Ту неожиданную встречу с ним на дороге она всегда считала откровением. А этот разговор запечатлелся в ее душе слово в слово, точно некий закон.
Теперь она была за него и для него. Когда примерно в эту пору он задел честь семейства Ливерсов какими-то высокомерно-обидными словами, она вступилась за него, уверенная, что он прав. И в эту пору ей снились про него сны, живые, незабываемые. Позднее сны эти повторились, но стали психологически утонченней.
В пасхальный понедельник та же самая компания отправилась на экскурсию в замок Уингфелд. Среди суеты праздничной толпы, взбудораженная, в спешке Мириам села в Сизли-бридж в поезд. Сошли они с поезда в Олфретоне. Пол с любопытством присматривался к улице и углекопам с собаками. Тут обитало новое племя шахтеров. Мириам пришла в себя, только когда компания остановилась у церкви. У входа они оробели – как бы из-за сумок с едой их не выставили. Первым вошел тощий забавник Леонард; Пол, который предпочел бы умереть, только бы его не выгнали, вошел последним. По случаю Пасхи церковь была в праздничном убранстве. Казалось, в купели растут сотни белых нарциссов. Неяркий, разноцветный свет вливался в окна, и воздух трепетал, насыщенный нежным ароматом лилий и нарциссов. Все это согрело душу Мириам. Пол опасался, как бы не сделать что-нибудь неподобающее: он проникся царящим здесь духом. Мириам повернулась к нему. Он ответил-ей взглядом. Сейчас они были едины. Он не решился пройти ближе к алтарю. И любо ей это было. В молитве рядом с ним душа ее расцветала. Для Пола скудно освещенные храмы всегда были исполнены таинственного очарования. Весь скрытый в нем мистицизм трепетно пробуждался. Мириам невольно подалась к нему. И вместе они молились.
Она почти не разговаривала с другими спутниками. В разговоре с ней они сразу терялись. И она почти все время молчала.
Когда компания взобралась по крутой тропе к замку, уже перевалило за полдень. Под необыкновенно теплыми живительными лучами солнца все источало нежный свет. Раскрылись фиалки и чистотел. Всех захлестнула радость. Поблескивающая листва пышно разросшегося плюща, бледно-серые крепостные стены, мягкие очертания всего, что окружало развалины, были великолепны.
Замок сложен из твердого, светло-серого камня, наружные стены глухие, невозмутимые. Самые юные шумно выражали свой восторг. Их охватило беспокойство, чуть ли не страх, как бы их не лишили счастья все тут разведать. В первом внутреннем дворе, окруженные высокими, кое-где разрушенными стенами, стояли повозки, оглобли праздно лежали на земле, ободья колес сверкали красно-золотой ржавчиной. И тихо было, ни звука.
Все торопливо заплатили по шестипенсовику и несмело прошли через красивую, безупречных очертаний арку в следующий внутренний двор. Они робели. Здесь, где некогда была зала, среди каменных плит пола расцветал боярышник. В тени, в стенах вокруг – таинственные расщелины и провалы, разрушенные комнаты.
Перекусив, опять отправились осматривать развалины. На этот раз пошли и девушки, и мужская часть компании исполняла роль проводников и экскурсоводов. В углу стояла высокая башня, казалось, готовая обрушиться, в которой, по слухам, была заключена королева Шотландии Мария.
– Подумать только, что тут ходила королева! – негромко сказала Мириам, поднимаясь по разбитым ступеням.
– Если только могла взобраться, – сказал Пол, – у нее же наверняка был отчаянный ревматизм. С ней наверняка обращались гнусно.
– По-твоему, она этого не заслужила? – спросила Мириам.
– По-моему, нет. Просто она была неугомонная.
Они поднимались выше по винтовой лестнице. Крепкий ветер задувал в бойницы и внутри устремлялся вверх по пролету, надувал, точно шар, юбки Мириам, она смущалась, но вот Пол ухватил юбку за кайму и стал ее придерживать. Сделал он это совсем просто, как если бы поднял ее перчатку. И это запомнилось ей навсегда.
Старый, красивый плющ густо увил разрушенный верх башни. Здесь было и немало холодных, бледных бутонов желтофиолей. Мириам хотела перегнуться, сорвать ветку плюща, но Пол ей не позволил. Вместо этого ей пришлось ждать у него за спиной, а он срывал их по одной веточке и, как истый рыцарь, по одной протягивал ей. Казалось, башня раскачивается под ветром. Внизу расстилались сельские дали – мили и мили лесов, – но и проблески пастбищ.
Подземелье замка было очень хорошо и прекрасно сохранилось. Пол делал набросок, Мириам стояла рядом. Ей думалось о Марии Шотландской, что не умела понять постигшего ее несчастья и упорно, безнадежно всматривалась в даль, за холмы, откуда не приходила помощь, или сидела здесь, в подземелье, и слушала слова о Боге, такие же холодные, как этот склеп.
Они весело пустились в обратный путь, оглядываясь на свой любимый замок, что стоял на холме такой большой и красивый.
– Представь, если бы ты здесь жила, – сказал Пол.
– Если бы!
– Вот славно было бы тебя навещать!
Сейчас они шли по пустынной местности, среди скал. Пол так любил эти места, а Мириам они казались чужими, хотя отсюда до дому было всего десять миль. Все шли вразброд. Когда по тропе, где под лучами солнца поблескивали несчетные песчинки, пересекали большой, отлого спускавшийся в низину луг, Пол продел пальцы под шнурки ее дорожной сумки, и тотчас Мириам почувствовала, что сзади Энни не спускает с них ревнивых глаз. Но луг омыт был солнечным сиянием, тропинка сверкала, будто усыпанная алмазами, и так редко Пол подавал ей хоть какой-то знак. Пальцы Мириам замерли на шнурках сумки, ощущая прикосновение его пальцев; и мир вокруг был несказанно прекрасен.
Наконец дошли до рассыпавшихся по склонам холма серых домиков селения Крик. За ним возвышалась знаменитая вершина, которую Полу было видно из сада Морелов. Компания взбиралась все выше. Вокруг и внизу раскинулись широкие просторы. Парням не терпелось добраться до вершины. Ее венчал круглый бугор, половина которого была уже снесена, а на нем расположилась прочная приземистая древняя башня, с которой в старину передавали сигналы в низинные земли, – в Ноттингемшир и Лестершир.
Там наверху, на незащищенном пятачке, ветер дул с такой силой, что устоять можно было только если он пригвождал тебя к стене башни. У самых ног почти отвесно спускалась стена карьера, из которого добывали известняк. Внизу там и сям вставали холмы, ютились крохотные селения – Мэтлок, Эмбергейт, Каменный Мидлтон. Парням непременно хотелось высмотреть Бествудскую церковь далеко слева, в краю, застроенном погуще. Досада брала, что кажется, будто она стоит на ровном месте. Видно было, как холмы Дербишира переходят в однообразие Центральных графств, простирающихся на юг.
Мириам страшилась ветра, но парни им наслаждались.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132
Теперь она была за него и для него. Когда примерно в эту пору он задел честь семейства Ливерсов какими-то высокомерно-обидными словами, она вступилась за него, уверенная, что он прав. И в эту пору ей снились про него сны, живые, незабываемые. Позднее сны эти повторились, но стали психологически утонченней.
В пасхальный понедельник та же самая компания отправилась на экскурсию в замок Уингфелд. Среди суеты праздничной толпы, взбудораженная, в спешке Мириам села в Сизли-бридж в поезд. Сошли они с поезда в Олфретоне. Пол с любопытством присматривался к улице и углекопам с собаками. Тут обитало новое племя шахтеров. Мириам пришла в себя, только когда компания остановилась у церкви. У входа они оробели – как бы из-за сумок с едой их не выставили. Первым вошел тощий забавник Леонард; Пол, который предпочел бы умереть, только бы его не выгнали, вошел последним. По случаю Пасхи церковь была в праздничном убранстве. Казалось, в купели растут сотни белых нарциссов. Неяркий, разноцветный свет вливался в окна, и воздух трепетал, насыщенный нежным ароматом лилий и нарциссов. Все это согрело душу Мириам. Пол опасался, как бы не сделать что-нибудь неподобающее: он проникся царящим здесь духом. Мириам повернулась к нему. Он ответил-ей взглядом. Сейчас они были едины. Он не решился пройти ближе к алтарю. И любо ей это было. В молитве рядом с ним душа ее расцветала. Для Пола скудно освещенные храмы всегда были исполнены таинственного очарования. Весь скрытый в нем мистицизм трепетно пробуждался. Мириам невольно подалась к нему. И вместе они молились.
Она почти не разговаривала с другими спутниками. В разговоре с ней они сразу терялись. И она почти все время молчала.
Когда компания взобралась по крутой тропе к замку, уже перевалило за полдень. Под необыкновенно теплыми живительными лучами солнца все источало нежный свет. Раскрылись фиалки и чистотел. Всех захлестнула радость. Поблескивающая листва пышно разросшегося плюща, бледно-серые крепостные стены, мягкие очертания всего, что окружало развалины, были великолепны.
Замок сложен из твердого, светло-серого камня, наружные стены глухие, невозмутимые. Самые юные шумно выражали свой восторг. Их охватило беспокойство, чуть ли не страх, как бы их не лишили счастья все тут разведать. В первом внутреннем дворе, окруженные высокими, кое-где разрушенными стенами, стояли повозки, оглобли праздно лежали на земле, ободья колес сверкали красно-золотой ржавчиной. И тихо было, ни звука.
Все торопливо заплатили по шестипенсовику и несмело прошли через красивую, безупречных очертаний арку в следующий внутренний двор. Они робели. Здесь, где некогда была зала, среди каменных плит пола расцветал боярышник. В тени, в стенах вокруг – таинственные расщелины и провалы, разрушенные комнаты.
Перекусив, опять отправились осматривать развалины. На этот раз пошли и девушки, и мужская часть компании исполняла роль проводников и экскурсоводов. В углу стояла высокая башня, казалось, готовая обрушиться, в которой, по слухам, была заключена королева Шотландии Мария.
– Подумать только, что тут ходила королева! – негромко сказала Мириам, поднимаясь по разбитым ступеням.
– Если только могла взобраться, – сказал Пол, – у нее же наверняка был отчаянный ревматизм. С ней наверняка обращались гнусно.
– По-твоему, она этого не заслужила? – спросила Мириам.
– По-моему, нет. Просто она была неугомонная.
Они поднимались выше по винтовой лестнице. Крепкий ветер задувал в бойницы и внутри устремлялся вверх по пролету, надувал, точно шар, юбки Мириам, она смущалась, но вот Пол ухватил юбку за кайму и стал ее придерживать. Сделал он это совсем просто, как если бы поднял ее перчатку. И это запомнилось ей навсегда.
Старый, красивый плющ густо увил разрушенный верх башни. Здесь было и немало холодных, бледных бутонов желтофиолей. Мириам хотела перегнуться, сорвать ветку плюща, но Пол ей не позволил. Вместо этого ей пришлось ждать у него за спиной, а он срывал их по одной веточке и, как истый рыцарь, по одной протягивал ей. Казалось, башня раскачивается под ветром. Внизу расстилались сельские дали – мили и мили лесов, – но и проблески пастбищ.
Подземелье замка было очень хорошо и прекрасно сохранилось. Пол делал набросок, Мириам стояла рядом. Ей думалось о Марии Шотландской, что не умела понять постигшего ее несчастья и упорно, безнадежно всматривалась в даль, за холмы, откуда не приходила помощь, или сидела здесь, в подземелье, и слушала слова о Боге, такие же холодные, как этот склеп.
Они весело пустились в обратный путь, оглядываясь на свой любимый замок, что стоял на холме такой большой и красивый.
– Представь, если бы ты здесь жила, – сказал Пол.
– Если бы!
– Вот славно было бы тебя навещать!
Сейчас они шли по пустынной местности, среди скал. Пол так любил эти места, а Мириам они казались чужими, хотя отсюда до дому было всего десять миль. Все шли вразброд. Когда по тропе, где под лучами солнца поблескивали несчетные песчинки, пересекали большой, отлого спускавшийся в низину луг, Пол продел пальцы под шнурки ее дорожной сумки, и тотчас Мириам почувствовала, что сзади Энни не спускает с них ревнивых глаз. Но луг омыт был солнечным сиянием, тропинка сверкала, будто усыпанная алмазами, и так редко Пол подавал ей хоть какой-то знак. Пальцы Мириам замерли на шнурках сумки, ощущая прикосновение его пальцев; и мир вокруг был несказанно прекрасен.
Наконец дошли до рассыпавшихся по склонам холма серых домиков селения Крик. За ним возвышалась знаменитая вершина, которую Полу было видно из сада Морелов. Компания взбиралась все выше. Вокруг и внизу раскинулись широкие просторы. Парням не терпелось добраться до вершины. Ее венчал круглый бугор, половина которого была уже снесена, а на нем расположилась прочная приземистая древняя башня, с которой в старину передавали сигналы в низинные земли, – в Ноттингемшир и Лестершир.
Там наверху, на незащищенном пятачке, ветер дул с такой силой, что устоять можно было только если он пригвождал тебя к стене башни. У самых ног почти отвесно спускалась стена карьера, из которого добывали известняк. Внизу там и сям вставали холмы, ютились крохотные селения – Мэтлок, Эмбергейт, Каменный Мидлтон. Парням непременно хотелось высмотреть Бествудскую церковь далеко слева, в краю, застроенном погуще. Досада брала, что кажется, будто она стоит на ровном месте. Видно было, как холмы Дербишира переходят в однообразие Центральных графств, простирающихся на юг.
Мириам страшилась ветра, но парни им наслаждались.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132