мы недавно упоминали о том, как его уважал повар колледжа, а вскоре будем иметь случай пожалеть о слепой доверчивости этого достойного человека. На третий год пребывания Пена в Оксбридже лестничную площадку перед его квартирой уже не загромождали крышки от блюд и вазы с фруктами, лакеи не вносили дымящиеся блюда, слуги не откупоривали замороженное шампанское; совсем иные люди с хмурым или жалким видом толпились у его дверей и накидывались на несчастного, стоило ему высунуть нос из своего убежища.
Следует добавить, что Пен пренебрег советом своего опекуна и продолжал водить дружбу с подозрительным мистером Блаунделом.
Юные вельможи из соседнего колледжа св. Георгия, в чьем обществе Пен проводил все свободное время, сразу раскусили Блаундела, несмотря на его модный вид и светские замашки. Бродбент наградил его кличкой "Капитан Макхит" и уверял, что по нем плачет веревка. Фокер, лишь очень недолго пробывший в Оксбридже вместе с ним, по свойственной ему осторожности не говорил о Капитане Макхите ничего дурного, однако намекнул Пену, что в вист лучше играть с ним заодно, а не против него, а когда он играет в экарте, лучше ставить на него, а не на его противника.
- Понимаешь, Пен, - объяснил сей сметливый юноша, - он играет лучше тебя, он просто на редкость хорошо играет, этот Капитан. И я бы на твоем месте не очень ему верил. Сдается мне, что у него с деньгами туговато. Однако пойти дальше этих туманных намеков осторожный Фокер наотрез отказался.
Впрочем, и его совет оказал бы на Пена не большее действие, чем обычно оказывают советы на упрямца, твердо решившего во всем поступать по-своему. В погоне за удовольствиями Пен был ненасытен и набрасывался на них с жадностью, свидетельствующей о пылком нраве и железном здоровье. Развлечения он называл "знакомством с жизнью" и в подтверждение того, что мужчине следует все испытать, цитировал Теренция, Горация и Шекспира. Продолжай он вести такой образ жизни, он бы через несколько лет совсем истаскался.
Однажды, когда десятка два студентов, в том числе Пен и Макхит, весело поужинав и сыграв по маленькой в двадцать одно, уже собрались расходиться, мистер Блаундел, улыбаясь, взял со стола бокал от пунша и положил в него нечто, еще более вредное для здоровья, чем этот напиток, а именно - пару игральных костей, извлеченных им из жилетного кармана. Грациозным жестом, по которому сразу можно было сказать, что дело это для него привычное, он помахал бокалом в воздухе и, крикнув: "Семь!" - легко вытряхнул костяные кубики на стол, снова сгреб их со скатерти и повторил все это раза два или три. Остальные студенты молча глядели на него, и среди них, разумеется, Пен, который до сих пор держал в руках кости лишь во время скучных домашних партий в триктрак.
Мистер Блаундел, обладатель приятного голоса, негромко запел мелодию хора из "Роберта-дьявола", - опера эта пользовалась тогда большим успехом, студенты стали подпевать, и громче всех Пен, который выиграл в двадцать одно малую толику шиллингов и полукрон, а потому был особенно в духе; и вскоре, почти все, вместо того чтобы идти по домам, сидели вокруг стола и играли в кости: зеленый бокал переходил из рук в руки до тех пор, пока Пен, выиграв шесть раз подряд, не разбил его вдребезги.
После этого вечера Пен предался азартной игре с той же страстью, с какой вкушал всякое новое удовольствие. В кости можно играть не только после обеда или ужина, но и по утрам. Блаундел приходил к Пену сразу после утреннего завтрака, и время под стук костей пролетало незаметно. Играли они тихо, при закрытых дверях, Блаундел даже изобрел ящичек, оклеенный изнутри войлоком, дабы красноречивый стук не привлек внимания бдительных наставников. Один раз Блаундел, Рингвуд и Пен чуть не попались с поличным: мистеру Баку, когда он проходил по двору, послышались из открытого окна в комнате Пена слова: "Два-один в пользу бросающего", - но, когда он вошел, перед каждым из юношей лежало по Гомеру, и Пен, объяснив, что помогает товарищам подготовиться к занятиям, с самой серьезной миной спросил у мистера Бака, что сейчас представляет собой река Скамандр и судоходна она или нет.
Игра с мистером Блаунделом не принесла Артуру Пенденнису ни крупных выигрышей, ни вообще какой бы то ни было пользы, если не считать того, что он разработал теорию шансов, которую, впрочем, мог бы почерпнуть и из книг.
На пасхальных каникулах, когда Пен заранее предупредил мать и дядю, что домой не поедет, а останется в Оксбридже и будет усиленно заниматься, он все же согласился на предложение своего друга мистера Блаундела съездить ненадолго в Лондон. Они остановились в гостинице в Ковент-Гардене, где у Блаундела был кредит, и, как истые студенты, с головой окунулись в столичные развлечения. Блаундел еще числился членом одного военного клуба; он раза три возил туда Пена обедать (они нанимали закрытый кеб, чтобы, боже упаси, не попасться на глаза майору Пенденнису во время его непременной прогулки по Пэл-Мэл), и там состоялось знакомство Пена с десятком бравых молодчиков в усах и шпорах, с которыми он по утрам распивал светлый эль, а вечерами шатался по городу. Здесь он и вправду мог познакомиться с жизнью, и здесь, в тех театрах и кабачках, что посещали эти веселые гуляки, встреча с опекуном ему как будто не грозила. Однако же был случай, когда они оказались очень близко друг к другу: лишь тонкая перегородка отделяла Пена, сидевшего в ложе театра "Музеум", от майора, находившегося в ложе лорда Стайна в качестве гостя этого вельможи.
Мисс Фодерингэй еще купалась в лучах славы. Она добилась успеха: почти год делала полные сборы, с блеском совершила турне по провинции, снова заблистала в Лондоне, но уже не столь ярко, и теперь, олицетворяя, по словам афиш, "торжество доброй старой английской драмы", играла "с непревзойденным искусством" перед зрительной залой, в которой оставалось много свободных мест для всякого, кто пожелал бы ее увидеть.
Пен в тот вечер видел ее уже не впервые после памятной разлуки в Чаттерисе. В предыдущем году, когда о ней говорил весь город и газеты превозносили ее до небес, Пен под каким-то предлогом отпросился в Лондон в учебное время и полетел в театр посмотреть свою старую любовь. Но вид ее пробудил в нем не столько чувства, сколько воспоминания. Он вспомнил, с каким трепетом ждал когда-то последней реплики актера перед появлением Офелии или госпожи Халлер. Теперь при этих словах в нем что-то лишь слабо шевельнулось; когда раздался гром рукоплесканий и Офелия ответила на них своим прежним поклоном и реверансом, Пен чуть вздрогнул и покраснел, не в силах отделаться от ощущения, что все на него смотрят. Вначале он почти не слышал ее слов и, думая об унижении, которому она его подвергла, испытывал такую ярость, что даже вообразил, будто все еще ревнует и любит.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136