Он тоже видел подобное больше, чем хотелось бы.
– Товарищ командир полка, – решил попросить он, воспользовавшись удачным вроде бы моментом. – Я снова ходил разговаривать в штаб дивизии, и мне было сказано, что боевые вылеты в составе 913-го – на ваше усмотрение. Разрешите в следующий вылет вместе с подполковником Лисицыным?
– Хм...
Комполка посмотрел на него, прищурившись: с демонстративным превосходством, смешанным с изрядной долей юмора. В 1920-е годы было такое выражение: «смотреть, как царь на еврея». Получилось похоже.
– Тебе так понравилось драться с ним рядом? – полюбопытствовал он, глядя поверх головы майора Скребо и с интересом ожидая ответа.
– Понравилось, – признался тот. – Не нужно было симулировать плохую радиослышимость, чтобы претендующего на команды бреда не слышать, – а бывает, между прочим.
– Бывает... – протянул командир полка. – Ишь ты... Ты майор, значит, «команды» – это тебе или подполковник, или полковник отдает. Или даже генерал-майор. Хм, кто это у нас из старшего командного состава в родимой 32-й ИАД способен выдавать такой, как ты выразился, «командноподобный» или «претендующий на команды» бред, а? Ну ладно, не обижайся, – добавил он, увидав, что майор нахмурился. – Я тебя на слове не ловлю. Но с Олегом...
Он повернулся к и. о. комэска и смерил его взглядом.
– Что скажешь, ас? Ты вроде бы говорил, твой узбекский герой что-то нервничает, так? После вчерашнего – это неудивительно, разумеется, но я бы предложил взять Николая Ильича, если он вызывается.
– Не ведомым, – быстро отозвался Олег. – Иметь ведомым майора, тем более такого летуна, как Ильич, – это как если водкой цветы поливать: эстетично, но вредно. Владлен не подведет, я в нем уверен. Просто машина у него новая, да и ночью взлетели опять же. Мне и самому не стыдно признаться, знаете ли: после такого перерыва это здорово давит на нервы. Мне так было страшновато. Владлен уже давно не пионер, а усталость не с бухты-барахты накопилась, который бой парень проводит. Когда мы в последний раз Улумбейский «Дом отдыха» организовывали?
– Давно, – признался комполка. – Да только ты сам все знаешь, так что не надо на меня... А-а-а... – он махнул рукой. – Делай, как считаешь нужным, ты офицер и комэска. «Не пущать», когда боевой летчик в бой рвется, – это опозориться на весь корпус. Так что считайте, что я с признательностью согласился.
– Тогда пусть берет третье звено. У него командир послабее.
– Муковкина, что ли? Старшего лейтенанта? Да. Давайте, в общем. Сколько сейчас времени? И какого черта мне все время кажется, что с юга как будто вспухает что-то? Это артиллерия, или я недоспал сегодня?
Все трое прислушались, глядя куда-то в горизонт.
– Кажется, нет... – неуверенно произнес Олег после нескольких секунд молчания. – Не похоже. Да и далековато, чтобы услышать, будь это даже действительно артиллерия.
– Артподготовка, – предположил Скребо. – Сто семь и сто двадцать два миллиметра. Или американские стопятидесятимиллиметровки. Когда много, их и у нас, пожалуй, слышно должно быть. Или...
Командир полка и его штурман одновременно уставились майору в лицо, настолько неожиданно он осекся.
– Или это морские пушки, – и не с юга, а с юго-востока. С моря. Тяжелый крейсер бывает слышно километров за двадцать точно, а то и больше...
– Похоже на то, – настороженно признал Олег. – Я такие пушки слышал «вживую», и больше, чем один раз, – была у меня такая возможность.
Он нехорошо, мрачно усмехнулся и сплюнул себе под ноги.
– В Ленинграде, я слышал, когда линкорную пушку испытывали, так тогда даже объявления в газетах давали, что бы выкидышей не было от неожиданности, такой был звук.
А там тоже были десятки километров. Наших кораблей в Корейском заливе нет, – значит... Но сейчас тихо, верно? Снова тихо? Показалось? Да?
Полк снова был готов к бою уже в 10 утра, но самолеты оставались на земле: радиолокационные посты и выносные посты наблюдения, стянутые линиями проводной и радиосвязи в один узел, завязанный на аэродром Аньдун, молчали. Не было никаких указаний и «сверху», хотя управление дивизии держало своего офицера в полку непрерывно, до самого вечера. Все это время находящиеся в полной готовности летчики ждали команды на взлет. Но она так и не пришла.
О том же, что ни Марченко, ни остальным все же ничего не показалось, стало известно лишь тогда, когда Гроховецкий и его начштаба обсуждали с командиром 913-го ИАПа результаты вылетов и задачи на следующий день. Более полная информация о произошедшем появилась, когда сведения об «инциденте Тынготтон» дошли до Москвы, прошли весь путь, требовавшийся для того, чтобы попасть на вторую полосу «Правды», и вернулись обратно в Китай и Корею – с очередным транспортным самолетом из Иркутска.
О многом не было сказано и там – или было погребено под слоями словесного мусора и обвинений в «целенаправленной провокации». Обстрел американскими крейсерами корейских городков Тынготтон и Юксондон, находящихся в 30 километрах от границы с КНР, обычное уже событие. Таких обстрелов проводилось по нескольку в месяц, и если они не сопровождались попытками артиллерии береговой обороны КНА ответить, о них обычно упоминали только в контексте «обстрелам подвергались столько-то населенных пунктов», с приблизительным (хотя и редко завышенным) числом жертв среди гражданского населения.
Обстрел велся с большой дистанции – глубины в Западно-Корейском заливе не позволяли крупным кораблям подходить к берегу слишком близко. Немногочисленные батареи корейцев молчали – для них подобная дистанция была недостижима, но огонь крейсеров все равно велся не слишком прицельно: корректировать его с воздуха не рискнули. А потом интервенты вдруг оказались не одни...
«Вдруг» – слишком сильное слово, советскую эскадру в любом случае ни на секунду не выпускали из визиров «приписанные» к ней корабли 95-го оперативного соединения. Но сначала линейный крейсер с эскортом появился на экранах радаров завесы эсминцев, прикрывающих крейсера от возможных катерных атак и обнаруживших его еще за десятки миль. А затем подходящую «Москву» опознали и экипажи висящих в воздухе самолетов противолодочной обороны, и пилоты заслона истребителей. Для этого, наверное, все и делалось – обстрел не имеющего никакого военного значения городка в нескольких минутах подлетного времени от маньчжурских аэродромов напрашивался хотя бы на попытку проявления активности, за чем последовала бы схватка истребительных эскадрилий. Это было смело, у одного только 64-го истребительного авиакорпуса имелось около 300 «МиГов». Но корпус не имел права атаковать корабли в море, и даже единственному его полку, имевшему разрешение пересекать береговую черту, было строго определено:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169
– Товарищ командир полка, – решил попросить он, воспользовавшись удачным вроде бы моментом. – Я снова ходил разговаривать в штаб дивизии, и мне было сказано, что боевые вылеты в составе 913-го – на ваше усмотрение. Разрешите в следующий вылет вместе с подполковником Лисицыным?
– Хм...
Комполка посмотрел на него, прищурившись: с демонстративным превосходством, смешанным с изрядной долей юмора. В 1920-е годы было такое выражение: «смотреть, как царь на еврея». Получилось похоже.
– Тебе так понравилось драться с ним рядом? – полюбопытствовал он, глядя поверх головы майора Скребо и с интересом ожидая ответа.
– Понравилось, – признался тот. – Не нужно было симулировать плохую радиослышимость, чтобы претендующего на команды бреда не слышать, – а бывает, между прочим.
– Бывает... – протянул командир полка. – Ишь ты... Ты майор, значит, «команды» – это тебе или подполковник, или полковник отдает. Или даже генерал-майор. Хм, кто это у нас из старшего командного состава в родимой 32-й ИАД способен выдавать такой, как ты выразился, «командноподобный» или «претендующий на команды» бред, а? Ну ладно, не обижайся, – добавил он, увидав, что майор нахмурился. – Я тебя на слове не ловлю. Но с Олегом...
Он повернулся к и. о. комэска и смерил его взглядом.
– Что скажешь, ас? Ты вроде бы говорил, твой узбекский герой что-то нервничает, так? После вчерашнего – это неудивительно, разумеется, но я бы предложил взять Николая Ильича, если он вызывается.
– Не ведомым, – быстро отозвался Олег. – Иметь ведомым майора, тем более такого летуна, как Ильич, – это как если водкой цветы поливать: эстетично, но вредно. Владлен не подведет, я в нем уверен. Просто машина у него новая, да и ночью взлетели опять же. Мне и самому не стыдно признаться, знаете ли: после такого перерыва это здорово давит на нервы. Мне так было страшновато. Владлен уже давно не пионер, а усталость не с бухты-барахты накопилась, который бой парень проводит. Когда мы в последний раз Улумбейский «Дом отдыха» организовывали?
– Давно, – признался комполка. – Да только ты сам все знаешь, так что не надо на меня... А-а-а... – он махнул рукой. – Делай, как считаешь нужным, ты офицер и комэска. «Не пущать», когда боевой летчик в бой рвется, – это опозориться на весь корпус. Так что считайте, что я с признательностью согласился.
– Тогда пусть берет третье звено. У него командир послабее.
– Муковкина, что ли? Старшего лейтенанта? Да. Давайте, в общем. Сколько сейчас времени? И какого черта мне все время кажется, что с юга как будто вспухает что-то? Это артиллерия, или я недоспал сегодня?
Все трое прислушались, глядя куда-то в горизонт.
– Кажется, нет... – неуверенно произнес Олег после нескольких секунд молчания. – Не похоже. Да и далековато, чтобы услышать, будь это даже действительно артиллерия.
– Артподготовка, – предположил Скребо. – Сто семь и сто двадцать два миллиметра. Или американские стопятидесятимиллиметровки. Когда много, их и у нас, пожалуй, слышно должно быть. Или...
Командир полка и его штурман одновременно уставились майору в лицо, настолько неожиданно он осекся.
– Или это морские пушки, – и не с юга, а с юго-востока. С моря. Тяжелый крейсер бывает слышно километров за двадцать точно, а то и больше...
– Похоже на то, – настороженно признал Олег. – Я такие пушки слышал «вживую», и больше, чем один раз, – была у меня такая возможность.
Он нехорошо, мрачно усмехнулся и сплюнул себе под ноги.
– В Ленинграде, я слышал, когда линкорную пушку испытывали, так тогда даже объявления в газетах давали, что бы выкидышей не было от неожиданности, такой был звук.
А там тоже были десятки километров. Наших кораблей в Корейском заливе нет, – значит... Но сейчас тихо, верно? Снова тихо? Показалось? Да?
Полк снова был готов к бою уже в 10 утра, но самолеты оставались на земле: радиолокационные посты и выносные посты наблюдения, стянутые линиями проводной и радиосвязи в один узел, завязанный на аэродром Аньдун, молчали. Не было никаких указаний и «сверху», хотя управление дивизии держало своего офицера в полку непрерывно, до самого вечера. Все это время находящиеся в полной готовности летчики ждали команды на взлет. Но она так и не пришла.
О том же, что ни Марченко, ни остальным все же ничего не показалось, стало известно лишь тогда, когда Гроховецкий и его начштаба обсуждали с командиром 913-го ИАПа результаты вылетов и задачи на следующий день. Более полная информация о произошедшем появилась, когда сведения об «инциденте Тынготтон» дошли до Москвы, прошли весь путь, требовавшийся для того, чтобы попасть на вторую полосу «Правды», и вернулись обратно в Китай и Корею – с очередным транспортным самолетом из Иркутска.
О многом не было сказано и там – или было погребено под слоями словесного мусора и обвинений в «целенаправленной провокации». Обстрел американскими крейсерами корейских городков Тынготтон и Юксондон, находящихся в 30 километрах от границы с КНР, обычное уже событие. Таких обстрелов проводилось по нескольку в месяц, и если они не сопровождались попытками артиллерии береговой обороны КНА ответить, о них обычно упоминали только в контексте «обстрелам подвергались столько-то населенных пунктов», с приблизительным (хотя и редко завышенным) числом жертв среди гражданского населения.
Обстрел велся с большой дистанции – глубины в Западно-Корейском заливе не позволяли крупным кораблям подходить к берегу слишком близко. Немногочисленные батареи корейцев молчали – для них подобная дистанция была недостижима, но огонь крейсеров все равно велся не слишком прицельно: корректировать его с воздуха не рискнули. А потом интервенты вдруг оказались не одни...
«Вдруг» – слишком сильное слово, советскую эскадру в любом случае ни на секунду не выпускали из визиров «приписанные» к ней корабли 95-го оперативного соединения. Но сначала линейный крейсер с эскортом появился на экранах радаров завесы эсминцев, прикрывающих крейсера от возможных катерных атак и обнаруживших его еще за десятки миль. А затем подходящую «Москву» опознали и экипажи висящих в воздухе самолетов противолодочной обороны, и пилоты заслона истребителей. Для этого, наверное, все и делалось – обстрел не имеющего никакого военного значения городка в нескольких минутах подлетного времени от маньчжурских аэродромов напрашивался хотя бы на попытку проявления активности, за чем последовала бы схватка истребительных эскадрилий. Это было смело, у одного только 64-го истребительного авиакорпуса имелось около 300 «МиГов». Но корпус не имел права атаковать корабли в море, и даже единственному его полку, имевшему разрешение пересекать береговую черту, было строго определено:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169