Белокурая мисс не откажется. Она очарована мною. Я прочел это в ее глазах. Белая голубка ждет только знака, чтобы улететь.
- А вы с ней общаетесь? - спросила изумленная Фрибсби, недоумевая, который из влюбленных пребывает в заблуждении.
- Я общаюсь с нею при помощи моего искусства. Она вкушает блюда, которые я готовлю для нее одной. Так я делаю ей тысячи намеков, и она, обладая тонкой душой, понимает их. Однако мне нужны и более определенные сведения.
- Пинкотт, ее горничная... - начала мадам Фрибсби, которую то ли природа, то ли воспитание наделили способностью немного разбираться в сердечных делах; но при этом намеке чело великого артиста затуманилось.
- Madame, - сказал он, - есть вещи, о которых благородный человек обязан молчать, но если, уж он бывает вынужден разгласить тайну, то пусть разгласит ее своему лучшему другу, своей названой матери. Знайте же, что есть причина, почему мисс Пинкотт таит против меня вражду - причина довольно обычная для женщины: ревность.
- Вероломный, мужчина! - воскликнула наперсница.
- О нет, - возразил артист глубоким басом, с трагическим выражением, достойным; Порт Сен-Мартен и любимых им мелодрам. - Не вероломный, но роковой. Да, я роковой мужчина, мадам Фрибсби. Мой удел - внушать безнадежное чувство. Я не могу запретить женщинам любить меня. Я ли виноват в том, что эта молодая женщина чахнет на глазах, снедаемая страстью, на которую я не могу ответить? Слушайте дальше! В этом доме есть и другие, столь же несчастные. Гувернантка юного милорда, встречая меня на прогулках, бросает мне взгляды, поддающиеся лишь одному истолкованию. И сама миледи она уже немолода, но в жилах ее течет восточная кровь - не раз дарила одинокого артиста комплиментами, смысл которых нельзя не понять. Я бегу их присутствия, я ищу одиночества, я покоряюсь своей судьбе. Жениться я могу только на одной; и я твердо решил, что это будет женщина вашей нации. Если за мисс дают достаточно, она, думаю, и подойдет мне лучше всех. Перед тем как увозить ее в Гретна-Грин, я желаю удостовериться в том, каковы ее средства.
Предоставляем читателю судить, был ли Альсид столь же неотразим и силен, как его тезка, или же он был просто помешан. Но ежели читатель встречал на своем веку много французов, среди них, возможно, попадались и такие, что; считали себя почти столь же непобедимыми и были убеждены, что производят не меньшие опустошения в сердцах белокурых Anglaises.
Глава XXIV,
в которой имеется и любовь и ревность.
Нашим читателям уже известно искреннее мнение сэра Фрэнсиса Клеверинга о женщине, которая подарила ему свое состояние и дала возможность воротиться на родину, в дом его предков; и надобно сказать, что баронет не слишком ошибался в оценке своей супруги: леди Клеверинг и вправду не блистала ни умом, ни образованностью. Два года она проучилась в Европе, в скромном пригороде Лондона, название которого до конца своих дней произносила неправильно, а в возрасте пятнадцати лет была выписана к отцу в Калькутту. По пути туда, на том же корабле Ост-Индской компании "Рамчандр" (капитан Брэг), что два года назад привез ее в Европу, она и познакомилась со своим первым мужем, мистером Амори, служившим на этом корабле третьим помощником капитана.
О молодых годах леди Клеверинг мы не собираемся рассказывать подробно; скажем только, что капитан Брэг, взявшийся доставить мисс Столл к ее отцу, одному из фрахтовщиков и совладельцу "Рамчандра" и многих других торговых судов, счел нужным заковать своего непокорного помощника в кандалы еще до прибытия к мысу Доброй Надежды, где и ссадил его на сушу; а подопечную свою сдал в конце концов ее родителю после долгого и бурного плавания, вовремя которого корабль с грузом и пассажирами не фаз подвергался смертельной опасности.
Спустя несколько месяцев Амори объявился в Калькутте, добравшись туда простым матросом, женился на дочери богатого стряпчего и дельца против его воли, попробовал разводить индиго, но безуспешно, попробовал служить агентом, но безуспешно, попробовал издавать газету "Лоцман Ганга", но безуспешно; во время всех этих коммерческих начинаний и катастроф не переставал ссориться с женой и тестем и увенчал свою карьеру полным крахом, после чего вынужден был перебраться из Калькутты в Новый Южный Уэльс. В пору этих деловых неудач и состоялось, вероятно, знакомство мистера Амори с упомянутым выше Джаспером Роджерсом, высокочтимым членом калькуттского Верховного суда; и если уж говорить нечистоту, то причиной, почему счастье окончательно покинуло мистера Амори и вынудило его отказаться от дальнейшей погони за ним, послужило не что иное, как неправомочное использование имени тестя, который отлично умел подписываться сам и в такой помощи не нуждался.
Европейская публика, не считающая нужным подробно знакомиться с судебной хроникой Калькутты, была осведомлена об этих обстоятельствах намного хуже, чем английская колония в Бенгалии; а посему мистер Снэлл, убедившись, что в Индии его дочери не житье, порешил, что лучше ей будет возвратиться в Европу, куда она и отбыла со своей дочерью Бетси, или Бланш, которой было в ту пору четыре года. Их сопровождала нянюшка Бетси, представленная читателю в предыдущей главе как миссис Боннер, доверенная горничная леди Клеверинг, а капитан Брэг снял душ них дом по соседству со своим, на Поклингтон-стрит.
Лето в Англии выдалось холодное, ненастное, целый месяц после приезда миссис Амори дня не проходило без дождя. Брэг держался высокомерно и неприязненно, - возможно, он стыдился индийской дамы и мечтал от нее отделаться. Ей казалось, что весь Лондон говорит о крушении ее мужа, что ее злосчастная история известна и королю с королевой, и директорам Ост-Индской компании. Отец положил ей неплохое содержание; ничто не удерживало ее в Англии. Она решила уехать за границу, и уехала - рада-радешенька, что избавилась от угрюмого надзора грубого, противного капитана Брэга. Ее охотно принимали во всех городах, где она жила, во всех пансионах, где она платила по-царски. Да, она не умела произносить многих слов (хотя по-английски говорила с легким иностранным акцентом, своеобразным и скорее приятным), одевалась кричаще и безвкусно, любила попить и поесть и в каждом пансионе, где ей доводилось остановиться, сама готовила плов и карри; но необычность ее речи и поведения придавала ей особенную прелесть, и миссис Амори пользовалась успехом, притом вполне заслуженным. Она была добрая, общительная, великодушная. Не отказывалась ни от каких увеселений. На пикники привозила втрое больше дичи, ветчины и шампанского, чем другие. Брала ложи в театр и билеты на маскарады и раздаривала направо и налево. В гостиницах платила за несколько месяцев вперед;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136
- А вы с ней общаетесь? - спросила изумленная Фрибсби, недоумевая, который из влюбленных пребывает в заблуждении.
- Я общаюсь с нею при помощи моего искусства. Она вкушает блюда, которые я готовлю для нее одной. Так я делаю ей тысячи намеков, и она, обладая тонкой душой, понимает их. Однако мне нужны и более определенные сведения.
- Пинкотт, ее горничная... - начала мадам Фрибсби, которую то ли природа, то ли воспитание наделили способностью немного разбираться в сердечных делах; но при этом намеке чело великого артиста затуманилось.
- Madame, - сказал он, - есть вещи, о которых благородный человек обязан молчать, но если, уж он бывает вынужден разгласить тайну, то пусть разгласит ее своему лучшему другу, своей названой матери. Знайте же, что есть причина, почему мисс Пинкотт таит против меня вражду - причина довольно обычная для женщины: ревность.
- Вероломный, мужчина! - воскликнула наперсница.
- О нет, - возразил артист глубоким басом, с трагическим выражением, достойным; Порт Сен-Мартен и любимых им мелодрам. - Не вероломный, но роковой. Да, я роковой мужчина, мадам Фрибсби. Мой удел - внушать безнадежное чувство. Я не могу запретить женщинам любить меня. Я ли виноват в том, что эта молодая женщина чахнет на глазах, снедаемая страстью, на которую я не могу ответить? Слушайте дальше! В этом доме есть и другие, столь же несчастные. Гувернантка юного милорда, встречая меня на прогулках, бросает мне взгляды, поддающиеся лишь одному истолкованию. И сама миледи она уже немолода, но в жилах ее течет восточная кровь - не раз дарила одинокого артиста комплиментами, смысл которых нельзя не понять. Я бегу их присутствия, я ищу одиночества, я покоряюсь своей судьбе. Жениться я могу только на одной; и я твердо решил, что это будет женщина вашей нации. Если за мисс дают достаточно, она, думаю, и подойдет мне лучше всех. Перед тем как увозить ее в Гретна-Грин, я желаю удостовериться в том, каковы ее средства.
Предоставляем читателю судить, был ли Альсид столь же неотразим и силен, как его тезка, или же он был просто помешан. Но ежели читатель встречал на своем веку много французов, среди них, возможно, попадались и такие, что; считали себя почти столь же непобедимыми и были убеждены, что производят не меньшие опустошения в сердцах белокурых Anglaises.
Глава XXIV,
в которой имеется и любовь и ревность.
Нашим читателям уже известно искреннее мнение сэра Фрэнсиса Клеверинга о женщине, которая подарила ему свое состояние и дала возможность воротиться на родину, в дом его предков; и надобно сказать, что баронет не слишком ошибался в оценке своей супруги: леди Клеверинг и вправду не блистала ни умом, ни образованностью. Два года она проучилась в Европе, в скромном пригороде Лондона, название которого до конца своих дней произносила неправильно, а в возрасте пятнадцати лет была выписана к отцу в Калькутту. По пути туда, на том же корабле Ост-Индской компании "Рамчандр" (капитан Брэг), что два года назад привез ее в Европу, она и познакомилась со своим первым мужем, мистером Амори, служившим на этом корабле третьим помощником капитана.
О молодых годах леди Клеверинг мы не собираемся рассказывать подробно; скажем только, что капитан Брэг, взявшийся доставить мисс Столл к ее отцу, одному из фрахтовщиков и совладельцу "Рамчандра" и многих других торговых судов, счел нужным заковать своего непокорного помощника в кандалы еще до прибытия к мысу Доброй Надежды, где и ссадил его на сушу; а подопечную свою сдал в конце концов ее родителю после долгого и бурного плавания, вовремя которого корабль с грузом и пассажирами не фаз подвергался смертельной опасности.
Спустя несколько месяцев Амори объявился в Калькутте, добравшись туда простым матросом, женился на дочери богатого стряпчего и дельца против его воли, попробовал разводить индиго, но безуспешно, попробовал служить агентом, но безуспешно, попробовал издавать газету "Лоцман Ганга", но безуспешно; во время всех этих коммерческих начинаний и катастроф не переставал ссориться с женой и тестем и увенчал свою карьеру полным крахом, после чего вынужден был перебраться из Калькутты в Новый Южный Уэльс. В пору этих деловых неудач и состоялось, вероятно, знакомство мистера Амори с упомянутым выше Джаспером Роджерсом, высокочтимым членом калькуттского Верховного суда; и если уж говорить нечистоту, то причиной, почему счастье окончательно покинуло мистера Амори и вынудило его отказаться от дальнейшей погони за ним, послужило не что иное, как неправомочное использование имени тестя, который отлично умел подписываться сам и в такой помощи не нуждался.
Европейская публика, не считающая нужным подробно знакомиться с судебной хроникой Калькутты, была осведомлена об этих обстоятельствах намного хуже, чем английская колония в Бенгалии; а посему мистер Снэлл, убедившись, что в Индии его дочери не житье, порешил, что лучше ей будет возвратиться в Европу, куда она и отбыла со своей дочерью Бетси, или Бланш, которой было в ту пору четыре года. Их сопровождала нянюшка Бетси, представленная читателю в предыдущей главе как миссис Боннер, доверенная горничная леди Клеверинг, а капитан Брэг снял душ них дом по соседству со своим, на Поклингтон-стрит.
Лето в Англии выдалось холодное, ненастное, целый месяц после приезда миссис Амори дня не проходило без дождя. Брэг держался высокомерно и неприязненно, - возможно, он стыдился индийской дамы и мечтал от нее отделаться. Ей казалось, что весь Лондон говорит о крушении ее мужа, что ее злосчастная история известна и королю с королевой, и директорам Ост-Индской компании. Отец положил ей неплохое содержание; ничто не удерживало ее в Англии. Она решила уехать за границу, и уехала - рада-радешенька, что избавилась от угрюмого надзора грубого, противного капитана Брэга. Ее охотно принимали во всех городах, где она жила, во всех пансионах, где она платила по-царски. Да, она не умела произносить многих слов (хотя по-английски говорила с легким иностранным акцентом, своеобразным и скорее приятным), одевалась кричаще и безвкусно, любила попить и поесть и в каждом пансионе, где ей доводилось остановиться, сама готовила плов и карри; но необычность ее речи и поведения придавала ей особенную прелесть, и миссис Амори пользовалась успехом, притом вполне заслуженным. Она была добрая, общительная, великодушная. Не отказывалась ни от каких увеселений. На пикники привозила втрое больше дичи, ветчины и шампанского, чем другие. Брала ложи в театр и билеты на маскарады и раздаривала направо и налево. В гостиницах платила за несколько месяцев вперед;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136