Это заняло секунду.
– Пак!
Не обратив внимания на ящерицей подползшего к нему «военинженера» Петрова, старший капитан перекувырнулся на земле и накрыл собой американца – по счастью, не успевшего встать на ноги по команде. Сверху навалился русский, и они лежали втроем, вздрагивая, когда близкий разрыв осыпал их комьями вывернутой из-под снега промерзшей земли, каждый момент ожидая, что какая-нибудь из мин ляжет точно в их кучу, разметав и исковеркав всех троих.
Привыкнуть к этому было невозможно, поэтому старший капитан Ю просто ждал, зная, что конец приходит всему. Потом огневой налет угас – сразу, как будто ветром задуло пламя в костре.
– Живые?
Кто-то подбежал, наклонился, потрогал. Найдя силы, Ю приподнялся, взглянув сначала на пленного (по ругательствам было ясно, что тот жив и даже цел) и только потом на спросившего. Это оказался командир корабля, вывезшего их «с той стороны». Как его там, «товарищ До Вы». Вид у товарища был непростой: лицо абсолютно белое, меловое, но сам он при этом совершенно уверенный и едва ли не счастливый. Так, во всяком случае, старшему капитану показалось, хотя делать выводы из выражения лица европейцев – занятие малопродуктивное. Правая рука моряка висла как плеть, левой, закинув автомат за спину стволом вниз, он зажимал разодранное плечо. Потом подбежал еще один – коренастый, широкоплечий, не такой уже молодой мужик лет по крайней мере тридцати двух или тридцати трех. Он тоже был из Советского Союза и тоже похож на азиата, хотя и поменьше ростом, чем инженер–старший лейтенант. Откуда он взялся, Ю вспомнить не сумел, хотя попытался. Вроде бы выпрыгнул из командирской самоходки, а может быть, и нет. Раны выли и кричали о себе, и хотя усилия воли пока вполне хватало на то, чтобы не дать боли подавить контроль над собственным телом, думать при этом было все-таки тяжело.
– «Катюша», – быстро и внятно сказал этот человек. – Надо уходить, это или авиакорректировщик над нами, или...
Первое слово старший капитан понял: песня «Катюша» была настолько популярна в войсках, что некоторые пытались петь ее даже на русском. Кроме того, он знал, что так называют и установки реактивной артиллерии, поставляемые им из СССР. Применение их практически сошло на нет еще в 1952 году, но название осталось.
– Почему «Катюша»? – переспросил кто-то из остальных советских офицеров, а дальше разведчик не слушал, его подхватили и потащили сразу несколько рук.
Поредевшая сводная группа, оставив позади убитых, продвинулась еще метров на триста, прежде чем наткнуться на пикет. Объяснять ничего не было нужно: вид бегущих с юга на север людей, половина которых была ранена, говорил сам за себя. Именно поэтому старший в пикете боец, имеющий знаки различия ефрейтора КНА, остановил их всех и уложил в снег, не дав им сказать ни единого слова. Замаскирован пост был здорово, а двое из трех находящихся на нем бойцов имели автоматическое оружие, поэтому старший капитан сначала подчинился, убедился, что всем остальным хватило ума поступить так же, и только потом начал думать о том, чтобы объяснять, кто они такие и почему отходят, вместо того чтобы драться вместе с остальными там, где грохочет и рявкает.
Лишь когда ефрейтор расположил своих бойцов так, как это положено делать в подобных ситуациях, и разрешил ему говорить, старший капитан Ю, приподняв голову, попросил разрешения предъявить имеющиеся документы. Через минуту они были уже снова на ногах, пользуясь возможностью перебинтоваться чуть лучше, а бумаги русских товарищей («Всем военнослужащим и гражданским лицам... Оказывать всяческое содействие... Задача, имеющая важнейшее значение в деле обороны страны...» – прочитал он в очередной раз) окончательно решили вопрос. Пользуясь тем, что теперь его статус офицера сомнений не вызывал, Ю отдал приказ, подчиняющий ему ефрейтора и двух его бойцов. Временно войдя в состав официально все еще существующей разведгруппы специального назначения разведуправления КНА, трое бойцов выглядели на фоне остальных, как чистые, свежие тыловые крысы – но поскольку таковых в километре от линии огня не водилось, то старший капитан решил, что это приобретение может стать первым признаком того, что им вновь начинает везти.
– «Катюша», – это не то, что вы спросили, товарищ капитан-лейтенант, – на бегу объяснял Алексею Муса. На самом деле он вовсе не желал тратить силы на какой-то рассказ, но бегущий с выпяченный вперед челюстью моряк выглядел плохо. Отвлечь его стоило, хотя бы просто для того, чтобы не тащить на себе. Раненых и так было несколько человек, и хотя от ранений в ноги судьба их пока хранила, скорость передвижения упала почти на треть.
– Это с Ленинградского фронта, насколько я помню... У нас так называли, когда несколько минометов ведут беглый огонь по точечной цели... А не расползись мы – всех бы накрыло к такой-то матери... Расстояние большое, рассеяние должно было быть будь здоров – это нас и выручило, наверное...
Муса споткнулся и полетел на землю кубарем, едва не сбив с ног самого Алексея. Тот, неожиданно для самого себя, сумел ловко подпрыгнуть, удержавшись на ногах и даже почти не сбившись с темпа, хотя и здорово получил по лопатке собственным автоматом. Случившееся привело его в некоторое изумление, потому что по виду ран и обилию вытекшей из него за первую минуту крови можно было догадаться, что обе достаточно тяжелые. «Верхнее» ранение, пришедшееся в «чашечку» закрывающей плечевой сустав мышцы, о названии которой он не имел понятия, было слепым. При каждом лишнем движении засевший там кусок железа как будто резко и неожиданно дергался, вызывая мгновенное, длящееся буквально долю секунды, потемнение в глазах. Второй осколок пришелся почти прямо в локоть и наверняка перебил или «надрубил» хотя бы какие-то из сухожилий, а то и саму кость, потому что руку странным образом перекрутило, и приняв однажды полусогнутое положение, она уже не могла ни согнуться, ни разогнуться полностью.
Самое странное, что это почти не было больно. Девять лет назад, получив первое в своей жизни ранение, Алексей полагал, что примерно знает, как должно быть, когда в тебя – живого, теплого, дышащего – вдруг попадает осколок. Оказалось – нет. Выкладываясь в беге полностью, он продолжал прислушиваться к себе, стараясь не упустить того состояния изумления, которое его так удивило, и радуясь ему. Бегущий рядом коренастый татарин, похожий на вырядившегося в портупею монгольского нойона из кинокартины «Александр Невский», продолжал что-то зачем-то бубнить, отрывками выдавая какие-то неважные сведения о себе, о том, как он воевал в Отечественную, и так далее.
– На Ленинградском вообще по-своему говорили... – хрипел он, снова подстроившись в бег и успевая даже поглядывать вокруг:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169
– Пак!
Не обратив внимания на ящерицей подползшего к нему «военинженера» Петрова, старший капитан перекувырнулся на земле и накрыл собой американца – по счастью, не успевшего встать на ноги по команде. Сверху навалился русский, и они лежали втроем, вздрагивая, когда близкий разрыв осыпал их комьями вывернутой из-под снега промерзшей земли, каждый момент ожидая, что какая-нибудь из мин ляжет точно в их кучу, разметав и исковеркав всех троих.
Привыкнуть к этому было невозможно, поэтому старший капитан Ю просто ждал, зная, что конец приходит всему. Потом огневой налет угас – сразу, как будто ветром задуло пламя в костре.
– Живые?
Кто-то подбежал, наклонился, потрогал. Найдя силы, Ю приподнялся, взглянув сначала на пленного (по ругательствам было ясно, что тот жив и даже цел) и только потом на спросившего. Это оказался командир корабля, вывезшего их «с той стороны». Как его там, «товарищ До Вы». Вид у товарища был непростой: лицо абсолютно белое, меловое, но сам он при этом совершенно уверенный и едва ли не счастливый. Так, во всяком случае, старшему капитану показалось, хотя делать выводы из выражения лица европейцев – занятие малопродуктивное. Правая рука моряка висла как плеть, левой, закинув автомат за спину стволом вниз, он зажимал разодранное плечо. Потом подбежал еще один – коренастый, широкоплечий, не такой уже молодой мужик лет по крайней мере тридцати двух или тридцати трех. Он тоже был из Советского Союза и тоже похож на азиата, хотя и поменьше ростом, чем инженер–старший лейтенант. Откуда он взялся, Ю вспомнить не сумел, хотя попытался. Вроде бы выпрыгнул из командирской самоходки, а может быть, и нет. Раны выли и кричали о себе, и хотя усилия воли пока вполне хватало на то, чтобы не дать боли подавить контроль над собственным телом, думать при этом было все-таки тяжело.
– «Катюша», – быстро и внятно сказал этот человек. – Надо уходить, это или авиакорректировщик над нами, или...
Первое слово старший капитан понял: песня «Катюша» была настолько популярна в войсках, что некоторые пытались петь ее даже на русском. Кроме того, он знал, что так называют и установки реактивной артиллерии, поставляемые им из СССР. Применение их практически сошло на нет еще в 1952 году, но название осталось.
– Почему «Катюша»? – переспросил кто-то из остальных советских офицеров, а дальше разведчик не слушал, его подхватили и потащили сразу несколько рук.
Поредевшая сводная группа, оставив позади убитых, продвинулась еще метров на триста, прежде чем наткнуться на пикет. Объяснять ничего не было нужно: вид бегущих с юга на север людей, половина которых была ранена, говорил сам за себя. Именно поэтому старший в пикете боец, имеющий знаки различия ефрейтора КНА, остановил их всех и уложил в снег, не дав им сказать ни единого слова. Замаскирован пост был здорово, а двое из трех находящихся на нем бойцов имели автоматическое оружие, поэтому старший капитан сначала подчинился, убедился, что всем остальным хватило ума поступить так же, и только потом начал думать о том, чтобы объяснять, кто они такие и почему отходят, вместо того чтобы драться вместе с остальными там, где грохочет и рявкает.
Лишь когда ефрейтор расположил своих бойцов так, как это положено делать в подобных ситуациях, и разрешил ему говорить, старший капитан Ю, приподняв голову, попросил разрешения предъявить имеющиеся документы. Через минуту они были уже снова на ногах, пользуясь возможностью перебинтоваться чуть лучше, а бумаги русских товарищей («Всем военнослужащим и гражданским лицам... Оказывать всяческое содействие... Задача, имеющая важнейшее значение в деле обороны страны...» – прочитал он в очередной раз) окончательно решили вопрос. Пользуясь тем, что теперь его статус офицера сомнений не вызывал, Ю отдал приказ, подчиняющий ему ефрейтора и двух его бойцов. Временно войдя в состав официально все еще существующей разведгруппы специального назначения разведуправления КНА, трое бойцов выглядели на фоне остальных, как чистые, свежие тыловые крысы – но поскольку таковых в километре от линии огня не водилось, то старший капитан решил, что это приобретение может стать первым признаком того, что им вновь начинает везти.
– «Катюша», – это не то, что вы спросили, товарищ капитан-лейтенант, – на бегу объяснял Алексею Муса. На самом деле он вовсе не желал тратить силы на какой-то рассказ, но бегущий с выпяченный вперед челюстью моряк выглядел плохо. Отвлечь его стоило, хотя бы просто для того, чтобы не тащить на себе. Раненых и так было несколько человек, и хотя от ранений в ноги судьба их пока хранила, скорость передвижения упала почти на треть.
– Это с Ленинградского фронта, насколько я помню... У нас так называли, когда несколько минометов ведут беглый огонь по точечной цели... А не расползись мы – всех бы накрыло к такой-то матери... Расстояние большое, рассеяние должно было быть будь здоров – это нас и выручило, наверное...
Муса споткнулся и полетел на землю кубарем, едва не сбив с ног самого Алексея. Тот, неожиданно для самого себя, сумел ловко подпрыгнуть, удержавшись на ногах и даже почти не сбившись с темпа, хотя и здорово получил по лопатке собственным автоматом. Случившееся привело его в некоторое изумление, потому что по виду ран и обилию вытекшей из него за первую минуту крови можно было догадаться, что обе достаточно тяжелые. «Верхнее» ранение, пришедшееся в «чашечку» закрывающей плечевой сустав мышцы, о названии которой он не имел понятия, было слепым. При каждом лишнем движении засевший там кусок железа как будто резко и неожиданно дергался, вызывая мгновенное, длящееся буквально долю секунды, потемнение в глазах. Второй осколок пришелся почти прямо в локоть и наверняка перебил или «надрубил» хотя бы какие-то из сухожилий, а то и саму кость, потому что руку странным образом перекрутило, и приняв однажды полусогнутое положение, она уже не могла ни согнуться, ни разогнуться полностью.
Самое странное, что это почти не было больно. Девять лет назад, получив первое в своей жизни ранение, Алексей полагал, что примерно знает, как должно быть, когда в тебя – живого, теплого, дышащего – вдруг попадает осколок. Оказалось – нет. Выкладываясь в беге полностью, он продолжал прислушиваться к себе, стараясь не упустить того состояния изумления, которое его так удивило, и радуясь ему. Бегущий рядом коренастый татарин, похожий на вырядившегося в портупею монгольского нойона из кинокартины «Александр Невский», продолжал что-то зачем-то бубнить, отрывками выдавая какие-то неважные сведения о себе, о том, как он воевал в Отечественную, и так далее.
– На Ленинградском вообще по-своему говорили... – хрипел он, снова подстроившись в бег и успевая даже поглядывать вокруг:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169