Такэда оглянулся через плечо, не спеша захлопывать дверцу, ожидая
продолжения.
- Хочу попробовать себя в классическом балете. Как ты думаешь, я
смогу там чего-то достичь?
- Сможешь. Только это не есть радикальное изменение жизни.
Я тебе советовал, что делать.
- Я сам могу решить, что мне делать, - с прорвавшимся высокомерием
произнес Никита. - И в советах не нуждаюсь.
Мне, между прочим, двадцать шесть лет, и ты мне в няньки не годишься.
- Ну-ну, - сказал Такэда, все еще медля. - И куда же ты сейчас
направляешься, если не секрет?
- Мой день принадлежит мне. - Сухова несло дальше, хотя едва ли он
сам понимал, почему и на кого злится.
Такэда покачал головой, лицо у него погрустнело.
- Твой день послезавтрашний, меченый. И хорошо если бы ты до него
дожил. Как рука? Звезда не беспокоит?
Никита, на которого будто вылили ушат холодной воды, опомнился,
глянул на правую руку: коричневый "ожог" в форме пятиконечной звезды
переместился уже на предплечье. Вспомнился "удар холодом", которым
ответила звезда на прикосновение, душу на мгновение защемил страх.
- Что все-таки это такое? Скажешь ты наконец или нет?
- "Зарытый" в шумах сигнал, - Толя усмехнулся, - говоря научным
языком. А вообще - Весть. Когда-нибудь проявится. А может быть, и нет.
Терпи. И не показывай ее никому без надобности.
Вот еще что. - Такэда поднял руку, предупреждая возражение танцора. -
Бери Ксению и уезжай с ней на юг, недели на две, все равно куда. "Печать
зла" действует и на нее, пока ты жив. Думаю, за тысячи километров от
столицы она потеряет силу. Не могу же я все время подстраховывать обоих
сразу. Звони.
Он ушел. А Никита остался сидеть в машине с ощущением, будто ему
врезали по больному глазу.
В два часа дня он с недоумением разглядывал повестку в милицию,
только что вынутую из почтового ящика. Прочитал еще раз: "В случае неявки
взимается штраф в размере двух тысяч рублей".
Хмыкнул. Такой суммой можно было бы и пренебречь, но Сухов был
законопослушным гражданином своей страны и конфликтовать с властью не
хотел.
В два сорок он подкатил в райотдел милиции, осведомился у дежурного,
где комната под номером одиннадцать, и зашел.
Комната оказалась небольшой, уютной, со стенами, окрашенными голубой
масляной краской, по которым были развешаны плакаты с рекламой боевого
самбо и фото машин производства АЗЛК. Стол, шесть стульев, сейф и книжный
шкаф радовали глаз чистотой и простотой линий. Портрет Феликса Эдмундовича
завершал эстетику кабинета.
За столом с работащим вентилятором сидел лысый мужчина средних лет, с
лицом бледным и болезненным. Губы на этом лице почти не выделялись, зато
нос поражал величиной и формой.
Покатые плечи, пухлые руки, штатский костюм (пиджак - в такую
жару?!), зеленая рубашка со сползшим галстуком. Господи, в какую эпоху я
попал, с недоумением думал Никита. Но вслух сказал:
- Я по поводу повестки. Видимо, здесь какая-то ошибка...
Хозяин кабинета молча взял повестку, поискал что-то в куче бумаг,
вытащил три серых листа с каким-то текстом, прочитал и поднял на Никиту
водянистые, без выражения, глаза. Голос у него оказался хриплым и мокрым,
будто он вот-вот начнет отхаркиваться.
- Документы?
Никита протянул паспорт.
Лысый мельком взглянул на портрет владельца документа, отложил
паспорт в сторону.
- Вы обвиняетесь в дебоширстве, учинении драки в уличном переходе,
столкновении с машиной известного дипломата, наезде на автомашину
коммерческого объединения "Валга" и нанесении побоев двум его работникам.
- Что?! - Никита не поверил своим ушам.
- Хватит на то, чтобы сесть по двум статьям на срок от трех до пяти
лет. У вас есть смягчающие вину обстоятельства?
- Но это неправда! - возмутился Сухов, справившись с изумлением. -
Причем тут моя вина? Я ни в чем не виноват.
- Да? - удивился сотрудник райотдела и вдруг, побагровев, заорал: -
Ты мне здесь невиноватика не строй! Знаем мы таких тихих! Балетчик!
Привык, небось, плевать на закон. Каждый день новая баба, машина, бары,
рестораны, коньяк... Нет, скажешь? Я вас всех, танцоров, знаю, как
облупленных. Живете, не считаясь...
Бац! Ладонь Никиты хлестко ударила по столу. Лысый отшатнулся,
мгновенно замолчав, тупо глянул на стол, потом на руку Сухова, оценив ее
размеры, мышцы. Потянулся было к кнопке звонка, но передумал.
- Прекратите истерику, - проговорил Никита тихо. - Ни фига вы не
знаете, как живут танцоры. Это первое. Ни в чем я не виноват, это второе.
Разговаривать я с вами буду только в присутствии адвоката, это третье.
Достаточно?
- Вполне, - как ни в чем не бывало ответил лысый. - Садитесь.
Уточним... э-э, некоторые детали.
Никита невольно засмеялся, махнул рукой и сел.
Дальнейший разговор протекал без инцидентов, криков и угроз, хотя
старший оперуполномоченный не отличался ни умом, ни эрудицией, ни другими
качествами интеллигентного человека. Был он дуб-дубом и хорошо знал только
уголовный кодекс и бандитскую среду. В заключение он, перейдя на "вы",
доверительно сообщил:
- Но если обвинения в ваш адрес подтвердятся, мы вас и под землей
найдем. А тем более, если вы снова отмочите какой-нибудь фокус вроде
драки. Так что сушите сухари.
Никита вышел молча, хотя его душил гнев, и горячее словцо готово было
сорваться с губ. Однако, выйдя из райотдела, он поразмыслил и сделал
вывод, что легко отделался. По рассказам бывалых людей, попать в милицию
было легко, а вот выйти - очень непросто. Что-то здесь было не так. Такие
обвинения и угрозы не произносят зря, а объявив - добиваются признания
факта, чтобы завести уголовное дело. Найди они свидетелей - Сухову очень
трудно было бы оправдаться. Но... что-то не склеилось. Или наоборот, все
прошло, как надо, его решили попугать, и это удалось.
Но зачем? Зачем его пугать?
Стоп!
Сухов замедлил шаг, глядя сквозь прохожих остановившимся взглядом. Уж
не является ли этот странный вызов без последствий отголоском "печати
зла"?!
Никита качнул головой, отгоняя наваждение, обозвал себя в душе
слабохарактерным и впечатлительным мистиком, и поспешил к метро. Через
полчаса он входил в мастерскую Ксении.
Сердце вдруг забилось часто и сильно, будто он бежал. А при виде
склонившейся над мольбертом художницы - она работала над пейзажем - пришло
странное двойственное ощущение: его ждали и не хотели видеть одновременно!
Чувство это все чаще приходило к Никите, и он даже как-то задумался о
причине этой странности, но мастерская Красновой не способствовала
самоанализу, мысли свернули в иное русло.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195