Ведь Палмер был всего лишь служащим на окладе, а не одним из основных держателей акций банка. Его финансовое положение, бесспорно, было известно Лумису.
После продажи большого количества акций чикагского банка средней руки у человека, конечно, остается несколько больше денег, чем те, которые он тратит на карманные расходы. И несомненно, Лумис знал, что Палмер работает не ради оклада, а ради удовольствия, которое эта работа ему доставляет.
Неужели Лумис не понял, что уязвимость этой позиции Палмера связана с риском, который делает работу для него еще более увлекательной?
Когда машина свернула с магистрали и они въехали в город, Палмер кивнул, довольный тем, что сумел все расставить по местам. Впервые ему удалось это сделать. Он ведь не смог ничего объяснить Эдис. А теперь все обрело логический смысл. Он попытался вообразить, как стал бы сейчас ей объяснять свою мысль.
Палмер. Ты же знаешь, я работаю не ради денег. Просто подвернулась возможность заняться тем делом, которое я знаю лучше всего, и притом мне предоставлена полная самостоятельность.
Эдис. Такая же возможность была у тебя и в Чикаго, когда умер твой отец.
Палмер. Но там я остался бы в окружении целой армии его призраков. А здесь я как на передовой, в самой гуще ожесточенной борьбы. Такой возможности у меня никогда не было бы в Чикаго. Нет, разумеется, только здесь.
Эдис. Здесь, под пятою Бэркхардта?
Палмер. Нет, далеко за пределами его власти. Слишком далеко, чтобы он мог вмешаться, когда захочет, хотя я уверен, что он на это рассчитывал.
Эдис. Милый, предусмотрительный старичок.
Палмер. Забудем про Бэркхардта. Главное — это я. Я молод, жажду действия, власти, созидания.
Эдис. Сорок пять — это уже не молодость.
Палмер. Сорок пять мне исполнится только в декабре.
Эдис. В страховом полисе значится, что тебе сорок пять.
Палмер крепко зажмурил глаза, и из-под дрожащего века, в уголке глаза, даже показалась слеза. Почему Эдис всегда представляется ему в такой язвительной роли? Почему мысль о ней не вызывает в нем никаких чувств, кроме неприязни? Ведь у нее есть и положительные стороны.
Машина замедлила ход и остановилась у самой обочины тротуара.
Открыв глаза, Палмер увидел свой банк, его очертания на момент показались ему неровными и расплывшимися. Палмер смахнул слезинку, расплатился с шофером и вошел в банк. Ответив кивком на приветствие швейцара, Палмер, не оборачиваясь, прошел к лифту. На верхнем этаже он зашагал вдоль коридора под сверканием потолка, мимо развешанных на стенах картин, задержал взгляд на темно-зеленом ковре с золотым отливом, поравнялся с белокурой пышногрудой секретаршей.
— Они все у вас…
Только войдя к себе в кабинет, Палмер понял, что она хотела ему сказать. Несмотря на грандиозные размеры, кабинет, казалось, был полон народа. Гарри Элдер присел на край письменного стола Палмера, в его редких седых волосах отражался рассеянный свет с застекленного потолка. В одном из кресел, стоявших против стола, сидела Вирджиния. Казалось, только она одна и ждала Палмера. Мак Бернс стоял перед огромным окном, указывая человеку, которого Палмер не знал, на что-то внизу, на Пятой авеню. Другой незнакомец, вооруженный фотоаппаратом «ролли» и осветительной аппаратурой, перекинутой через плечо, озадаченно разглядывал скульптуру Ханны Керд.
— Ву-ди, — протяжно произнес Мак Бернс. Несмотря на то что это слово, казалось, оставляло мало места для его искусства, он все же ухитрился придать ему необыкновенную звучность, и оно еще некоторое время вибрировало в воздухе.
— Вуди, познакомьтесь с Джимом Стеккертом из редакции «Стар», а это — мистер Кесслер, его фоторепортер. Джентльмены, познакомьтесь — Вудс Палмер-младший.
Палмер прошел несколько шагов вперед, поочередно пожимая руки всем присутствующим. Стеккерт был худощав, с болезненным лицом и усталыми глазами, его улыбка, казалось, приводилась в движение механически, с помощью реле. Скрытный человек, у такого много не выведаешь, подумал Палмер. Фотограф Кесслер, как он вскоре заметил, был натурой иного склада.
— Это ваша работа? — поинтересовался фотограф, ткнув пальцем в скульптуру.
— Это работа Ханны Керд.
— А что она изображает?
— Портрет моих детей.
— У-у! С вас, наверно, сорвали здоровый куш.
— Вы не ошиблись, — серьезно ответил Палмер. Кесслер повернулся к Палмеру спиной, продолжая разглядывать скульптуру. — Неразрешимый ребус. Изготовлено в США, — пробормотал он.
— Мак, — начал Палмер, — не пора ли посвятить и меня в цель этого собрания? Или я должен сам догадываться?
— Неужели вы не…— Бернс остановился, нахмурился, закусил нижнюю губу и задумчиво пожевал ее. — Мне ужасно неприятно, — продолжал он, помедлив, — я думал, что вы… Я думал, я должен был… Джим Стеккерт работает в «Стар» в финансовом отделе, Вуди. Он…
— Допустим, я новичок в этом городе, — прервал его Палмер, — но мне достаточно хорошо известно, чем занимается мистер Стеккерт. — Он повернулся к Вирджинии Клэри и к Гарри Элдеру: — Может быть, кто-нибудь из вас объяснит мне?..
— Адресуйтесь к Бернсу, — ответила Вирджиния, натянуто улыбаясь. — Мы и сами не очень в курсе…
— А, понятно, — выпалил Мак Бернс и, как только все к нему повернулись, продолжал: — мистер Палмер забыл, какой сегодня знаменательный день, подумать только, прошло лишь пятнадцать лет, а он уже забыл…
— Пятнадцать лет? О чем это вы? — спросил Палмер.
— Ну, Вуди, не будьте же таким скромником, черт возьми, — прервал его Бернс и, повернувшись к репортеру из «Стар», сказал:
— Видели ли вы что-нибудь подобное?
— Конечно, — огрызнулся Стеккерт. — Всякий раз, когда ты своевременно не предупреждаешь клиента. — Он повернулся к Палмеру, и у него на лице появилась механическая улыбка. — Если верить этому типу, — Стеккерт большим пальцем руки ткнул в сторону Бернса, — сегодня пятнадцатая годовщина Пенемюнде. Улыбка на его лице механически выключилась. Палмер нахмурился: — Неужели? Черт возьми, возможно, так оно и есть. — Он подошел к столу и сел, повторив: — Пятнадцать лет!
— Значит, Бернс не выдумал? Это правда?
— За пятнадцать лет я могу поручиться, — ответил Палмер. — Но я не мог бы назвать вам точной даты.
— Ну, этого достаточно. — И Стеккерт устроился напротив Палмера. Вынув из кармана большой, сложенный пополам и замусоленный блокнот и толстый, затупившийся карандаш, он приготовился записывать.
Палмер взглянул на него и подумал: неужели все теперь делается по шаблону? Или, может, он просто придирается? Для полноты картины не хватало только, чтобы Стеккерт сдвинул бы сейчас шляпу на затылок. Но оказывается, репортеры, работающие в «Стар», все-таки имеют обычай снимать шляпу, когда входят в дом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191
После продажи большого количества акций чикагского банка средней руки у человека, конечно, остается несколько больше денег, чем те, которые он тратит на карманные расходы. И несомненно, Лумис знал, что Палмер работает не ради оклада, а ради удовольствия, которое эта работа ему доставляет.
Неужели Лумис не понял, что уязвимость этой позиции Палмера связана с риском, который делает работу для него еще более увлекательной?
Когда машина свернула с магистрали и они въехали в город, Палмер кивнул, довольный тем, что сумел все расставить по местам. Впервые ему удалось это сделать. Он ведь не смог ничего объяснить Эдис. А теперь все обрело логический смысл. Он попытался вообразить, как стал бы сейчас ей объяснять свою мысль.
Палмер. Ты же знаешь, я работаю не ради денег. Просто подвернулась возможность заняться тем делом, которое я знаю лучше всего, и притом мне предоставлена полная самостоятельность.
Эдис. Такая же возможность была у тебя и в Чикаго, когда умер твой отец.
Палмер. Но там я остался бы в окружении целой армии его призраков. А здесь я как на передовой, в самой гуще ожесточенной борьбы. Такой возможности у меня никогда не было бы в Чикаго. Нет, разумеется, только здесь.
Эдис. Здесь, под пятою Бэркхардта?
Палмер. Нет, далеко за пределами его власти. Слишком далеко, чтобы он мог вмешаться, когда захочет, хотя я уверен, что он на это рассчитывал.
Эдис. Милый, предусмотрительный старичок.
Палмер. Забудем про Бэркхардта. Главное — это я. Я молод, жажду действия, власти, созидания.
Эдис. Сорок пять — это уже не молодость.
Палмер. Сорок пять мне исполнится только в декабре.
Эдис. В страховом полисе значится, что тебе сорок пять.
Палмер крепко зажмурил глаза, и из-под дрожащего века, в уголке глаза, даже показалась слеза. Почему Эдис всегда представляется ему в такой язвительной роли? Почему мысль о ней не вызывает в нем никаких чувств, кроме неприязни? Ведь у нее есть и положительные стороны.
Машина замедлила ход и остановилась у самой обочины тротуара.
Открыв глаза, Палмер увидел свой банк, его очертания на момент показались ему неровными и расплывшимися. Палмер смахнул слезинку, расплатился с шофером и вошел в банк. Ответив кивком на приветствие швейцара, Палмер, не оборачиваясь, прошел к лифту. На верхнем этаже он зашагал вдоль коридора под сверканием потолка, мимо развешанных на стенах картин, задержал взгляд на темно-зеленом ковре с золотым отливом, поравнялся с белокурой пышногрудой секретаршей.
— Они все у вас…
Только войдя к себе в кабинет, Палмер понял, что она хотела ему сказать. Несмотря на грандиозные размеры, кабинет, казалось, был полон народа. Гарри Элдер присел на край письменного стола Палмера, в его редких седых волосах отражался рассеянный свет с застекленного потолка. В одном из кресел, стоявших против стола, сидела Вирджиния. Казалось, только она одна и ждала Палмера. Мак Бернс стоял перед огромным окном, указывая человеку, которого Палмер не знал, на что-то внизу, на Пятой авеню. Другой незнакомец, вооруженный фотоаппаратом «ролли» и осветительной аппаратурой, перекинутой через плечо, озадаченно разглядывал скульптуру Ханны Керд.
— Ву-ди, — протяжно произнес Мак Бернс. Несмотря на то что это слово, казалось, оставляло мало места для его искусства, он все же ухитрился придать ему необыкновенную звучность, и оно еще некоторое время вибрировало в воздухе.
— Вуди, познакомьтесь с Джимом Стеккертом из редакции «Стар», а это — мистер Кесслер, его фоторепортер. Джентльмены, познакомьтесь — Вудс Палмер-младший.
Палмер прошел несколько шагов вперед, поочередно пожимая руки всем присутствующим. Стеккерт был худощав, с болезненным лицом и усталыми глазами, его улыбка, казалось, приводилась в движение механически, с помощью реле. Скрытный человек, у такого много не выведаешь, подумал Палмер. Фотограф Кесслер, как он вскоре заметил, был натурой иного склада.
— Это ваша работа? — поинтересовался фотограф, ткнув пальцем в скульптуру.
— Это работа Ханны Керд.
— А что она изображает?
— Портрет моих детей.
— У-у! С вас, наверно, сорвали здоровый куш.
— Вы не ошиблись, — серьезно ответил Палмер. Кесслер повернулся к Палмеру спиной, продолжая разглядывать скульптуру. — Неразрешимый ребус. Изготовлено в США, — пробормотал он.
— Мак, — начал Палмер, — не пора ли посвятить и меня в цель этого собрания? Или я должен сам догадываться?
— Неужели вы не…— Бернс остановился, нахмурился, закусил нижнюю губу и задумчиво пожевал ее. — Мне ужасно неприятно, — продолжал он, помедлив, — я думал, что вы… Я думал, я должен был… Джим Стеккерт работает в «Стар» в финансовом отделе, Вуди. Он…
— Допустим, я новичок в этом городе, — прервал его Палмер, — но мне достаточно хорошо известно, чем занимается мистер Стеккерт. — Он повернулся к Вирджинии Клэри и к Гарри Элдеру: — Может быть, кто-нибудь из вас объяснит мне?..
— Адресуйтесь к Бернсу, — ответила Вирджиния, натянуто улыбаясь. — Мы и сами не очень в курсе…
— А, понятно, — выпалил Мак Бернс и, как только все к нему повернулись, продолжал: — мистер Палмер забыл, какой сегодня знаменательный день, подумать только, прошло лишь пятнадцать лет, а он уже забыл…
— Пятнадцать лет? О чем это вы? — спросил Палмер.
— Ну, Вуди, не будьте же таким скромником, черт возьми, — прервал его Бернс и, повернувшись к репортеру из «Стар», сказал:
— Видели ли вы что-нибудь подобное?
— Конечно, — огрызнулся Стеккерт. — Всякий раз, когда ты своевременно не предупреждаешь клиента. — Он повернулся к Палмеру, и у него на лице появилась механическая улыбка. — Если верить этому типу, — Стеккерт большим пальцем руки ткнул в сторону Бернса, — сегодня пятнадцатая годовщина Пенемюнде. Улыбка на его лице механически выключилась. Палмер нахмурился: — Неужели? Черт возьми, возможно, так оно и есть. — Он подошел к столу и сел, повторив: — Пятнадцать лет!
— Значит, Бернс не выдумал? Это правда?
— За пятнадцать лет я могу поручиться, — ответил Палмер. — Но я не мог бы назвать вам точной даты.
— Ну, этого достаточно. — И Стеккерт устроился напротив Палмера. Вынув из кармана большой, сложенный пополам и замусоленный блокнот и толстый, затупившийся карандаш, он приготовился записывать.
Палмер взглянул на него и подумал: неужели все теперь делается по шаблону? Или, может, он просто придирается? Для полноты картины не хватало только, чтобы Стеккерт сдвинул бы сейчас шляпу на затылок. Но оказывается, репортеры, работающие в «Стар», все-таки имеют обычай снимать шляпу, когда входят в дом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191