Ему помнится, что он встречался с дядей Артуром у лорда Хилла. А род его - один из самых древних и почитаемых в Ирландии, не менее знатный, нежели наш. Костиганы были в Ирландии к-королями.
- Боже милостивый! - взвизгнул пастор, сам не зная, душит ли его ярость или смех. - Уж не хотите ли вы сказать, что решили на ней _жениться_?
Пен гордо выпрямился.
- А что же вы думали, доктор Портмен? - спросил он. - Какие еще у меня могли быть намерения?
Пастор, совершенно сбитый с толку этим неожиданным выпадом Пена, невольно отступил и мог только выдохнуть:
- Миссис Пенденнис, умоляю вас, вызовите майора.
- Вызвать майора? Одобряю, - сказал Артур, принц Пенденнисский и великий герцог Фэрокский. сопроводив свои слова величественным мановением руки. И беседа закончилась написанием тех двух писем, которые майор Пенденнис, явившись завтракать в клуб, нашел на своем столе в начале сей правдивой повести о принце Артуре.
Глава VII,
в которой майор выходит на сцену
Наш знакомец майор Артур Пенденнис своевременно прибыл в Фэрокс, проведя безрадостную ночь в дилижансе, где толстый сосед, к тому же облаченный в несколько шинелей, затиснул его в угол и не давал ему спать своим неприличным храпом; где некая вдовушка, сидевшая напротив него, не только закрыла доступ свежему воздуху, подняв все оконца кареты, но еще и наполнила ее парами ямайского рома с водой, который она сосала из бутылки, то и дело извлекаемой из ридикюля; где всякий раз, как несчастному джентльмену удавалось задремать, гнусавый звук рожка у заставы, или возня грузного соседа, все теснее прижимавшего его к стенке, или башмаки вдовушки, больно давившие на чувствительные пальцы его ног, тотчас возвращали его к ужасам действительной жизни - той жизни, что ушла в прошедшее, и уже кажется нам немыслимой, и живет теперь только в сладких воспоминаниях. Восемь миль в час в продолжение двадцати, а то и двадцати пяти часов, тесная карета, жесткое сиденье, склонность к подагре, частая смена кучеров, ворчащих, что пассажиры мало дают на чай, спутники, пристрастные к спиртным напиткам, кто в доброе старее время не терпел этих зол? И как люди могли путешествовать, невзирая на такие трудности? А ведь путешествовали! Ночь и утро миновали, и майор, желтый с лица, с щетиной на подбородке, в развившемся парике и ощущая то тут, то там в своем усталом теле болезненное покалывание, спустился на землю у ворот Фэрокса, где жена садовника (она же привратница) почтительно приветствовала его, а еще более почтительно мистера Моргана, его лакея.
Элен, поджидавшая гостя, увидела его из окна. Однако она не поспешила ему навстречу. Она знала, что майор не любит, когда его застают врасплох, и перед тем как показаться на люди, ему требуется некоторая подготовка. Пен однажды, еще в детстве, навлек на себя позорную кару, утащив с его туалетного стола сафьяновую коробочку, в которой майор, нужно в том сознаться, хранил свои коренные зубы, предпочитая, естественно, вынимать их изо рта в тряской карете, но неизменно водворяя на место перед тем, как выйти из спальни. Его парики Морган держал в строжайшем секрете: завивал их в потаенных местах и украдкой проносил в комнату к своему барину; без этой шевелюры майор не согласился бы показаться никому из родичей или знакомых. Итак, он проследовал в отведенную ему комнату и восполнил эти пробелы; совершая свой туалет, он стонал, и кряхтел, и охал, и ругательски ругал Моргана, как и подобает старому щеголю, когда ему всю ночь не давал покоя ревматизм и предстоит исполнить тягостную обязанность. Наконец, завитой, затянутый, распрямленный, он сошел в гостиную, напустив на себя величественный вид человека, одновременно делового и светского.
Пена, однако, в гостиной не было; там сидела только Элен, да маленькая Лора прилежно шила, примостившись на скамеечке у ее ног, и майор, как всегда, протянул ей один палец, после того как поцеловался с невесткой. Лора, дрожа, взяла и отпустила протянутый палец, а потом выбежала из комнаты. У майора Пенденниса не было желания ни удерживать ее, ни вообще видеть в этом доме; у него имелись свои причины не одобрять ее, о которых мы, возможно, упомянем ниже. А Лора побежала искать Пена и вскоре нашла его в фруктовом саду: он шагал взад-вперед по дорожке, беседуя с мистером Сморком. Поглощенный разговором, он не услышал звонкого голоска Лоры и увидел ее лишь после того, как Сморк потянул его за рукав и указал на нее.
Лора подбежала к Пену и взяла его за руку. - Иди, Пен, - сказала она, к нам знаешь кто приехал? Дядя Артур.
- Ах, вот как? - сказал Пен и стиснул ее ручку. Он оглянулся на Смррка с необычайно свирепым видом, будто говоря: "Не боюсь я ни дяди Артура, ни самого Сатаны". Мистер Сморк по привычке возвел глаза к небу и испустил легкий вздох.
- Пойдем, Лора, - сказал Пен полусвирепо, полушутливо. - Вперед! Скажи - пред дядей я предстану.
Но за шуткой он пытался скрыть сильную тревогу и, чувствуя, что разговор предстоит нелегкий, втайне призывал на помощь все свое мужество.
За два дня, миновавших после бурной сцены, к которой привело открытие доктора Портмена, Пен успел доверить свою тайну Сморку и с утра до вечера занимал его разговорами о мисс Фодерингэй - мисс Эмили Фодерингэй - Эмили и т. д., каковые речи Сморк выслушивал не без удовольствия, ибо он сам был влюблен и готов во всем угождать Пену, а к тому же и его не оставили равнодушным прелести богини, подобных которым он, не бывая в театре, ни разу дотоле не лицезрел. Пылкое красноречие Пена, его обильные метафоры и гиперболы, его мужественное сердце - доброе, горячее, полное надежды, упорно не желающее видеть в любимой ни единого изъяна, а в их положении - ни единого препятствия, которого нельзя было бы преодолеть, - все это уже почти убедило мистера Сморка в том, что план мистера Пена вполне осуществим и разумен и что все будет к лучшему, когда Эмили водворится в Фэроксе, капитан Крстиган на остаток своих дней займет желтую комнату, а Пен в восемнадцать лет станет женатым человеком.
Мало того, за эти два дня Пен почти убедил и свою матушку: он отмел одно за другим все ее возражения с той негодующей рассудительностью, которая подчас граничит с недомыслием; и, в сущности, успел внушить ей, что раз этот брак сужден свыше, значит, так тому и быть, что если девица добродетельна, то иного ей и не требуется, так что Элен уже побаивалась приезда дядюшки-опекуна, предвидя, что он посмотрит на женитьбу мистера Пена с совсем иной точки зрения, нежели уже готова была на нее смотреть простодушная, мечтательная, честная и недалекая вдова. Элен Пенденнис была провинциалкой и толковала книгу жизни не так, как толкуют те же страницы в больших городах. Ей доставляло радость (щемящую радость, какую испытывают некоторые женщины, думая о самопожертвовании) воображать тот день, когда она отдаст Пену все, чем владеет, и он введет в дом свою жену, и она сама передаст ей ключи, и уступит лучшую спальню и место во главе стола, и будет радоваться на его счастье.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136