотря на никуда не девшуюся темноту, все происходящее он воспринимал четко, до деталей. Наверняка разведчик мог выстрелить и в темноте, но стрелять он все же не стал, постояв мгновение без движения и затем чуть приподняв ствол вверх.
– Не надо, товарищ старший капитан. Я запрещаю.
Переварив короткий, уложившийся в одну фразу перевод опять не сумевшего сохранить бесстрастность Ли, тот спросил:
– Почему «запрещаете»?
– Потому что я командир корабля – четко объяснил Алексей. – Старший капитан, – это звание, насколько я помню, примерно равное моему. Но даже будь вы старший полковник или вообще генерал – все равно, выше меня по званию на моем корабле никого быть не может. Командир корабля в боевом походе обладает абсолютной властью. Ли, скажи, что я говорю это не для того, чтобы как-то обидеть его, а чтобы объяснить. Этого пленного расстрелять могу я – но не он. А я такого делать не собираюсь. Все ясно?
Командир разведчиков помолчал, потом посмотрел прямо на Алексея: тот увидел, как блеснули его глаза. Произнеся какую-то длинную фразу, на треть состоящую из неудобоваримых азиатских суффиксов, кореец козырнул, четко повернулся через левое плечо и исчез в темноте: только застучали о ступени трапа подошвы ботинок.
– Моя разведгруппа погибла в боях, прорываясь к цели и захватывая пленных. Со мной вышел только один боец. Еще одного, последнего, я оставил на полпути к месту, откуда вы нас должны были забрать. Он был тяжело ранен и не мог держать требовавшийся темп бега. Это был мой лучший, старый друг, мой заместитель. Один, раненый, с идущей по нашему следу погоней – он обречен. И скорее всего – уже мертв...
Ли замолчал, всасывая воздух и пытаясь вспомнить каждое сказанное ему слово. Алексей стоял, не шевелясь.
– Его звали капитан Квонг. Я тащил его сколько мог и дотащил бы, будь пленный один... Но их было двое: один был готов бежать при первом же подходящем случае, а второй был, возможно, русским. Мне пришлось выбирать.
Это было все. Дальше можно было додумать самому – в том числе и то, что старший капитан не сказал. Что они опоздали. Возможно, будь у разведчиков те тридцать-сорок минут, которые «Кёнсан-Намдо» под его командованием потратил на борьбу с волнами, на уклонение от потенциально смертельных теней вокруг, на все остальное – и оставленный разведчик сумел бы выдержать напряжение бега. Или чуть менее уставший командир сумел бы дотащить его на своей спине. Сорок минут – это очень много...
Машинально проведя рукой по изуродованному лицу (привычка, от которой Алексей никак не мог заставить себя избавиться), военный советник молча покачал головой. Он не мог чувствовать себя виноватым, потому что виноват не был, но разведчика можно было понять. Неизвестность – это иногда хуже, чем если бы его друг просто погиб у него на глазах. И что же это за задача, которая могла заставить его сделать такой выбор?.. Скорее всего, этого он не узнает никогда. Ничего страшного здесь нет, потому что даже одно то, что советскому военному советнику дали возможность выйти в боевой поход к вражескому побережью, через враждебное море – лишь бы не сорвать выполнение этой задачи, лишь бы не свести к нулю и так-то призрачные шансы на успех.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169
Алексей приказал увеличить обороты, потому что волны замедляли движение неглубоко сидящего в воде корабля – с усилением ветра, воющего в снастях, шум дизеля уже не играл такой роли в риске быть обнаруженными.
Сзади начали что-то орать, и, разобрав английскую речь, Алексей волей-неволей отвлекся от наблюдения. Потом послышался звук удара. Полуобернувшись и с удовлетворением увидев, что сигнальщик даже не подумал оторвать бинокль от глаз, он подождал секунд тридцать. На мостик взобрался тот же старший капитан Ю, командир уничтоженной, но все же чего-то добившейся разведгруппы. За шиворот он тащил не слишком высокого человека, извивающегося в попытках сохранить равновесие на раскачивающейся палубе. Руки у пленного были связаны за спиной.
– Вот, – перевел Ли. – Это тот самый русский.
Народу на мостике образовалось уже чересчур много, сигнальщик наверняка устал не меньше его самого, а смену ему и замену себе поставить было уже некуда. «Несколько минут, – пообещал себе Алексей. – Потом прогоню».
– Ну?
Выпрямившись, связанный человек оказался не таким уж невысоким. Он помотал головой и произнес грамматически правильную, но бессмысленную фразу о кошке Мурке на кухне. Только из-за отсутствия света никто не увидел глупо-изумленного выражения на лице командира корабля – оно бы ему не пошло. Как и положено делать, когда не знаешь, что сказать, Алексей помолчал. Это оказалось правильным. Пленный начал пороть такую чушь, что осталось только махнуть рукой, обрывая его. Отдельные, ничего не значащие слова на русском, в основном исковерканные. Единственное, что прозвучало достаточно связно – это «я работаю хорошо».
– Старший капитан Ю просит вас спросить у него, кто такой товарищ Сун, – предложил Ли.
Пленный оглянулся на корейца и грустно сказал что-то про «сегодня» – остальное Алексею разобрать не удалось.
– Ладно, – сказал он, немного подумав. – Что ты не русский, это видно невооруженным глазом. Из какого лагеря?
На этот раз американец смолчал. Его было жалко.
– Похоже, это бывший военнопленный, – не дождавшись членораздельного ответа, объяснил Алексей разведчику и Ли. – Когда-то нахватался слов, да только позабыл с тех пор половину. Пленных американцев и британцев репатриировали по договору сорок пятого года – в августе, кажется. Но можно примерно догадаться, зачем он придумал сказать эту глупость про кошку...
Следующая секунда показала, что он был совершенно прав. Едва дослушав перевод, разведчик равнодушно пожал плечами и неуловимо легким движением извлек откуда-то из воздуха пистолет. «ППШ» висел у него за спиной, но старший капитан, видимо, решил сэкономить время.
– Стой! – дико заорал Алексей, рывком перемещаясь так, чтобы втиснуться на линию огня. Получилось это непроизвольно – зачем он делает такую глупость, он не думал ни секунды.
Кореец остановился, держа пистолет направленным куда-то в его сторону. Как Алексею с перепугу показалось – прямо в его голову. Странно, но несмотря на никуда не девшуюся темноту, все происходящее он воспринимал четко, до деталей. Наверняка разведчик мог выстрелить и в темноте, но стрелять он все же не стал, постояв мгновение без движения и затем чуть приподняв ствол вверх.
– Не надо, товарищ старший капитан. Я запрещаю.
Переварив короткий, уложившийся в одну фразу перевод опять не сумевшего сохранить бесстрастность Ли, тот спросил:
– Почему «запрещаете»?
– Потому что я командир корабля – четко объяснил Алексей. – Старший капитан, – это звание, насколько я помню, примерно равное моему. Но даже будь вы старший полковник или вообще генерал – все равно, выше меня по званию на моем корабле никого быть не может. Командир корабля в боевом походе обладает абсолютной властью. Ли, скажи, что я говорю это не для того, чтобы как-то обидеть его, а чтобы объяснить. Этого пленного расстрелять могу я – но не он. А я такого делать не собираюсь. Все ясно?
Командир разведчиков помолчал, потом посмотрел прямо на Алексея: тот увидел, как блеснули его глаза. Произнеся какую-то длинную фразу, на треть состоящую из неудобоваримых азиатских суффиксов, кореец козырнул, четко повернулся через левое плечо и исчез в темноте: только застучали о ступени трапа подошвы ботинок.
– Моя разведгруппа погибла в боях, прорываясь к цели и захватывая пленных. Со мной вышел только один боец. Еще одного, последнего, я оставил на полпути к месту, откуда вы нас должны были забрать. Он был тяжело ранен и не мог держать требовавшийся темп бега. Это был мой лучший, старый друг, мой заместитель. Один, раненый, с идущей по нашему следу погоней – он обречен. И скорее всего – уже мертв...
Ли замолчал, всасывая воздух и пытаясь вспомнить каждое сказанное ему слово. Алексей стоял, не шевелясь.
– Его звали капитан Квонг. Я тащил его сколько мог и дотащил бы, будь пленный один... Но их было двое: один был готов бежать при первом же подходящем случае, а второй был, возможно, русским. Мне пришлось выбирать.
Это было все. Дальше можно было додумать самому – в том числе и то, что старший капитан не сказал. Что они опоздали. Возможно, будь у разведчиков те тридцать-сорок минут, которые «Кёнсан-Намдо» под его командованием потратил на борьбу с волнами, на уклонение от потенциально смертельных теней вокруг, на все остальное – и оставленный разведчик сумел бы выдержать напряжение бега. Или чуть менее уставший командир сумел бы дотащить его на своей спине. Сорок минут – это очень много...
Машинально проведя рукой по изуродованному лицу (привычка, от которой Алексей никак не мог заставить себя избавиться), военный советник молча покачал головой. Он не мог чувствовать себя виноватым, потому что виноват не был, но разведчика можно было понять. Неизвестность – это иногда хуже, чем если бы его друг просто погиб у него на глазах. И что же это за задача, которая могла заставить его сделать такой выбор?.. Скорее всего, этого он не узнает никогда. Ничего страшного здесь нет, потому что даже одно то, что советскому военному советнику дали возможность выйти в боевой поход к вражескому побережью, через враждебное море – лишь бы не сорвать выполнение этой задачи, лишь бы не свести к нулю и так-то призрачные шансы на успех.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169