Он вел ее, сохраняя некоторую дистанцию, следуя правилу, по которому только женщина имеет право сократить это расстояние. Музыка перешла в слоу-фокс: старая мелодия Гершвина. Палмер хорошо помнил ее со времен студенчества, только в те времена она исполнялась в более быстром темпе.
Будь смелым со мной и не бойся,
Ведь я не дитя, мой любимый.
Будь же страстным со мной…
Оба они тихо рассмеялись и продолжали танцевать. — У вас хорошая память, — сказала она.
— Я учился танцевать в те старые времена.
— И много песен хранится у вас в памяти?
— По правде сказать, я не подозревал, что помню даже эти слова. Они возникли вдруг, сами собой.
— Вы не помните, как дальше?
— Больше ничего не помню.
Они продолжали танцевать, но пространство, разделявшее их вначале, исчезло. Он ощущал каждое ее движение. Следуя привычному рефлексу, Палмер приготовился было отступить на шаг, но передумал.
Оркестр повторял мелодию песни, строфу за строфой. Палмер услышал, что Вирджиния стала тихонько подпевать.
Он попытался заглянуть ей в лицо, но Вирджиния прислонилась щекой к его плечу. Он почувствовал, что она ещё ближе придвинулась к нему. Палмер спрашивал себя, умышленно ли она это сделала, такой вопрос не раз возникал у него, когда он танцевал не с женой, следует ли придавать этому какое-то значение или, может быть, это происходит неосознанно. И он снова, как всякий раз, пришел к заключению, что женщины редко делают что-нибудь неосознанно.
Постепенно зал снова погрузился в полумрак. Танцы все продолжались. Официанты начали убирать со столов, было далеко за одиннадцать, но Палмер больше и не думал следить за временем.
Глава двадцатая
Он не ожидал, что прогулка так затянется. Отель был в районе Таймс Скуэр, а городская квартира Бернса — на одной из Пятидесятых улиц. Поскольку дом Вирджинии был по пути к дому Бернса или, может быть, наоборот — Палмер не стал в этом разбираться, — они решили, что пройдут часть дороги вместе.
В это позднее время центральные районы Манхэттена были, как обычно, заполнены народом; люди приезжали, выходили из машин, заходили в ночные клубы, бары, жилые дома или выходили оттуда. Городские театры уже отыграли спектакли, и посетители из предместий и их нью-йоркские друзья устремлялись сюда. Палмер и Вирджиния остановились на перекрестке Паркавеню и Пятьдесят второй улицы, выжидая, когда схлынет поток машин, и вдруг заметили, как два маленьких пуэрториканца, на вид не старше шести лет, сломя голову бросились навстречу длинному черному «флитвуду». Они вцепились ручонками в рукоятку, пытаясь открыть дверцу автомашины, которая еще продолжала двигаться, выруливая к подъезду ресторана. Один из мальчишек оступился, и его ноги оказались под машиной. — Cuidado![Осторожно! (исп.)]
— Остановитесь, мистер! Остановитесь!
В тот момент, когда задние колеса машины уже коснулись ноги мальчугана, его товарищ отчаянным рывком вытянул его из-под машины. Швейцар, стоявший у входа в ресторан, ринулся вперед на мостовую, отшвырнул обоих мальчишек к водостоку и, мгновенно приосанившись, подоспел к машине вовремя, чтобы открыть заднюю дверцу «флитвуда». Палмер даже на расстоянии мог видеть подобострастную улыбку, с которой швейцар приветствовал гостя.
— Ну и герой, нечего сказать, — пробормотала Вирджиния.
— А им хоть бы что! — сказал Палмер. — Посмотрите-ка!
Оба мальчугана, лежа у водостока, хохотали во все горло. Вирджиния внимательно взглянула на них.
— Смеются, чтобы не заплакать, — проговорила она.
Загорелся зеленый сигнал светофора, и они стали переходить улицу. Вирджиния впереди, а за нею — Палмер. Они молча миновали мрачные, уходящие ввысь колонны здания «Сигрэм». Все оно светилось желтоватым светом, проникавшим изнутри сквозь застекленный фасад.
— Город насилия, — сказала Вирджиния. — Дикие нравы. Здесь вершатся страшные дела. Вопиющие контрасты.
— Значит, вы тоже из тех, кто проливает слезы над уличными сорванцами? — Палмер вздохнул.
— О нет, — возразила она. — Я ведь и сама была уличной девчонкой. Но в то время к нам не относились с таким пренебрежением. А теперь это лишь один из множества признаков отчаянного положения, в каком находятся многие люди.
Палмер немного помолчал, затем сказал:— Но я, право же, не заметил признаков отчаяния у этих мальчуганов.
— Вот видите, — сказала Вирджиния,
— Что «вот видите»?
— Ах, это длинная история.
— Я готов слушать, — сказал Палмер. — А так как нам предстоит еще бесконечно длинный путь, то…
— Вам не понравится то, что я скажу.
— Возможно. И все же прошу вас, говорите, я слушаю.
— Прежде всего постарайтесь понять, с чем сталкиваются в жизни эти двое ребят, какие обстоятельства им благоприятствуют и какие действуют против них, — начала она. — Им повезло, что они получили хороший район. Здесь расположен фантастически дорогой ресторан, два ночных клуба, в которые часто заглядывают самые популярные кинозвезды и всякие другие знаменитости. И вдобавок гостиница тут же неподалеку. И весь этот квартал — их. Если мальчишка из другого квартала попытается прийти сюда, его разорвут на части.
— Кто, эти мальчуганы?
— Они пойдут на все, чтобы отстоять свой район, если он прибыльный. И так будет до того дня, когда кто-нибудь посильнее их не смекнет, какие выгоды можно извлечь из этого злачного места, и не воцарится здесь, прогнав их. Ведь за ночь каждый из них может заработать по крайней мере по пять долларов.
— Заработать такие деньги, открывая дверцы?
— Не только. Они выглядят до того жалкими, что редко кто решится отогнать их. Посетители ресторана и ночных клубов этого квартала не посмеют на глазах у всех дать пинка маленьким оборвышам. И чтоб от них отвязаться, им могут бросить монету в четверть доллара.
— Ну а как же швейцары? — спросил Палмер. — Разве они не гонят этих мальчишек?
— Да, но только в тех случаях, когда чувствуют, что кто-то наблюдает за ними, или когда мальчишки становятся слишком назойливыми. А вообще здесь действует закон: живи и давай жить другим. Мальчуганы могут и позабавить кого-то из богатых посетителей, и на них можно сорвать свою злобу. В общем, они зарабатывают свой хлеб. Вы бы, наверно, определили их взаимоотношения со швейцарами как одну из форм симбиоза!
— Вы так думаете?
— И еще, — продолжала Вирджиния, — им помогает их гордость: они никогда не станут плакать в присутствии «anglos» [Так называют в Латинской Америке североамериканцев.]. Вот в чем дело. Все чувства они выражают смехом.
Палмер искоса взглянул на Вирджинию, на ее лицо, повернутое в профиль к нему, с крепко сжатыми губами.
— Это очень ограниченное средство выражения чувств, — сказал он.
— Не спорю. Зато против них действуют многочисленные факторы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191
Будь смелым со мной и не бойся,
Ведь я не дитя, мой любимый.
Будь же страстным со мной…
Оба они тихо рассмеялись и продолжали танцевать. — У вас хорошая память, — сказала она.
— Я учился танцевать в те старые времена.
— И много песен хранится у вас в памяти?
— По правде сказать, я не подозревал, что помню даже эти слова. Они возникли вдруг, сами собой.
— Вы не помните, как дальше?
— Больше ничего не помню.
Они продолжали танцевать, но пространство, разделявшее их вначале, исчезло. Он ощущал каждое ее движение. Следуя привычному рефлексу, Палмер приготовился было отступить на шаг, но передумал.
Оркестр повторял мелодию песни, строфу за строфой. Палмер услышал, что Вирджиния стала тихонько подпевать.
Он попытался заглянуть ей в лицо, но Вирджиния прислонилась щекой к его плечу. Он почувствовал, что она ещё ближе придвинулась к нему. Палмер спрашивал себя, умышленно ли она это сделала, такой вопрос не раз возникал у него, когда он танцевал не с женой, следует ли придавать этому какое-то значение или, может быть, это происходит неосознанно. И он снова, как всякий раз, пришел к заключению, что женщины редко делают что-нибудь неосознанно.
Постепенно зал снова погрузился в полумрак. Танцы все продолжались. Официанты начали убирать со столов, было далеко за одиннадцать, но Палмер больше и не думал следить за временем.
Глава двадцатая
Он не ожидал, что прогулка так затянется. Отель был в районе Таймс Скуэр, а городская квартира Бернса — на одной из Пятидесятых улиц. Поскольку дом Вирджинии был по пути к дому Бернса или, может быть, наоборот — Палмер не стал в этом разбираться, — они решили, что пройдут часть дороги вместе.
В это позднее время центральные районы Манхэттена были, как обычно, заполнены народом; люди приезжали, выходили из машин, заходили в ночные клубы, бары, жилые дома или выходили оттуда. Городские театры уже отыграли спектакли, и посетители из предместий и их нью-йоркские друзья устремлялись сюда. Палмер и Вирджиния остановились на перекрестке Паркавеню и Пятьдесят второй улицы, выжидая, когда схлынет поток машин, и вдруг заметили, как два маленьких пуэрториканца, на вид не старше шести лет, сломя голову бросились навстречу длинному черному «флитвуду». Они вцепились ручонками в рукоятку, пытаясь открыть дверцу автомашины, которая еще продолжала двигаться, выруливая к подъезду ресторана. Один из мальчишек оступился, и его ноги оказались под машиной. — Cuidado![Осторожно! (исп.)]
— Остановитесь, мистер! Остановитесь!
В тот момент, когда задние колеса машины уже коснулись ноги мальчугана, его товарищ отчаянным рывком вытянул его из-под машины. Швейцар, стоявший у входа в ресторан, ринулся вперед на мостовую, отшвырнул обоих мальчишек к водостоку и, мгновенно приосанившись, подоспел к машине вовремя, чтобы открыть заднюю дверцу «флитвуда». Палмер даже на расстоянии мог видеть подобострастную улыбку, с которой швейцар приветствовал гостя.
— Ну и герой, нечего сказать, — пробормотала Вирджиния.
— А им хоть бы что! — сказал Палмер. — Посмотрите-ка!
Оба мальчугана, лежа у водостока, хохотали во все горло. Вирджиния внимательно взглянула на них.
— Смеются, чтобы не заплакать, — проговорила она.
Загорелся зеленый сигнал светофора, и они стали переходить улицу. Вирджиния впереди, а за нею — Палмер. Они молча миновали мрачные, уходящие ввысь колонны здания «Сигрэм». Все оно светилось желтоватым светом, проникавшим изнутри сквозь застекленный фасад.
— Город насилия, — сказала Вирджиния. — Дикие нравы. Здесь вершатся страшные дела. Вопиющие контрасты.
— Значит, вы тоже из тех, кто проливает слезы над уличными сорванцами? — Палмер вздохнул.
— О нет, — возразила она. — Я ведь и сама была уличной девчонкой. Но в то время к нам не относились с таким пренебрежением. А теперь это лишь один из множества признаков отчаянного положения, в каком находятся многие люди.
Палмер немного помолчал, затем сказал:— Но я, право же, не заметил признаков отчаяния у этих мальчуганов.
— Вот видите, — сказала Вирджиния,
— Что «вот видите»?
— Ах, это длинная история.
— Я готов слушать, — сказал Палмер. — А так как нам предстоит еще бесконечно длинный путь, то…
— Вам не понравится то, что я скажу.
— Возможно. И все же прошу вас, говорите, я слушаю.
— Прежде всего постарайтесь понять, с чем сталкиваются в жизни эти двое ребят, какие обстоятельства им благоприятствуют и какие действуют против них, — начала она. — Им повезло, что они получили хороший район. Здесь расположен фантастически дорогой ресторан, два ночных клуба, в которые часто заглядывают самые популярные кинозвезды и всякие другие знаменитости. И вдобавок гостиница тут же неподалеку. И весь этот квартал — их. Если мальчишка из другого квартала попытается прийти сюда, его разорвут на части.
— Кто, эти мальчуганы?
— Они пойдут на все, чтобы отстоять свой район, если он прибыльный. И так будет до того дня, когда кто-нибудь посильнее их не смекнет, какие выгоды можно извлечь из этого злачного места, и не воцарится здесь, прогнав их. Ведь за ночь каждый из них может заработать по крайней мере по пять долларов.
— Заработать такие деньги, открывая дверцы?
— Не только. Они выглядят до того жалкими, что редко кто решится отогнать их. Посетители ресторана и ночных клубов этого квартала не посмеют на глазах у всех дать пинка маленьким оборвышам. И чтоб от них отвязаться, им могут бросить монету в четверть доллара.
— Ну а как же швейцары? — спросил Палмер. — Разве они не гонят этих мальчишек?
— Да, но только в тех случаях, когда чувствуют, что кто-то наблюдает за ними, или когда мальчишки становятся слишком назойливыми. А вообще здесь действует закон: живи и давай жить другим. Мальчуганы могут и позабавить кого-то из богатых посетителей, и на них можно сорвать свою злобу. В общем, они зарабатывают свой хлеб. Вы бы, наверно, определили их взаимоотношения со швейцарами как одну из форм симбиоза!
— Вы так думаете?
— И еще, — продолжала Вирджиния, — им помогает их гордость: они никогда не станут плакать в присутствии «anglos» [Так называют в Латинской Америке североамериканцев.]. Вот в чем дело. Все чувства они выражают смехом.
Палмер искоса взглянул на Вирджинию, на ее лицо, повернутое в профиль к нему, с крепко сжатыми губами.
— Это очень ограниченное средство выражения чувств, — сказал он.
— Не спорю. Зато против них действуют многочисленные факторы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191