.. - начал Пен, однако Уорингтон под столом наступил ему на ногу, и он осекся.
- По тому же самому делу я и был сейчас во дворце, - продолжал Арчер как ни в чем не бывало. - Меня заставили четыре часа прождать в приемной. Даже почитать было нечего, кроме вчерашней "Таймс", которую я знал наизусть, - там три передовые статьи мною написаны. И хоть в приемную четыре раза заглядывал лорд-канцлер и один раз у него в руках была королевская чашка с блюдцем, - так что вы думаете? - он даже не догадался предложить мне чашку чаю.
- В самом деле? Что же там еще стряслось? - спросил Уорингтон и добавил, обращаясь к Пену: - Ты ведь знаешь, когда при дворе что-нибудь неладно, они всегда вызывают Арчера.
- Да, что-то неладно, - сказал мистер Арчер. - И раз эта история завтра все равно станет всеобщим достоянием, могу, пожалуй, рассказать. На последних скачках в Шантильи, когда я скакал на Брайан-Бору, лошади моего давнишнего друга герцога Сен-Клу, старый король мне сказал: "Арчер, я не спокоен насчет Сен-Клу. Я устроил его брак с принцессой Мари-Кюнегонд; от этого зависит мир в Европе: ведь если брак не состоится, Россия объявит войну. А этот болван так увлекся мадам Массена, супругой маршала, что и слышать не хочет о женитьбе". Ну так вот, сэр, я поговорил с Сен-Клу, и поскольку я привел его в хорошее расположение тем, что его лошадь победила на скачках, да еще принесла ему малую толику денег, он мне сказал: "Арчер, передайте папаше, что я подумаю".
- А как по-французски "папаша"? - спросил Пен, считавший себя знатоком этого языка.
- О, мы с ним всегда говорим по-английски... Я его обучил, когда мы еще были мальчишками, после того как он в Туикнеме свалился в воду и я спас ему жизнь. Никогда не забуду, какое лицо было у королевы, когда я вытащил его на берег. Она подарила мне вот этот перстень с брильянтом и до сего дня зовет меня Чарльзом.
- Мадам Массена, должно быть, уже старая женщина, - заметил Уорингтон.
- Ну, конечно, старая, она ему в бабушки годится, я ему так и сказал, отвечал Арчер нимало не смутившись. - Но эта любовь к старухам - опаснейшая вещь. Потому-то король и волнуется; потому-то и королева, бедняжка, в таком горе. Во вторник они покинули Париж и сейчас живут в отеле Жонэ.
- Может быть, Сен-Клу обвенчался тайно? - спросил Уорингтон.
- Вот этого не скажу, - отвечал Арчер. - Знаю только, что меня заставили ждать четыре часа; что я в жизни не видел человека в таком волнении, как бельгийский король, когда он наконец ко мне вышел, и что я дьявольски голоден... а вот и ужин.
- Он сегодня в ударе, - сказал Уорингтон, когда они с Пеном шли домой. - Но бывает и почище, иногда его чуть не сто человек слушают, раскрыв рот. А ведь если отбросить эту страсть к вранью, он хороший, порядочный малый способный делец, надежный друг, заботливый сын, муж и отец.
- Так чего ради он плетет эти небылицы?
- Безобидная мания. Он своей болтовней никому не причиняет вреда, никого не чернит. И в политике он честен - ни словом, ни делом не изменит своей партии, не то что мы грешные...
- Мы? Кто это мы? - спросил Пен. - Кто мистер Арчер по профессии?
- Член Корпорации Гусиного Пера, мой милый. Четвертого сословия. Прессы.
- Так ты, значит, тоже принадлежишь к этому сословию?
- Об этом поговорим в другой раз, - сказал Уорингтон.
Они в это время шли по Стрэнду, мимо ярко освещенного дома, где помещалась какая-то газета. К подъезду во весь опор подкатывали в кебах репортеры; другие, выходя, сталкивались с ними в дверях; лампы горели и в комнатах редакторов, и выше, где трудились наборщики: все окна сияли огнями.
- Погляди, Пен, - сказал Уорингтон. - Вот она, великая машина, она никогда не спит. Ее посланцы рыщут во всех концах света, ее курьеры мчатся по всем дорогам. Ее офицеры маршируют с армиями на походе, ее эмиссары проникают в кабинеты государственных деятелей. Они повсюду. Вот сейчас один представитель этой самой газеты дает взятки в Мадриде, а другой узнает цены на картофель в Ковент-Гардене. Гляди! Вон скачут последние новости из-за границы. Завтра их уже будут знать на Даунинг-стрит. Поднимутся или упадут акции; составятся или рухнут состояния; лорд Б., держа в руках эту самую газету, возьмет слово в палате и, убедившись, что маркиз на своем месте, произнесет замечательную речь... А мистер Дулан вынужден. будет прервать свой ужин в Черной Кухне: он ведь помощник редактора по заграничным делам и не имеет права отойти ко сну, прежде нежели просмотрит депеши.
И в таких разговорах друзья добрались к себе в Темпл, когда на востоке уже золотилась заря.
Глава XXXI,
в которой в дверь стучит мальчик из типографии
Среди своих кутежей и пирушек, как ни были они скромны и умеренны в цене, если не в других смыслах, Пен все время помнил, что над ним висит грозный меч, который скоро, скоро упадет, - и тогда конец его веселой жизни. У него почти не осталось денег. Третью часть их поглотил вступительный взнос в клуб; пришлось купить необходимую мебель для спальни; короче - он разменял свой последний пятифунтовый билет, и как найти ему преемника - понятия не имел: ведь до сих пор наш герой жил как юный принц или как младенец, которому мать дает поесть, чуть он заплачет.
Уорингтону не было известно, на какие средства живет его приятель. Единственный сын, мать - помещица, дядя - старый щеголь, что ни день званный на обед к какому-нибудь вельможе: кто его знает, возможно, в его распоряжении огромное богатство. Цепочки у него золотые, несессер такой, что впору лорду, и манеры и вкусы аристократические. Не то, чтобы ему требовалось только все самое дорогое, - он с отменным аппетитом поглощает пинту портера и порцию жаркого из кухмистерской, но экономить по мелочам он не умеет. Он неспособен дать лакею на чай два пенса; не может не нанять кеб, если ему этого хочется или если идет дождь, а уж если наймет кеб, то непременно переплатит вознице. Чищеные перчатки презирает. Будь он воспитан в расчете на десять тысяч годового дохода, он и те не мог бы меньше скупиться: стоит ему услышать жалостную историю нищего или увидеть исхудавшее детское личико, как рука его тянется к карману... Может быть, тут сказывалась широкая натура, упрямо не желающая вести счет деньгам; может, врожденная доброта и великодушие; а может, и мелкое тщеславие, погоня за похвалой, пусть даже за похвалой возниц и лакеев. Едва ли и умнейшие из нас всегда знают, какие ими движут чувства, и, вероятно, иные наши поступки, которыми мы более всего гордимся, очень удивят нас, когда мы в свое время доберемся до их источника.
Итак, Уорингтон не знал денежных обстоятельств Пена, а тот не считал возможным ему открыться. Что в колледже Пен безрассудно сорил деньгами - это его друг помнил, а впрочем, в колледже все безрассудно сорят деньгами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136
- По тому же самому делу я и был сейчас во дворце, - продолжал Арчер как ни в чем не бывало. - Меня заставили четыре часа прождать в приемной. Даже почитать было нечего, кроме вчерашней "Таймс", которую я знал наизусть, - там три передовые статьи мною написаны. И хоть в приемную четыре раза заглядывал лорд-канцлер и один раз у него в руках была королевская чашка с блюдцем, - так что вы думаете? - он даже не догадался предложить мне чашку чаю.
- В самом деле? Что же там еще стряслось? - спросил Уорингтон и добавил, обращаясь к Пену: - Ты ведь знаешь, когда при дворе что-нибудь неладно, они всегда вызывают Арчера.
- Да, что-то неладно, - сказал мистер Арчер. - И раз эта история завтра все равно станет всеобщим достоянием, могу, пожалуй, рассказать. На последних скачках в Шантильи, когда я скакал на Брайан-Бору, лошади моего давнишнего друга герцога Сен-Клу, старый король мне сказал: "Арчер, я не спокоен насчет Сен-Клу. Я устроил его брак с принцессой Мари-Кюнегонд; от этого зависит мир в Европе: ведь если брак не состоится, Россия объявит войну. А этот болван так увлекся мадам Массена, супругой маршала, что и слышать не хочет о женитьбе". Ну так вот, сэр, я поговорил с Сен-Клу, и поскольку я привел его в хорошее расположение тем, что его лошадь победила на скачках, да еще принесла ему малую толику денег, он мне сказал: "Арчер, передайте папаше, что я подумаю".
- А как по-французски "папаша"? - спросил Пен, считавший себя знатоком этого языка.
- О, мы с ним всегда говорим по-английски... Я его обучил, когда мы еще были мальчишками, после того как он в Туикнеме свалился в воду и я спас ему жизнь. Никогда не забуду, какое лицо было у королевы, когда я вытащил его на берег. Она подарила мне вот этот перстень с брильянтом и до сего дня зовет меня Чарльзом.
- Мадам Массена, должно быть, уже старая женщина, - заметил Уорингтон.
- Ну, конечно, старая, она ему в бабушки годится, я ему так и сказал, отвечал Арчер нимало не смутившись. - Но эта любовь к старухам - опаснейшая вещь. Потому-то король и волнуется; потому-то и королева, бедняжка, в таком горе. Во вторник они покинули Париж и сейчас живут в отеле Жонэ.
- Может быть, Сен-Клу обвенчался тайно? - спросил Уорингтон.
- Вот этого не скажу, - отвечал Арчер. - Знаю только, что меня заставили ждать четыре часа; что я в жизни не видел человека в таком волнении, как бельгийский король, когда он наконец ко мне вышел, и что я дьявольски голоден... а вот и ужин.
- Он сегодня в ударе, - сказал Уорингтон, когда они с Пеном шли домой. - Но бывает и почище, иногда его чуть не сто человек слушают, раскрыв рот. А ведь если отбросить эту страсть к вранью, он хороший, порядочный малый способный делец, надежный друг, заботливый сын, муж и отец.
- Так чего ради он плетет эти небылицы?
- Безобидная мания. Он своей болтовней никому не причиняет вреда, никого не чернит. И в политике он честен - ни словом, ни делом не изменит своей партии, не то что мы грешные...
- Мы? Кто это мы? - спросил Пен. - Кто мистер Арчер по профессии?
- Член Корпорации Гусиного Пера, мой милый. Четвертого сословия. Прессы.
- Так ты, значит, тоже принадлежишь к этому сословию?
- Об этом поговорим в другой раз, - сказал Уорингтон.
Они в это время шли по Стрэнду, мимо ярко освещенного дома, где помещалась какая-то газета. К подъезду во весь опор подкатывали в кебах репортеры; другие, выходя, сталкивались с ними в дверях; лампы горели и в комнатах редакторов, и выше, где трудились наборщики: все окна сияли огнями.
- Погляди, Пен, - сказал Уорингтон. - Вот она, великая машина, она никогда не спит. Ее посланцы рыщут во всех концах света, ее курьеры мчатся по всем дорогам. Ее офицеры маршируют с армиями на походе, ее эмиссары проникают в кабинеты государственных деятелей. Они повсюду. Вот сейчас один представитель этой самой газеты дает взятки в Мадриде, а другой узнает цены на картофель в Ковент-Гардене. Гляди! Вон скачут последние новости из-за границы. Завтра их уже будут знать на Даунинг-стрит. Поднимутся или упадут акции; составятся или рухнут состояния; лорд Б., держа в руках эту самую газету, возьмет слово в палате и, убедившись, что маркиз на своем месте, произнесет замечательную речь... А мистер Дулан вынужден. будет прервать свой ужин в Черной Кухне: он ведь помощник редактора по заграничным делам и не имеет права отойти ко сну, прежде нежели просмотрит депеши.
И в таких разговорах друзья добрались к себе в Темпл, когда на востоке уже золотилась заря.
Глава XXXI,
в которой в дверь стучит мальчик из типографии
Среди своих кутежей и пирушек, как ни были они скромны и умеренны в цене, если не в других смыслах, Пен все время помнил, что над ним висит грозный меч, который скоро, скоро упадет, - и тогда конец его веселой жизни. У него почти не осталось денег. Третью часть их поглотил вступительный взнос в клуб; пришлось купить необходимую мебель для спальни; короче - он разменял свой последний пятифунтовый билет, и как найти ему преемника - понятия не имел: ведь до сих пор наш герой жил как юный принц или как младенец, которому мать дает поесть, чуть он заплачет.
Уорингтону не было известно, на какие средства живет его приятель. Единственный сын, мать - помещица, дядя - старый щеголь, что ни день званный на обед к какому-нибудь вельможе: кто его знает, возможно, в его распоряжении огромное богатство. Цепочки у него золотые, несессер такой, что впору лорду, и манеры и вкусы аристократические. Не то, чтобы ему требовалось только все самое дорогое, - он с отменным аппетитом поглощает пинту портера и порцию жаркого из кухмистерской, но экономить по мелочам он не умеет. Он неспособен дать лакею на чай два пенса; не может не нанять кеб, если ему этого хочется или если идет дождь, а уж если наймет кеб, то непременно переплатит вознице. Чищеные перчатки презирает. Будь он воспитан в расчете на десять тысяч годового дохода, он и те не мог бы меньше скупиться: стоит ему услышать жалостную историю нищего или увидеть исхудавшее детское личико, как рука его тянется к карману... Может быть, тут сказывалась широкая натура, упрямо не желающая вести счет деньгам; может, врожденная доброта и великодушие; а может, и мелкое тщеславие, погоня за похвалой, пусть даже за похвалой возниц и лакеев. Едва ли и умнейшие из нас всегда знают, какие ими движут чувства, и, вероятно, иные наши поступки, которыми мы более всего гордимся, очень удивят нас, когда мы в свое время доберемся до их источника.
Итак, Уорингтон не знал денежных обстоятельств Пена, а тот не считал возможным ему открыться. Что в колледже Пен безрассудно сорил деньгами - это его друг помнил, а впрочем, в колледже все безрассудно сорят деньгами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136