Она, казалось, старалась подцепить меня на крючок, что-то выманить у меня. Мне хотелось ударить ее.
- Что ты способен сделать ради меня? - спросила она.
- Все что угодно, - ответил я, ненавидя ее.
- Это слишком широкое понятие.
- Именно это я и готов совершить.
- Правда?
- Попробуй.
- Хорошо. - Она говорила совсем тихо, и голос ее словно существовал сам по себе, не имея с ней ничего общего. - Попробую.
Я ждал. Прошло три или четыре секунды, но они показались мне вечностью. Затем чужим, незнакомым голосом она сказала:
- Меня шантажирует одна женщина.
Я молчал, ждал, что она скажет еще. Но продолжения не последовало.
- И это все? - Я почувствовал облегчение, проблемы не существовало. - Я ее арестую в один момент, она и не сообразит, в чем дело.
- Я не хочу, чтобы она попала в тюрьму.
- Почему? - Облегчение исчезло. Я снова испытывал злость. Если она еще будет тянуть, я просто возьму ее силой.
- Потому что она будет болтать.
- Не будет. Я лишу ее этой возможности.
- Нет, будет. То, что она может сказать, так или иначе обнаружится, а я именно этого не хочу.
- А какая тебе разница, если это неправда?
- Ты что, дурак? - В ее голосе появилась резкая нота. - Разумеется, это правда. Поэтому-то я ее и боюсь.
- А что ей известно про тебя?
- Чтобы помочь мне, совсем необязательно это знать.
- Что же, по-твоему, я должен сделать?
Я спросил это автоматически, испытывая лишь волнение и ни о чем не думая, как вдруг понял. Заряд попал в точку. Я почувствовал реакцию. Так реагирует преступник, когда судья читает слова: "...приговаривается к смертной казни". Теперь я знал, что испытывает подсудимый, стоя перед судьей в черной мантии.
Должно быть, на моем лице отразились все эти переживания. Она чуть приметно улыбнулась.
- Что же, по-твоему, я должен сделать? - Я услышал, что почти кричу, и мне стало стыдно. Нельзя показывать свой страх.
Она не сводила с меня глаз и улыбалась.
- Что? - повторил я.
Но я уже знал.
Она улыбалась.
- Нет, - стараясь говорить твердо, сказал я. - Ни за что.
Она продолжала смотреть на меня. Ее лицо было по-прежнему непроницаемо-спокойным, и я понял, что впервые вижу его по-настоящему.
- Ни за что.
- Ты сказал: "Все что угодно".
- Но не это.
- Она злая женщина.
- Нет.
- Мир станет без нее лучше.
- Меня мало волнует мир.
- Боишься?
- Не боюсь. Но попасть на электрический стул у меня нет никакого желания.
Ее лицо выразило отвращение.
- Герой! Отважный воин! Извините меня, полковник, но я думала, что ради меня вы готовы на любой подвиг. Прошу меня извинить.
- Ради тебя я готов ее арестовать.
- Скажите, какой храбрец! Он ее арестует ради меня. При помощи пистолета и полицейского знака. Он не боится арестовать старую женщину. Он это сделает ради меня. Какой герой!
Ее слова разили меня как пули.
Я чувствовал, что терпение мое иссякает.
- Послушай, я солдат и полицейский. Но это еще не значит, что я убийца.
Она посмотрела на меня.
- Отвезите-ка меня домой.
Черта с два, подумал я. Губернатор Ада Даллас, вы заслужили, чтобы вас изнасиловали по всем правилам.
- Ничего не выйдет, - спокойно возразила она, наверное, прочитав на лице мои мысли. - Попробуй, и я тебя убью.
Я расхохотался.
- Думаешь, не сумею? - тем же ровным тоном спросила она.
- Совершенно справедливо, думаю, что не сумеете. И не вздумайте пробовать, миссис Даллас.
- Ладно, - переменила она тон. - Может, тебе и удастся овладеть мною силой. Надеешься получить от этого удовольствие?
- Может, и нет.
Она была права. Как я ни был зол, я все равно не мог овладеть ею силой. Если, конечно, она сама не заставит меня это сделать.
На мгновенье мне пришла в голову мысль пригрозить ей, что я, если она не согласится, привлеку ее к ответственности за намерение совершить убийство. Но не успел я об этом подумать, как сразу же понял всю нелепость этой затеи.
Будь она проклята за то, что пообещала и обманула!
Я включил зажигание, дал задний ход и выехал на коричневую колею в желтой траве. Теперь поездка будет совсем другой. Без "сейчас". Останется только "никогда"!
А ведь удача была у меня в руках, я держал ее, а теперь потерял навсегда.
Машина запрыгала по кочкам.
Мне было тяжело дышать, сердце вырывалось из груди.
Нет. Ни за что. Я не совершу убийства. Я убивал во время войны, но это совсем другое, это как в футболе, только противника надо убивать. И ты даже не знаешь, погиб он или нет. Это не преднамеренное убийство. Никогда я его не совершу.
- Она правда очень плохая женщина, - вдруг подала голос сидящая рядом Ада. - Очень плохая.
Я вздрогнул. Она словно читала мои мысли.
- Нет, - сказал я как можно тверже. - Замолчи.
Она ничего не ответила. Я взглянул на нее. Ее грудь колыхалась в такт прыжкам машины. Она поймала мой взгляд, и я тотчас отвернулся.
Спустя минуту она сказала:
- Никто никогда не узнает.
- Узнают всегда.
- Так говорят на уроках в воскресной школе.
Я не ответил. Машина ударилась о камень, подняв тучу пыли.
- Она даже не из Луизианы. Никто не узнает, что она была здесь. Никто ее и искать не будет.
- Не хочу.
- Даже если ее найдут, то никогда не узнают, кто она. У нее нет с нами ничего общего.
- Нет.
Я остановил машину у въезда на шоссе. Руки у меня дрожали, а сердце выскакивало из груди. В желудке я ощущал болезненную пустоту.
А я-то считал себя решительным человеком. Но ни у кого, кроме профессиональных убийц, не хватает решимости совершить убийство. Конечно, другое дело, когда ты в форме. Меня даже пугало само слово. И вдруг я понял, что это возможно, что я мог бы убить человека, и мне стало страшно.
Ада продолжала уговаривать:
- Ее никогда не найдут. Никогда не узнают. Им и в голову не придет, что это сделали мы.
- Я не хочу попасть на электрический стул, - повторил я.
- Тебе и не придется.
Я въехал на шоссе. Белой лентой в зеленой траве оно уходило на мост, а мост, высокий и отчетливый на фоне голубого неба, пересекал реку и снова превращался в дорогу. Я нажал на газ. Мне хотелось скорее перебраться через мост.
Я посмотрел на мост - он рос в размерах! - а потом на Аду. Затем я снова взглянул на дорогу, опять на Аду, и вдруг машина сама съехала с шоссе и остановилась на обочине.
Я тут был ни при чем. Я этого не делал. Машина остановилась сама.
Грудь моя вздымалась, словно кузнечные мехи, а руки были холодными как лед. Я хотел что-то сказать, но не мог проронить ни слова.
"Это не ты, - думал я. - Нет, конечно, ты тут ни при чем".
Она улыбнулась, наклонилась ко мне. Я проглотил комок, застрявший в горле, и сумел только проговорить:
- Согласен.
Она продолжала улыбаться.
- Согласен, согласен!
Конечно, это был не я, а кто-то другой. Я только слышал, как этот другой сказал: "Ладно, сделаю".
- И ты не пожалеешь, - сказала она.
- Где? - спросил этот другой. - Когда?
- Там, где мы были, - совсем тихо ответила она.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104