Как он повзрослел за год несчастий и размышлений о жизни и о себе, миновавший с последней его поездки в Оксбридж по этой самой дороге! С неизъяснимой нежностью ночные его мысли обращаются к матери, которая благословила его в дорогу и все еще любит его и верит в него, несмотря на все прошлые грехи и ошибки! Храни ее бог! - молится он, подняв глаза к звездам. Господи, ниспошли мне сил, чтобы работать, терпеть, быть честным, бежать искушений, быть достойным ее беззаветной любви! Она сейчас тоже, верно, не спит и тоже воссылает отцу небесному молитвы о благополучии сына. Любовь ее - талисман, который не даст ему погибнуть. А любовь Лоры... он и ее увез бы с собой, но она не позволила, не сочла его достойным. Со стыдом и раскаянием он признает ее правоту, признает, насколько она лучше, выше его... и все же радуется своей свободе. "Она слишком хороша для меня", - думает он, как будто страшась ее непорочной красоты и невинности. Он не создан для такой подруги. Так распутный бродяга, некогда благочестивый и чистый сердцем, сторонится церкви, которую посещал в юные лета - сторонится боязливо, но без злобы, чувствуя только, что ему не место в этом священном убежище.
Занятый своими мыслями, Пен заснул, лишь когда забрезжило холодное октябрьское утро, а проснулся отдохнувший, с ясной головой, когда карета остановилась в городке Б., перед той самой харчевней, где он столько раз, еще веселым юнцом, завтракал по пути в школу и в колледж. Когда они снова пустились в дорогу, в небе сияло солнце, лошади бежали быстро, трубил рожок, миля пролетала за милей. Пен курил и балагурил с кондуктором и пассажирами, с каждой минутой знакомая дорога делалась все более оживленной; в X. последний раз сменили лошадей, и вот уже начался Лондон. Кто из нас в молодости не чувствовал сердечного трепета, въезжая в этот огромный город? Сотни других карет, тысячи людей спешили в столицу. "Здесь мое место, думал Пен. - Здесь меня ждет битва, в которой я либо одержу победу, либо погибну. До сих пор я был мальчишка, бездельник. О, как мне хочется доказать, что я могу быть мужчиной!" И с крыши кареты Пен всматривался в город с жадным нетерпением, какое испытывает солдат, выступая в поход.
По дороге Пен свел знакомство с каким-то неунывающим господином в потертом плаще, который то и дело поминал разных литераторов и сам оказался репортером лондонской газеты, посылавшей его в одно из западных графств на состязание по боксу. Он, как видно, был коротко знаком со всеми выдающимися писателями и говорил о Томе Гуде, Томе Кэмбелле, Сиднее Смите и прочих как о самых своих близких друзьях. Проезжая через Бромптон, он показал Пену известного обозревателя мистера Хэртла, который шагал по улице с большим черным зонтом. Пен, весь изогнувшись, долго провожал взглядом великого Хэртла. Он вспомнил, что тот учился в колледже св. Бонифация. Мистер Дулан, из газеты "Звезда" (так значилось на визитной карточке, которую он вручил Пену), подтвердил это, добавив, что близко его знает. Пен восхищался статьями мистера Хэртла и решил, что, увидев его, удостоился великой чести. В то время он еще сохранял простодушную веру в писателей, критиков и редакторов. Даже Уэга, чьи книги не казались ему вершиной человеческого гения, он втайне уважал как преуспевающего писателя. Он упомянул, что встречался с Уэгом в деревне, и Дулан сообщил ему, что сей прославленный автор получает за свои романы по триста фунтов с тома. Пен тут же прикинул, удастся ли ему зарабатывать пять тысяч в год.
Едва карета остановилась перед кофейной "Глостер", как Артур увидел знакомое лицо: из Армингтон-стрит выехал наш старый приятель Гарри Фокер в кабриолете, запряженном огромной лошадью. Его руки в белых перчатках держали белые вожжи, а под нижней губой пробилось наконец подобие бородки. На запятках торчал грум, сменивший Дурачину, - маленький, худенький, в узких кожаных штанах. Фокер бросил взгляд на взмыленных лошадей и пыльный дилижанс, в котором и он когда-то ездил.
- Эй, Фокер! - крикнул обрадованный Пенденнис.
- Пен, здорово! - отозвался тот и помахал хлыстом в знак дружеского приветствия. Мистер Дулан проникся к Пену великим уважением, когда увидел, в каком шикарном экипаже разъезжает его знакомый; а Пен себя не помнил от радости: он свободен, он в Лондоне! Пригласив Дулана отобедать у него в гостинице, он кликнул кеб и покатил в Ковент-Гарден, где всегда останавливался. Приятно было снова увидеть суетливого лакея и почтительно кланяющегося хозяина; Пен справился о здоровье хозяйки, пожалел, что нет прежнего коридорного и готов был всем подряд пожимать руки. В кармане у него лежало сто фунтов. Он переоделся, пообедал в кофейне, заказав только пинту хереса (ибо решил соблюдать строжайшую экономию), и пошел через улицу в театр.
Свет, музыка, веселая толпа очаровали и опьянили Пена, - так они всегда действуют на приезжего из колледжа или из провинции. Он смеялся каждой шутке и аплодировал каждой песенке, к великой радости унылых завсегдатаев театра, которые уже давно охладели к своим ежевечерним развлечениям и с удовольствием поглядывали из своих лож на проявление столь искреннего восторга. После первой пьесы Пен встал с места и пошел промяться, чувствуя себя как на улице модного курорта. Есть ли среди усталых лондонских фланеров такой, который в молодости не знавал бы подобных восторгов и не хотел бы вернуть их? В театре оказался все тот же Фокер, неугомонный жуир. С ним были Грэнби Типтоф из гвардейской бригады, брат лорда Типтофа, и его дядюшка лорд Крокус - высокочтимый пэр Англии, поклонник земных радостей еще со времен Первой французской революции. Фокер бросился к Пену с распростертыми объятиями, а после антракта потащил его в свою ложу, где сидела дама с очень длинными локонами и очень белыми плечами - известная актриса комедии Бленкинсоп, а в аван-ложе дремал старичок в парике - ее папаша. В афишах он значился как "заслуженный Бленкинсоп", "незаменимый Бленкинсоп", "Бленкинсоп - давнишний любимец публики"; он был на амплуа отцов-резонеров как в театре, так и в жизни.
В это время - было около одиннадцати часов - миссис Пенденнис в Фэроксе уже легла в постель и думала о том, хорошо ли ее ненаглядный Артур отдыхает с дороги. В это время Лора тоже не спала. В это время вчера, когда дилижанс катил по безмолвным полям, где изредка мерцал огонек в окне сельского домика, и среди темных лесов под тихим звездным небом, Пен клялся себе, что исправится, устоит перед всеми искушениями, и сердцем был в родном доме... А между тем фарс шел превесело, и миссис Лири в гусарском ментике и лосинах пленяла публику своей игривостью, прелестной фигурой и очаровательными песенками.
Пену, давно не бывавшему в Лондоне, очень хотелось послушать миссис Лири, но его соседям в ложе не было дела ни до ее песенок, ни до ее лосин, и они без умолку болтали.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136