С, но затем он улыбнулся.
- Да, да, конечно. Вот именно! - воскликнул он. И я ушел.
* * *
Ничему я так и не научился, хотя не раз считал, что постиг уже все. Оказывается, то, что тебя ежечасно, ежедневно терзает боль, этого еще не достаточно. Несмотря на то что эта боль растет, ты хватаешься за первую же возможность действовать. И вот тогда тебя ждет еще более болезненный удар, возможность действовать превращается в обязанность.
Я не питал никаких иллюзий относительно мотивов, которыми руководствовались Д. С. и пайщики компании, владевшей нашей телевизионной станцией. Они выступали против Ады только потому, что она залезала к ним в карман и тратила их деньги бог весь на что. Если бы не это, все остальные ее дела встретили бы у них полное одобрение. Конечно, были среди пайщиков и исключения. Например, такой анахронизм, как Спенсер. И еще кое-кто, сохранившие традиции нашего народа.
Чушь! Никаких традиций не существовало. Просто Спенсер оказался человеком, не совсем утратившим чувство порядочности. Кое-что у него осталось. И за это спасибо. В молодости я в глубине души осуждал тех, кого не мог назвать порядочными людьми. Теперь же я поздравлял себя с тем, что тот или иной из моих знакомых не оказался подлецом.
Я уже составил для себя план действий, решив твердо придерживаться правила, сформулированного в кабинете Ады, ни одного слова, ни одного выпада против нее лично. Я буду выступать против нее как губернатора, разоблачать преступления назначенных ею чиновников и ее администрации в целом. Я буду разоблачать этого мерзавца Янси. Я ему еще покажу.
И я приступил к делу.
ТОММИ ДАЛЛАС
На следующий день после моего вступления в должность шерифа Сент-Питерса я послал за окружным прокурором Лэттимером. Через секретаршу он ответил, что постарается выкроить время, если я навещу его часа в три.
Я позвонил ему по телефону.
- Мистер Лэттимер, - очень любезно начал я, - вот о чем я все время себя спрашиваю: значит ли что-нибудь для вас выражение "нефтеносный участок "Раймонд""?
- Не понимаю, о чем вы говорите, - крайне сухо ответил он.
- А имя и фамилия Мария Санчез вам что-нибудь говорят? А Эйс Уилкинс? А Рикко Медина?
Лэттимер молчал.
- Может, какая-нибудь из этих фамилий вам все же знакома? - бодро и совсем по-дружески спросил я.
Лэттимер продолжал молчать.
- Так все же, возможно, вы забежите сейчас ко мне? - поинтересовался я.
- Слушаюсь, - тихо, с ненавистью ответил Лэттимер.
Некоторое время назад он и судья Риверо ухитрились хапнуть тысяч по семьсот пятьдесят. Это произошло после того, как созданная ими корпорация купила исключительно богатый нефтью участок "Раймонд", принадлежавший округу. Участок находился на земле вдовы Марии Санчез. У нее-то - якобы за неуплату им же придуманных налогов - Лэттимер конфисковал эту землю, а потом еще до торгов приобрел ее буквально за гроши. Эйса Уилкинса он использовал для избиения неугодных ему людей; сейчас они поссорились из-за денег, и Уилкинс был готов дать компрометирующие прокурора показания. Рикко Медина был известен как самый гнусный во всей Луизиане гангстер; я располагал полученными под присягой показаниями о его преступной связи с Лэттимером и фотоснимками, на которых Лэттимер запечатлен в момент двукратного посещения квартиры гангстера.
Детективное агентство, о котором я уже говорил, после моего возвращения в Луизиану развило бурную деятельность, что стоило мне большей части денег, накопленных еще в годы сотрудничества с Сильвестром. Забавно, но, видимо, это был наилучший способ расходовать их. Разумеется, кое-что о Лэттимере, Уилкинсе и Медине я разузнал, еще когда работал с Сильвестром. Нужно быть глупее, чем я был в их глазах, чтобы не понять, что представляла собой эта троица. Агентство все это подтвердило.
Лэттимер немедленно примчался ко мне, а через полчаса, когда он уходил, на моем столе лежало его заявление с просьбой об отставке. На следующий день я проделал то же самое с судьей Риверо.
Сразу же состоялись выборы для замещения этих должностей. Поскольку председателем исполнительного комитета демократов в этом округе всегда был шериф, то в этом амплуа мне удалось выгнать всех жуликов, пробравшихся в участковые избирательные комиссии, и поставить на их место порядочных людей, способных обеспечить честный подсчет голосов. Избранными оказались два хороших человека, и даже я удивился, как дружно явились избиратели на голосование. Видимо, им надоело быть пешками в руках политиканов.
Потом я выпустил из тюрьмы нескольких политических противников Лэттимера, им арестованных, передал миссис Санчез документы о незаконном отчуждении ее земли с тем, чтобы она могла возбудить уголовное дело, и выгнал людей Сильвестра (перекинувшихся, конечно, к Лэттимеру) со всех занимаемых ими постов. На выборных должностях кое-кто из них уцелел, но благодаря принятым мерам они уже никому и ничем не могли вредить. За какие-то несколько недель мы перешерстили весь окружной аппарат и полностью ликвидировали всякие следы его подчиненности бывшей организации Сильвестра.
Я не переставал удивляться, как много хороших людей появилось после того, как для них распахнули двери. Меня удивила и реакция газет Нового Орлеана, положительно оценивших мои старания. "Давно ожидаемое возвращение к временам честной администрации!" - кричал заголовок одной газеты; "Шериф Даллас не в пример губернатору Даллас отвергает всякие компромиссы с политическими гангстерами!" - гласил заголовок другой.
"Может, Сильвестр ошибался и относительно газет?" - подумал я.
* * *
Однажды я приехал в Новый Орлеан для выступления в клубе молодых бизнесменов. Заседание состоялось в гостинице "Рузвельт". Выходя из гостиницы, я нос к носу встретился с Адой.
- Как себя чувствует наш поющий шериф? - Она как-то странно улыбнулась. - Извини, я хотела сказать - наш бесстрашный шериф.
- Прекрасно, госпожа губернатор, прекрасно. А ты?
Она поняла, о чем я спрашиваю, и потому ответила:
- Тоже не жалуюсь.
Она постарела, на лице прорезались морщинки, появился второй подбородок. Я ненавидел ее за участие в попытке убить меня, знал, что постараюсь во что бы то ни стало положить конец ее карьере, используя то, что у меня было, и все же не мог забыть те ласки, которыми она одаривала.
Я злился на себя за эти воспоминания и, поддаваясь чувству злости, спросил:
- Последнее время не бывала в Мобиле?
- Нет, - спокойно ответила она. - Не бывала.
- И в мотель "Парадизо" не заглядывала?
- Уже довольно давно, - тем же тоном ответила Ада.
- А вот я, знаешь ли, побывал там недавно, - сказал я, пытаясь хоть как-нибудь задеть ее.
- Ты уже говорил.
- И мне удалось найти там весьма интересную картинку.
- Да? - Ада по-прежнему держалась так, словно мои намеки совершенно на нее не действовали.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104
- Да, да, конечно. Вот именно! - воскликнул он. И я ушел.
* * *
Ничему я так и не научился, хотя не раз считал, что постиг уже все. Оказывается, то, что тебя ежечасно, ежедневно терзает боль, этого еще не достаточно. Несмотря на то что эта боль растет, ты хватаешься за первую же возможность действовать. И вот тогда тебя ждет еще более болезненный удар, возможность действовать превращается в обязанность.
Я не питал никаких иллюзий относительно мотивов, которыми руководствовались Д. С. и пайщики компании, владевшей нашей телевизионной станцией. Они выступали против Ады только потому, что она залезала к ним в карман и тратила их деньги бог весь на что. Если бы не это, все остальные ее дела встретили бы у них полное одобрение. Конечно, были среди пайщиков и исключения. Например, такой анахронизм, как Спенсер. И еще кое-кто, сохранившие традиции нашего народа.
Чушь! Никаких традиций не существовало. Просто Спенсер оказался человеком, не совсем утратившим чувство порядочности. Кое-что у него осталось. И за это спасибо. В молодости я в глубине души осуждал тех, кого не мог назвать порядочными людьми. Теперь же я поздравлял себя с тем, что тот или иной из моих знакомых не оказался подлецом.
Я уже составил для себя план действий, решив твердо придерживаться правила, сформулированного в кабинете Ады, ни одного слова, ни одного выпада против нее лично. Я буду выступать против нее как губернатора, разоблачать преступления назначенных ею чиновников и ее администрации в целом. Я буду разоблачать этого мерзавца Янси. Я ему еще покажу.
И я приступил к делу.
ТОММИ ДАЛЛАС
На следующий день после моего вступления в должность шерифа Сент-Питерса я послал за окружным прокурором Лэттимером. Через секретаршу он ответил, что постарается выкроить время, если я навещу его часа в три.
Я позвонил ему по телефону.
- Мистер Лэттимер, - очень любезно начал я, - вот о чем я все время себя спрашиваю: значит ли что-нибудь для вас выражение "нефтеносный участок "Раймонд""?
- Не понимаю, о чем вы говорите, - крайне сухо ответил он.
- А имя и фамилия Мария Санчез вам что-нибудь говорят? А Эйс Уилкинс? А Рикко Медина?
Лэттимер молчал.
- Может, какая-нибудь из этих фамилий вам все же знакома? - бодро и совсем по-дружески спросил я.
Лэттимер продолжал молчать.
- Так все же, возможно, вы забежите сейчас ко мне? - поинтересовался я.
- Слушаюсь, - тихо, с ненавистью ответил Лэттимер.
Некоторое время назад он и судья Риверо ухитрились хапнуть тысяч по семьсот пятьдесят. Это произошло после того, как созданная ими корпорация купила исключительно богатый нефтью участок "Раймонд", принадлежавший округу. Участок находился на земле вдовы Марии Санчез. У нее-то - якобы за неуплату им же придуманных налогов - Лэттимер конфисковал эту землю, а потом еще до торгов приобрел ее буквально за гроши. Эйса Уилкинса он использовал для избиения неугодных ему людей; сейчас они поссорились из-за денег, и Уилкинс был готов дать компрометирующие прокурора показания. Рикко Медина был известен как самый гнусный во всей Луизиане гангстер; я располагал полученными под присягой показаниями о его преступной связи с Лэттимером и фотоснимками, на которых Лэттимер запечатлен в момент двукратного посещения квартиры гангстера.
Детективное агентство, о котором я уже говорил, после моего возвращения в Луизиану развило бурную деятельность, что стоило мне большей части денег, накопленных еще в годы сотрудничества с Сильвестром. Забавно, но, видимо, это был наилучший способ расходовать их. Разумеется, кое-что о Лэттимере, Уилкинсе и Медине я разузнал, еще когда работал с Сильвестром. Нужно быть глупее, чем я был в их глазах, чтобы не понять, что представляла собой эта троица. Агентство все это подтвердило.
Лэттимер немедленно примчался ко мне, а через полчаса, когда он уходил, на моем столе лежало его заявление с просьбой об отставке. На следующий день я проделал то же самое с судьей Риверо.
Сразу же состоялись выборы для замещения этих должностей. Поскольку председателем исполнительного комитета демократов в этом округе всегда был шериф, то в этом амплуа мне удалось выгнать всех жуликов, пробравшихся в участковые избирательные комиссии, и поставить на их место порядочных людей, способных обеспечить честный подсчет голосов. Избранными оказались два хороших человека, и даже я удивился, как дружно явились избиратели на голосование. Видимо, им надоело быть пешками в руках политиканов.
Потом я выпустил из тюрьмы нескольких политических противников Лэттимера, им арестованных, передал миссис Санчез документы о незаконном отчуждении ее земли с тем, чтобы она могла возбудить уголовное дело, и выгнал людей Сильвестра (перекинувшихся, конечно, к Лэттимеру) со всех занимаемых ими постов. На выборных должностях кое-кто из них уцелел, но благодаря принятым мерам они уже никому и ничем не могли вредить. За какие-то несколько недель мы перешерстили весь окружной аппарат и полностью ликвидировали всякие следы его подчиненности бывшей организации Сильвестра.
Я не переставал удивляться, как много хороших людей появилось после того, как для них распахнули двери. Меня удивила и реакция газет Нового Орлеана, положительно оценивших мои старания. "Давно ожидаемое возвращение к временам честной администрации!" - кричал заголовок одной газеты; "Шериф Даллас не в пример губернатору Даллас отвергает всякие компромиссы с политическими гангстерами!" - гласил заголовок другой.
"Может, Сильвестр ошибался и относительно газет?" - подумал я.
* * *
Однажды я приехал в Новый Орлеан для выступления в клубе молодых бизнесменов. Заседание состоялось в гостинице "Рузвельт". Выходя из гостиницы, я нос к носу встретился с Адой.
- Как себя чувствует наш поющий шериф? - Она как-то странно улыбнулась. - Извини, я хотела сказать - наш бесстрашный шериф.
- Прекрасно, госпожа губернатор, прекрасно. А ты?
Она поняла, о чем я спрашиваю, и потому ответила:
- Тоже не жалуюсь.
Она постарела, на лице прорезались морщинки, появился второй подбородок. Я ненавидел ее за участие в попытке убить меня, знал, что постараюсь во что бы то ни стало положить конец ее карьере, используя то, что у меня было, и все же не мог забыть те ласки, которыми она одаривала.
Я злился на себя за эти воспоминания и, поддаваясь чувству злости, спросил:
- Последнее время не бывала в Мобиле?
- Нет, - спокойно ответила она. - Не бывала.
- И в мотель "Парадизо" не заглядывала?
- Уже довольно давно, - тем же тоном ответила Ада.
- А вот я, знаешь ли, побывал там недавно, - сказал я, пытаясь хоть как-нибудь задеть ее.
- Ты уже говорил.
- И мне удалось найти там весьма интересную картинку.
- Да? - Ада по-прежнему держалась так, словно мои намеки совершенно на нее не действовали.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104