Тогда сработавший вышибной заряд поднимет ее в воздух на метр-полтора, и пространство вокруг на долю секунды переполнится несущимися с неуловимой глазом скоростью стальными стерженьками, любого из которых хватит, чтобы пробить лежащего человека насквозь. Каждую секунду пулеметчику далеко впереди может что-то послышаться, тогда он прошьет длинной очередью пространство перед собой – в нем вполне можешь оказаться и ты. Это тоже было уже «обычно», такое ощущение каждый из ползущих переживал далеко не в первый раз. На привыкнуть к нему все так же было нельзя. Совсем.
Через 40 минут разведгруппа добралась до первого ориентира – микроскопической ложбины, отличавшейся от окружающего ее пространства понижением рельефа всего на какую-то пару .метров. При свете дня и в мирное время это не имело бы почти никакого значения, но на войне и ночью такое место было драгоценностью, способной укрыть разведчиков, во-первых, от опасности, а во-вторых, еще и от сильного восточного ветра, несущего но насту снежные крупинки и забирающегося в самые глубокие щели между слоями одежды.
– Темп, товарищи, темп... – прошептал командир разведгруппы своим бойцам, когда все непроизвольно замерли, распластавшись на дне ложбины и пытаясь использовать для отдыха хотя бы секунду неподвижности. Это был только самый первый отрезок предстоящего им этой ночью пути, но усталость уже сказывалась.
– Нельзя отдыхать, некогда. Днем будем отдыхать...
Разведчики, находящиеся рядом с командиром, послушались беспрекословно. Остальные, расположившиеся в ложбине, имевшей вид вытянутого вперед неровного эллипса с командиром в фокусе, не услышали ничего, но поступили точно так же, как и первые: то есть поднялись и начали движение вперед.
Снег скапливался на дне углубления, способного лет так через десять превратиться в настоящий овраг, местами он оказался почти по колено и передвигаться здесь было тяжело. На некоторых же участках земля обнажалась, очищенная прихотью ветра, и тогда излишняя белизна маскхалатов бросалась в глаза. Люди передвигались согнувшись, а время от времени, когда это было удобнее, и на четвереньках. Никого такое не смешило, поскольку смеяться менее чем в двух сотнях метров в другую сторону от вражеских траншей не могло прийти в голову ни одному человеку, полагающему себя психически здоровым.
Теми – это было хорошее слово. Во всяком случае, подходящее. Чуть изогнутая к западу ложбина тянулась на полтораста метров – то расстояние, которое хорошо подготовленный солдат должен пробегать секунд за двадцать пять. Разведгруппа прошла ее за три-четыре минуты, и командир счел, что этот темп является просто отличным. Дальше пошло хуже. Следующие метров триста опять пришлось ползти. То с одной, то с другой стороны звучали одиночные выстрелы винтовок, а вдобавок к этому лисынмаповцы время от времени выдавали «дежурные», ни в кого особо не нацеленные пулеметные очереди, пересекающее темное небо наискосок.
– Темп... – произнес он еще раз через десяток минут, задыхаясь от усилий. Это было важно. В рейде за линию фронта, подобном сегодняшнему, против разведчиков играло все: в первую очередь мешающий двигаться снег, а так же обилие боеприпасов и неограниченное количество осветительных ракет, которыми располагали занимавшие передовые траншеи части 3-й южнокорейской дивизии – измотанной и обескровленной, но обладающей отлично подготовленным личным составом и наиболее, наверное, опытными боевыми командирами младшего и среднего звена во всей армии Республики Корея. Конечно, если не считать спецподразделений – вроде их собственного.
На руку разведчикам были разве что паршивая погода и сильный ветер, заставляющий вражеских наблюдателей и часовых больше защищать глаза, чем смотреть вперед, и не дающий им возможности слушать. Но этого было мало, а темпа все равно не хватало. Почти непрерывно, с короткими пропусками на ранения, воевавший с 1937-го по 1945-й, и затем с 1950 года и по сегодняшний день, командир разведгруппы, как и большинство его бойцов, совершенно четко осознавал, что если группа не сумеет выйти на нужную точку к рассвету – им всем конец. И это еще полбеды. В отличие от рядовых разведчиков, он был осведомлен о задаче группы и значении их успеха настолько полно, насколько это было безопасно для дела. Собой и своими ребятами, многие из которых были ему дороже родных братьев, командир разведчиков пожертвовал бы абсолютно без колебаний, но... Само по себе это задачу не выполнит. Они должны дойти до цели, сделать то, ради чего их послали, и пройти хотя бы полпути назад – и вот только после этого можно будет умереть с чувством исполненного долга. Удовлетворенно и спокойно, как умирают солдаты, уже убившие врагов за себя и за тех, кому не повезло, и тем самым искупившие свой долг перед страной.
– Темп, ребята...
Он уже не приказывал – почти просил. Ночь сливалась в одну безликую темную массу, прерываемую обычными здесь деталями – качающимися в небе разноцветными осветительными ракетами, плывущими в вышине пулеметными трассами и совершенно не связанными с ними звуками очередей и отдельными выстрелами слева и справа. Впереди было тихо. Сравнительно. Даже обострившийся до предела слух, одно из главных достоинств хорошего разведчика, будь он увешан оружием хоть с головы до ног, помогал сейчас не слишком: несколько часов движения – безостановочного и почти на пределе возможной скорости – забивали его пульсирующей гонкой крови в сосудах. А кроме того, был и ветер.
К полуночи командир разведгруппы осознал, что если он немедленно не даст себе отдохнуть, то сию минуту умрет – на месте и сразу. Но поскольку такая мысль приходила ему в голову и раньше, то он ее спокойно проигнорировал и продолжал ползти.
– Пак, – позвал командира боец-ханец, догнавший его несколькими уверенными движениями тела минут через пять после того, как эта мысль пришла в голову во второй раз. – Ты убиваешь ребят. Нам нужен привал. Я понимаю, что надо спешить, пока ночь такая темная и ветреная, но мы все равно не успеем, если выдохнемся сейчас. Ты знаешь, я никогда бы не сказал такое, но уже пора.
Они оба застыли на половине движения, чуть приподняв головы и опираясь на предплечья, как смотрят по сторонам ящерицы. Мгновения почти полной неподвижности были потрачены обоими на то, чтобы перевести дыхание, и хотя от этого командиру разведчиков стало на мгновение стыдно перед собой, заставить себя не наслаждаться этим он не сумел.
– Хорошо, – сказал он через секунду, стараясь, чтобы голос прозвучал ровнее. – Десять минут. Или столько, сколько нужно будет, чтобы перевалить вон туда...
Он показал движением пальца, и боец сморщился.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169
Через 40 минут разведгруппа добралась до первого ориентира – микроскопической ложбины, отличавшейся от окружающего ее пространства понижением рельефа всего на какую-то пару .метров. При свете дня и в мирное время это не имело бы почти никакого значения, но на войне и ночью такое место было драгоценностью, способной укрыть разведчиков, во-первых, от опасности, а во-вторых, еще и от сильного восточного ветра, несущего но насту снежные крупинки и забирающегося в самые глубокие щели между слоями одежды.
– Темп, товарищи, темп... – прошептал командир разведгруппы своим бойцам, когда все непроизвольно замерли, распластавшись на дне ложбины и пытаясь использовать для отдыха хотя бы секунду неподвижности. Это был только самый первый отрезок предстоящего им этой ночью пути, но усталость уже сказывалась.
– Нельзя отдыхать, некогда. Днем будем отдыхать...
Разведчики, находящиеся рядом с командиром, послушались беспрекословно. Остальные, расположившиеся в ложбине, имевшей вид вытянутого вперед неровного эллипса с командиром в фокусе, не услышали ничего, но поступили точно так же, как и первые: то есть поднялись и начали движение вперед.
Снег скапливался на дне углубления, способного лет так через десять превратиться в настоящий овраг, местами он оказался почти по колено и передвигаться здесь было тяжело. На некоторых же участках земля обнажалась, очищенная прихотью ветра, и тогда излишняя белизна маскхалатов бросалась в глаза. Люди передвигались согнувшись, а время от времени, когда это было удобнее, и на четвереньках. Никого такое не смешило, поскольку смеяться менее чем в двух сотнях метров в другую сторону от вражеских траншей не могло прийти в голову ни одному человеку, полагающему себя психически здоровым.
Теми – это было хорошее слово. Во всяком случае, подходящее. Чуть изогнутая к западу ложбина тянулась на полтораста метров – то расстояние, которое хорошо подготовленный солдат должен пробегать секунд за двадцать пять. Разведгруппа прошла ее за три-четыре минуты, и командир счел, что этот темп является просто отличным. Дальше пошло хуже. Следующие метров триста опять пришлось ползти. То с одной, то с другой стороны звучали одиночные выстрелы винтовок, а вдобавок к этому лисынмаповцы время от времени выдавали «дежурные», ни в кого особо не нацеленные пулеметные очереди, пересекающее темное небо наискосок.
– Темп... – произнес он еще раз через десяток минут, задыхаясь от усилий. Это было важно. В рейде за линию фронта, подобном сегодняшнему, против разведчиков играло все: в первую очередь мешающий двигаться снег, а так же обилие боеприпасов и неограниченное количество осветительных ракет, которыми располагали занимавшие передовые траншеи части 3-й южнокорейской дивизии – измотанной и обескровленной, но обладающей отлично подготовленным личным составом и наиболее, наверное, опытными боевыми командирами младшего и среднего звена во всей армии Республики Корея. Конечно, если не считать спецподразделений – вроде их собственного.
На руку разведчикам были разве что паршивая погода и сильный ветер, заставляющий вражеских наблюдателей и часовых больше защищать глаза, чем смотреть вперед, и не дающий им возможности слушать. Но этого было мало, а темпа все равно не хватало. Почти непрерывно, с короткими пропусками на ранения, воевавший с 1937-го по 1945-й, и затем с 1950 года и по сегодняшний день, командир разведгруппы, как и большинство его бойцов, совершенно четко осознавал, что если группа не сумеет выйти на нужную точку к рассвету – им всем конец. И это еще полбеды. В отличие от рядовых разведчиков, он был осведомлен о задаче группы и значении их успеха настолько полно, насколько это было безопасно для дела. Собой и своими ребятами, многие из которых были ему дороже родных братьев, командир разведчиков пожертвовал бы абсолютно без колебаний, но... Само по себе это задачу не выполнит. Они должны дойти до цели, сделать то, ради чего их послали, и пройти хотя бы полпути назад – и вот только после этого можно будет умереть с чувством исполненного долга. Удовлетворенно и спокойно, как умирают солдаты, уже убившие врагов за себя и за тех, кому не повезло, и тем самым искупившие свой долг перед страной.
– Темп, ребята...
Он уже не приказывал – почти просил. Ночь сливалась в одну безликую темную массу, прерываемую обычными здесь деталями – качающимися в небе разноцветными осветительными ракетами, плывущими в вышине пулеметными трассами и совершенно не связанными с ними звуками очередей и отдельными выстрелами слева и справа. Впереди было тихо. Сравнительно. Даже обострившийся до предела слух, одно из главных достоинств хорошего разведчика, будь он увешан оружием хоть с головы до ног, помогал сейчас не слишком: несколько часов движения – безостановочного и почти на пределе возможной скорости – забивали его пульсирующей гонкой крови в сосудах. А кроме того, был и ветер.
К полуночи командир разведгруппы осознал, что если он немедленно не даст себе отдохнуть, то сию минуту умрет – на месте и сразу. Но поскольку такая мысль приходила ему в голову и раньше, то он ее спокойно проигнорировал и продолжал ползти.
– Пак, – позвал командира боец-ханец, догнавший его несколькими уверенными движениями тела минут через пять после того, как эта мысль пришла в голову во второй раз. – Ты убиваешь ребят. Нам нужен привал. Я понимаю, что надо спешить, пока ночь такая темная и ветреная, но мы все равно не успеем, если выдохнемся сейчас. Ты знаешь, я никогда бы не сказал такое, но уже пора.
Они оба застыли на половине движения, чуть приподняв головы и опираясь на предплечья, как смотрят по сторонам ящерицы. Мгновения почти полной неподвижности были потрачены обоими на то, чтобы перевести дыхание, и хотя от этого командиру разведчиков стало на мгновение стыдно перед собой, заставить себя не наслаждаться этим он не сумел.
– Хорошо, – сказал он через секунду, стараясь, чтобы голос прозвучал ровнее. – Десять минут. Или столько, сколько нужно будет, чтобы перевалить вон туда...
Он показал движением пальца, и боец сморщился.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169