а такое может занять часа полтора. Это паршиво, но ни одного другого плавсредства у него не было, если не считать спасжилетов. Возможно, следует приказать, чтобы во втором рейсе разведчики, уложив в ял только оружие, держались рукой за борта, а ял их буксировал. Хотя весла... За корму разве что пару человек. И сменять гребцов, – вот это уже правильная мысль.
– Младший лейтенант, – приказал он единственному офицеру из оставшихся в команде «Кёнсан-Намдо» моряков-корейцев. – Сформируйте несколько сменных гребных команд для яла. Меняйте их после каждого рейса. Вам понятно?
– Понятно, товарищ командир, – четко перевел Ли ответ корейца, сам удовлетворенно кивнув: идея показалась здравой и ему.
Поджав губы, Алексей снова провел биноклем по берегу. Там не было видно ни одного огонька, и это было плохо. Без ориентира ял может плыть вдоль берега, пока не уткнется в какой-нибудь мыс, или даже вообще крутиться на месте. К счастью, кто-то из разведчиков догадался и сам, послав сигналом фонаря цифру «5» – простой намек.
На корабле ждали. Скорость минного заградителя была едва достаточной, чтобы он слушался руля, но корабль все же медленно смещался к северу, выгадывая гребцам какую-нибудь сотню метров. Когда Алексей решил, что уже пора, он отдал короткую команду, и матрос-сигнальщик пару раз мигнул светом. Через десять минут после этого младший лейтенант что-то выкрикнул с юта. Ему ответили, и через еще несколько минут окончательно выдохшиеся гребцы подвели ял к борту. Трапа на «Кёнсан– Намдо» не было, вместо него имелся крепкий трос с вывязанными на нем через каждые 10-15 сантиметров мусингами. В темноте возникла какая-то неясная суета, и нервничающий от задержки Алексей неожиданно поймал себя на том, что неосознанно вслушивается в скрип ручных лебедок: ял поднимали на борт.
– Средний вперед, – сразу скомандовал он и только после этого приказал: – Ли, быстро туда, узнай, что за ерунда? Почему младший лейтенант решил оставить остальных десантников?
– Право руля, – скомандовал он через минуту, когда переводчик вернулся. – Прямо руль. Так держать! – И только после этого: – Ну? Что?
– Приняты четыре человека, товарищ командир.
Ли запыхался, лица не было видно во мраке – только сероватое пятно, но глаза блестели.
– Это все? – на всякий случай спросил Алексей, помолчав. Переводчик не ответил, но по его движению можно было понять, что он кивнул. Вот так оно и происходит, на войне. Уходили двадцать, а вернулись четверо...
– Старшину гребной команды ко мне. И командира десантников.
– Есть!
Азиат-переводчик снова растворился в темноте. Корабль набрал ход, и Алексей позволил себе еще раз взглянуть на часы. Плохо. Даже всего с одним рейсом яла на берег и обратно они провозились слишком долго: теперь на сумерки и светлое время суток приходился чересчур большой участок пути. Да и без этого риск того, что их поймают в море, возрастает с каждым часом.
– Товарищ... – крепкий, высокий матрос в сдвинутой на лоб ушанке вскарабкался по короткому трапу на невысокий мостик. Второе слово Алесей не разобрал, но это наверняка было «командир», произнесенное по-корейски.
– Спросите, как его фамилия, товарищ Ли, – попросил он.
– Матрос Нхо, товарищ командир. Он только что сказал.
– Я не уловил, – признался Алексей. – Передайте матросу Нхо, что я объявляю благодарность гребцам.
Матросу перевели, и он о чем-то с волнением начал рассказывать. Можно было без труда представить, как ему было страшно грести к чужому черному берегу, откуда в любой момент могли ударить пулеметы. Установленных сигналов он не знал, и поэтому мог только верить в то, что командир корабля и сигнальщик не ошиблись и что это не ловушка. Насколько такие моменты бывают страшными, Алексей сам прекрасно помнил: в сорок первом – сорок втором ему не раз приходилось высаживать и забирать разведгруппы. Хорошо, что без помех прошел хотя бы этот этап. Лишь бы не сорвалось и дальше.
– Матрос Нхо говорит, что для него было высокой честью, что ему было поручено выполнение столь важной... Он говорит, что он клянется и впредь не жалеть ни сил, ни, если понадобится, и самой жизни, если Родина...
На этом месте Алексей уже прекратил вслушиваться, просто кивая в такт словам переводчика и цепко, жадно разглядывая высокую сухощавую фигуру, поднявшуюся на мостик с опозданием в минуту. «Командир десантников», – как приказал он Ли, которому незачем было знать даже такие самые общие детали происходящего, известные ему. Вероятно, сам командир разведгруппы.
– Лишних с мостика, – сказал он, когда матрос закончил. – Ли, переведи сигнальщику, что если я еще раз увижу, что он косит глазом на происходящее, вместо того, чтобы вести наблюдение, я сниму его с вахты и поставлю на замену другого... сигнальщика. Того, кому хочется прожить хотя бы до конца этого похода. Спроси, ясно ли ему?
Явно испугавшийся угрозы матрос передал, что ему все ясно. Алексей даже не повернулся. Темнота все еще была непроницаемой, но ему показалось, что офицер-разведчик воспринял случившийся эпизод с удовлетворением. Поняв, что командир корабля ждет, сухощавый представился. Голос у него оказался настолько немолодой, что это казалось даже странным – но, возможно, это была просто усталость.
– Тяжело было? – без нужды спросил у него Алексей.
– Очень, – признался тот. – Тяжелый бой. Большие потери.
– Раненые есть?
На корабле подобного ранга не полагается не то чтобы врач, но даже фельдшер; максимум – санинструктор или «боевой санитар». Но перевязочные материалы имелись и могли понадобиться. Опять же – это был вопрос по старой памяти.
– Нет, – сухо ответил разведчик. Это слово Алексей узнал. – Все раненые остались... там.
– Ли, – он снова обернулся к переводчику. – Организуй разведчикам чай. И еду, какая есть. Сам разберись.
Разведчик произнес какую-то сложную фразу, и Алексей решил, что он благодарит, но это оказалось что-то совсем другое.
– Один из пленных американцев пытается доказать, что он русский, – сказал Ли. Голос у него был удивленный – и это было вялое отражение того удивления, которое испытал капитан-лейтенант ВМФ СССР, почему-то уверенный в том, что является единственным советским гражданином на сотню ближайших миль. – Товарищ старший капитан просит вас с ним поговорить.
Алексею показалось интересным, что Ли не сказал «вас и меня». Это было даже более интересно, чем если бы дело просто ограничилось тем, что русский – и вдруг пленный. Впрочем, стоило припомнить «кажется», и становилось чуточку легче, но все равно напряжение ситуации чувствовалось кожей.
Опять прижав успевшую остыть латунь бинокля к векам, Алексей снова попытался разглядеть впереди хоть что-нибудь, по лежащее перед «Кёнсан-Намдо» пространство было непроглядно, призрачно-черным – как мокрый диабаз.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169
– Младший лейтенант, – приказал он единственному офицеру из оставшихся в команде «Кёнсан-Намдо» моряков-корейцев. – Сформируйте несколько сменных гребных команд для яла. Меняйте их после каждого рейса. Вам понятно?
– Понятно, товарищ командир, – четко перевел Ли ответ корейца, сам удовлетворенно кивнув: идея показалась здравой и ему.
Поджав губы, Алексей снова провел биноклем по берегу. Там не было видно ни одного огонька, и это было плохо. Без ориентира ял может плыть вдоль берега, пока не уткнется в какой-нибудь мыс, или даже вообще крутиться на месте. К счастью, кто-то из разведчиков догадался и сам, послав сигналом фонаря цифру «5» – простой намек.
На корабле ждали. Скорость минного заградителя была едва достаточной, чтобы он слушался руля, но корабль все же медленно смещался к северу, выгадывая гребцам какую-нибудь сотню метров. Когда Алексей решил, что уже пора, он отдал короткую команду, и матрос-сигнальщик пару раз мигнул светом. Через десять минут после этого младший лейтенант что-то выкрикнул с юта. Ему ответили, и через еще несколько минут окончательно выдохшиеся гребцы подвели ял к борту. Трапа на «Кёнсан– Намдо» не было, вместо него имелся крепкий трос с вывязанными на нем через каждые 10-15 сантиметров мусингами. В темноте возникла какая-то неясная суета, и нервничающий от задержки Алексей неожиданно поймал себя на том, что неосознанно вслушивается в скрип ручных лебедок: ял поднимали на борт.
– Средний вперед, – сразу скомандовал он и только после этого приказал: – Ли, быстро туда, узнай, что за ерунда? Почему младший лейтенант решил оставить остальных десантников?
– Право руля, – скомандовал он через минуту, когда переводчик вернулся. – Прямо руль. Так держать! – И только после этого: – Ну? Что?
– Приняты четыре человека, товарищ командир.
Ли запыхался, лица не было видно во мраке – только сероватое пятно, но глаза блестели.
– Это все? – на всякий случай спросил Алексей, помолчав. Переводчик не ответил, но по его движению можно было понять, что он кивнул. Вот так оно и происходит, на войне. Уходили двадцать, а вернулись четверо...
– Старшину гребной команды ко мне. И командира десантников.
– Есть!
Азиат-переводчик снова растворился в темноте. Корабль набрал ход, и Алексей позволил себе еще раз взглянуть на часы. Плохо. Даже всего с одним рейсом яла на берег и обратно они провозились слишком долго: теперь на сумерки и светлое время суток приходился чересчур большой участок пути. Да и без этого риск того, что их поймают в море, возрастает с каждым часом.
– Товарищ... – крепкий, высокий матрос в сдвинутой на лоб ушанке вскарабкался по короткому трапу на невысокий мостик. Второе слово Алесей не разобрал, но это наверняка было «командир», произнесенное по-корейски.
– Спросите, как его фамилия, товарищ Ли, – попросил он.
– Матрос Нхо, товарищ командир. Он только что сказал.
– Я не уловил, – признался Алексей. – Передайте матросу Нхо, что я объявляю благодарность гребцам.
Матросу перевели, и он о чем-то с волнением начал рассказывать. Можно было без труда представить, как ему было страшно грести к чужому черному берегу, откуда в любой момент могли ударить пулеметы. Установленных сигналов он не знал, и поэтому мог только верить в то, что командир корабля и сигнальщик не ошиблись и что это не ловушка. Насколько такие моменты бывают страшными, Алексей сам прекрасно помнил: в сорок первом – сорок втором ему не раз приходилось высаживать и забирать разведгруппы. Хорошо, что без помех прошел хотя бы этот этап. Лишь бы не сорвалось и дальше.
– Матрос Нхо говорит, что для него было высокой честью, что ему было поручено выполнение столь важной... Он говорит, что он клянется и впредь не жалеть ни сил, ни, если понадобится, и самой жизни, если Родина...
На этом месте Алексей уже прекратил вслушиваться, просто кивая в такт словам переводчика и цепко, жадно разглядывая высокую сухощавую фигуру, поднявшуюся на мостик с опозданием в минуту. «Командир десантников», – как приказал он Ли, которому незачем было знать даже такие самые общие детали происходящего, известные ему. Вероятно, сам командир разведгруппы.
– Лишних с мостика, – сказал он, когда матрос закончил. – Ли, переведи сигнальщику, что если я еще раз увижу, что он косит глазом на происходящее, вместо того, чтобы вести наблюдение, я сниму его с вахты и поставлю на замену другого... сигнальщика. Того, кому хочется прожить хотя бы до конца этого похода. Спроси, ясно ли ему?
Явно испугавшийся угрозы матрос передал, что ему все ясно. Алексей даже не повернулся. Темнота все еще была непроницаемой, но ему показалось, что офицер-разведчик воспринял случившийся эпизод с удовлетворением. Поняв, что командир корабля ждет, сухощавый представился. Голос у него оказался настолько немолодой, что это казалось даже странным – но, возможно, это была просто усталость.
– Тяжело было? – без нужды спросил у него Алексей.
– Очень, – признался тот. – Тяжелый бой. Большие потери.
– Раненые есть?
На корабле подобного ранга не полагается не то чтобы врач, но даже фельдшер; максимум – санинструктор или «боевой санитар». Но перевязочные материалы имелись и могли понадобиться. Опять же – это был вопрос по старой памяти.
– Нет, – сухо ответил разведчик. Это слово Алексей узнал. – Все раненые остались... там.
– Ли, – он снова обернулся к переводчику. – Организуй разведчикам чай. И еду, какая есть. Сам разберись.
Разведчик произнес какую-то сложную фразу, и Алексей решил, что он благодарит, но это оказалось что-то совсем другое.
– Один из пленных американцев пытается доказать, что он русский, – сказал Ли. Голос у него был удивленный – и это было вялое отражение того удивления, которое испытал капитан-лейтенант ВМФ СССР, почему-то уверенный в том, что является единственным советским гражданином на сотню ближайших миль. – Товарищ старший капитан просит вас с ним поговорить.
Алексею показалось интересным, что Ли не сказал «вас и меня». Это было даже более интересно, чем если бы дело просто ограничилось тем, что русский – и вдруг пленный. Впрочем, стоило припомнить «кажется», и становилось чуточку легче, но все равно напряжение ситуации чувствовалось кожей.
Опять прижав успевшую остыть латунь бинокля к векам, Алексей снова попытался разглядеть впереди хоть что-нибудь, по лежащее перед «Кёнсан-Намдо» пространство было непроглядно, призрачно-черным – как мокрый диабаз.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169