К тому времени Пенденнис уже снова разъезжал по Бату в одноконной своей карете, снабжая больных микстурами и пилюлями; зато Рибстоуны позвали его с супругой к себе на прием, и мистер Пенденнис любил вспоминать об этом событии до самой своей смерти.
В глубине души мистер Пенденнис всегда лелеял честолюбивую мечту сделаться помещиком. Провинциальному лекарю, чьи заработки не так уж велики, нелегко скопить денег на покупку земли и дома; но наш приятель был от природы бережлив, а к тому же и судьба немало благоприятствовала ему в достижении заветной цели. Он весьма выгодно купил дом и небольшое поместье вблизи упомянутого выше городка Клеверинга. Богатство его еще приумножилось удачной покупкой акций одного медного рудника, которые он затем, с присущей ему осмотрительностью, успел продать, пока оный рудник еще приносил большие прибыли. И, наконец, он продал свое заведение в Бате мистеру Паркинсу за изрядную сумму наличными и при условии, что ему будет вдобавок ежегодно отчисляться доля прибыли в течение нескольких лет после того, как он навсегда распростится со ступкой и пестиком.
Сыну его, Артуру Пенденнису, было в ту пору восемь лет от роду, и не удивительно, что мальчик, оставив Бат и докторскую приемную в столь юном возрасте, совершенно не помнил о существовании таких мест и о том, что пальцы родителя его когда-то не отмывались добела после смешивания тошнотворных пилюль и приготовления отвратительных припарок. Старший Пенденнис никогда не говорил о своей лавке, даже не упоминал о ней; к своим домашним он приглашал лекаря из Клеверинга; от коротких черных панталон с чулками отказался вовсе; ездил на рынок и на судебные сессии и носил бутылочного цвета сюртук с медными пуговицами и серые гетры, точно всю жизнь был помещиком. Он любил постоять у ворот своего имения, глядя на проезжающие по большаку кареты и важно раскланиваясь с кучерами и форейторами, когда они почтительно прикладывали руку к шляпе. Не кто иной, как он основал в Клеверинге библиотеку-читальню и учредил Самарянское общество "Суп и Одеяло". Не кто иной, как он добился, чтобы почтовые кареты, ранее следовавшие через Кэклфилд, стали направлять в объезд этой деревни, через Клеверинг. В церкви он выказывал одинаковое рвение и как молящийся и как член приходского совета. На рынке каждый четверг обходил лари и загоны, смотрел образцы овса, пробовал на зуб пшеницу; щупал скотину, хлопал по грудке гусей и с понимающим видом взвешивал их на руке; и заключал сделки с фермерами в "Гербе Клеверингов" столь же успешно, как и старейшие завсегдатаи этой харчевни. Обращение "доктор" теперь вызывало в нем уже не гордость, а стыд, и желавшие ему угодить всегда величали его "помещиком".
Со временем все стены в обшитой дубом столовой докторова дома оказались увешаны портретами Пенденнисов, неведомо откуда взявшимися; он уверял, что все они - кисти Лели или Ван-Дейка, а когда расспрашивали его об оригиналах, отвечал неопределенно, что это всякие его предки. Малолетний его сын верил в них всей душой, и для него Роджер Пенденнис Азенкурский, Артур Пенденнис Крессийский, генерал Пенденнис Бленгеймский и Уденардский были герои столь же достоверные и живые, как... ну, скажем, как Робинзон Крузо, или Питер Вилкинс, или Семь поборников христианства, коих жизнеописания имелись в его библиотеке.
Состояние Пенденниса, приносившее не более восьмисот фунтов годовых, не позволяло ему даже при сугубой экономии и рачительности знаться с виднейшими семьями графства; но в порядочных и приятных знакомых второго сорта у него не было недостатка. Они не были розами, но, так сказать, жили неподалеку от роз, и от них исходил аромат великосветской жизни. По два раза в год они доставали парадное серебро и по очереди давали друг другу обеды в лунные вечера, съезжаясь на эти пиршества за десять - пятнадцать миль. А помимо соседей, Пенденнисы, сколько хотели, и даже более того, общались с жителями Клеверинга: миссис Лайбус постоянно рыскала по теплицам Элен и вмешивалась в раздачу бесплатных обедов и угля; капитан Гландерс (50-го гвардии драгунского полка, в отставке) вечно вертелся в саду и в конюшнях, пытаясь втянуть Пенденниса в свои ссоры с пастором, с почтмейстером, с его преподобием Ф. Уопшотом, учителем клеверингской классической школы, сверх меры наказавшим розгами его сына Энглси Гландерса, - короче, со всей деревней. И Пенденнис с женой не раз благодарили судьбу за то, что их дом в Фэроксе отстоит от Клеверинга почти на целую милю: иначе они бы никогда не знали покоя от любопытных глаз и болтливых языков тамошних обывателей и обывательниц.
Лужайка в Фэроксе спускалась к речке Говорке, а на другом ее берегу тянулись саженые и естественные леса (вернее, то, что от них осталось) Клеверинг-Парка, поместья сэра Фрэнсиса Клеверинга, баронета. Когда Пенденнисы поселились в Фэроксе, поместье это сдавалось в аренду под пастбища, и его постепенно съедали коровы и овцы. Дом стоял с закрытыми ставнями - роскошный дворец из известняка, с широкими лестницами, статуями и портиками которого изображение вы можете увидеть в книге "Красивейшие места Англии и Уэльса". Постройкой этого дворца сэр Ричард Клеверинг, дед сэра Фрэнсиса, положил начало разорению семьи; проживая в нем, его преемник довершил начатое. Нынешний сэр Фрэнсис обретался где-то за границей; и не находилось никого достаточно богатого, чтобы нанять непомерно большой этот дом, по опустевшим покоям, сырым и гулким залам и мрачным переходам которого Артур Пенденнис не раз бродил в детстве, боязливо поеживаясь. На закате с лужайки Фзрокса открывался чудесный вид: и Фэрокс и Клеверинг-Парк за рекой наряжались в богатый золотистый убор, который был им обоим необыкновенно к лицу. Верхние окна огромного дома пылали так ярко, что на них нельзя было смотреть, не мигая; шумливая речка убегала на запад и терялась в темном лесу, из-за которого поднимались в пурпурном великолепии башни старинной церкви Клеверингского монастыря (по которому городок этот до сего дня зовется Клеверинг Сент-Мэри). Длинные синие тени - маленького Артура и его матери - ложились на траву; и мальчик тихим, взволнованным голосом (унаследовав чувствительность матери, он никогда не оставался равнодушен к красоте природы) повторял памятные строки: "Вот дело рук твоих, отец добра; Всесильный! Вот тобой рожденный мир", чем доставлял великую радость миссис Пенденнис. Такие прогулки и беседы обычно заканчивались взрывом сыновних и материнских ласк; ибо любить и молиться - в том и состояли главные занятия милой этой женщины; и я не раз впоследствии слышал, как Пенденнис по легкомыслию своему уверял, что непременно попадет в рай, ибо без него мать никогда не будет там счастлива.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136