– При всем при том она милая.
– И это, разумеется, всего важней, – с презрением бросила Клара.
Он почесал голову несколько озадаченно и досадливо.
– По-моему, это важней, чем ее ум, – сказал он, – он ведь не дарует ей царствие небесное.
– Не о царствии небесном она печется, но о справедливой доле на земле, – возразила Клара. Да таким тоном, будто Пол в ответе за то, что мисс Бонфорд как-то ущемляют.
– Что ж, мне казалось, она женщина сердечная и очень милая, – сказал он, – только уж очень хрупкая. Пусть бы она жила в уюте и покое…
– И штопала мужнины носки, – съязвила Клара.
– Уверен, она не отказалась бы заштопать даже и мои носки, – сказал Пол. – И уверен, заштопала бы хорошо. Так же как я не отказался бы почистить ее башмаки, если б только она захотела.
Но Клара не стала отвечать на его задиристое замечание. Он немного поговорил с Мириам. Клара держалась отчужденно. « – Ну, я, пожалуй, пойду повидаюсь с Эдгаром. Он где-нибудь здесь?
– По-моему, он пошел за углем, – сказала Мириам. – И должен был сразу вернуться.
– Тогда пойду ему навстречу, – сказал Пол.
Мириам не осмелилась задерживать его в их обществе. Он поднялся и вышел.
На верхней дороге, где распустился утесник, он увидел Эдгара, тот лениво шагал рядом с кобылой, которая, кивая головой с белой звездочкой на лбу, тащила громыхающий груз угля. При виде друга молодой фермер просиял. Эдгар был хорош собой, с темными горячими глазами. Одетый в какое-то довольно потрепанное старье, выступал с достоинством.
– Привет! – сказал он, увидав Пола с непокрытой головой. – Куда путь держишь?
– Тебя встречаю. Не выношу эту «Никогда».
Эдгар весело засмеялся, блеснули зубы.
– Что еще за «Никогда»? – спросил он.
– Некая дама… миссис Доус… ей бы впору называться миссис Ворон, который каркает «Никогда».
Эдгар залился смехом.
– Разве она тебе не нравится? – спросил он.
– Не больно нравится, – ответил Пол. – А тебе что, нравится?
– Нет! – в голосе прозвучала глубокая убежденность. – Нет! – Эдгар поджал губы. – Не сказал бы, что она очень уж в моем вкусе. – Он чуть задумался. Потом спросил: – Но почему ты зовешь ее «Никогда»?
– Понимаешь, – сказал Пол, – если она смотрит на мужчину, она надменно говорит «никогда», и если смотрит на себя в зеркало, высокомерно говорит «никогда», и если оглядывается назад, с отвращением говорит то же самое, и если заглядывает вперед, равнодушно говорит то же.
Эдгар поразмыслил над его словами, мало что из них извлек и сказал со смехом:
– По-твоему, она ненавидит мужчин?
– Это она так думает, – ответил Пол.
– А ты не думаешь?
– Нет, – ответил Пол.
– Значит, она была с тобой мила?
– Ты можешь представить, чтоб она была хоть с кем-нибудь мила? – ответил Пол.
Эдгар засмеялся. Вдвоем они сгрузили уголь во дворе. Пол был довольно неловок, – он знал, Клара может увидеть его из окна. Но она не смотрела.
По субботам в конце дня обихаживали и чистили лошадей. Пол и Эдгар работали вместе, чихая от пыли, что шла от шкур Джимми и Цветка.
– Какой-нибудь новой песне меня не научишь? – спросил Эдгар.
Он работал безостановочно. Когда наклонялся, виден был подрумяненный солнцем загривок, толстые пальцы крепко держали щетку. Пол опять и опять поглядывал на него.
– «Мэри Моррисон»? – предложил Пол.
Эдгар согласился. Он обладал приятным тенором и любил разучивать песни, которым его мог научить друг, а потом пел во время разъездов. У Пола был плохонький баритон, зато хороший слух. Однако пел он тихонько, боялся, Клара услышит. Эдгар ясным тенором повторял каждую строчку. Время от времени они оба принимались чихать, и сперва один, потом другой бранили свою лошадь.
Мириам мужчины раздражали. Так немного им надо, чтобы развлечься, даже Полу. Ей казалось, с ним совсем не вяжется, что какой-нибудь пустяк может всецело его поглотить.
Когда они кончили, настало время пить чай.
– Что это за песня? – спросила Мириам.
Эдгар сказал ей. Разговор перешел на пение.
– У нас бывает так весело, – сказала Кларе Мириам. Миссис Доус неторопливо и с достоинством поглощала пищу. При мужчинах она делалась надменной.
– Ты любишь слушать, когда поют? – спросила ее Мириам.
– Только если поют хорошо, – сказала она.
Пол, разумеется, покраснел.
– То есть если голос первоклассный и отшлифованный? – спросил он.
– По-моему, нечего думать о пении, если голос не отшлифован, – сказала она.
– С таким же успехом можно сказать – пока человек не отшлифовал свой голос, он не вправе разговаривать, – возразил Пол. – Люди ведь обычно поют для собственного удовольствия.
– А другим людям это, возможно, не нравится.
– Тогда пускай эти другие люди обзаведутся пробками для ушей, – возразил Пол.
Мальчики рассмеялись. И стало тихо. Пол густо покраснел и ел в молчании.
После чая, когда все мужчины, кроме Пола, ушли, миссис Ливерс сказала Кларе:
– И вы теперь счастливее?
– Несравненно.
– И удовлетворены?
– Да, потому что свободна и ни от кого не завишу.
– И ни по чему не тоскуете? – мягко спросила миссис Ливерс.
– Со всем этим я распрощалась.
От этого разговора Полу стало сильно не по себе. Он поднялся.
– Потом оказывается, что вечно спотыкаешься как раз о то, с чем распрощался, – сказал он. И пошел к коровникам. Каким же остроумным он себя чувствовал, и его мужская гордость торжествовала. Он шел по выложенной кирпичом дорожке и насвистывал.
Немного погодя к нему пришла Мириам; спросила, пойдет ли он на прогулку с ней и с Кларой. Они отправились к стреллейской мельнице. Шли вдоль ручья со стороны Ивовой фермы и, глядя через просеку на краю леса, где под щедрыми лучами солнца пламенела розовая смолевка, за стволами деревьев и тонкими ветвями орешника увидели – человек ведет через канавы рослого гнедого жеребца. Казалось, огромный рыжий конь медленно движется в романтическом танце средь зеленого марева орешника все дальше в тень, будто в далеком прошлом, среди вянущих колокольчиков, что могли бы
расцвести для Дейрдре или Изулт.
Все трое стояли зачарованные.
– Быть бы рыцарем, – сказал Пол, – и раскинуть бы здесь шатер. Вот бы красота.
– И заточить нас в нем? – подхватила Клара.
– Да, – ответил он, – и чтоб вы пели со своими служанками, склонясь над вышиванием. А я нес бы ваше знамя – бело-зеленое с лиловым. И на моем щите
рядом с женщиной-воительницей были бы вытеснены буквы ОПЖС.
– Вы, конечно, сражались бы за женщину куда охотней, чем дали бы ей самой сражаться за себя, – сказала Клара.
– Несомненно. Когда она сама за себя сражается, она точно собака перед зеркалом – ее приводит в ярость собственная тень.
– А зеркало – это вы? – презрительно усмехнулась Клара.
– Или тень, – ответил он.
– Боюсь, вы чересчур умны, – сказала она.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132
– И это, разумеется, всего важней, – с презрением бросила Клара.
Он почесал голову несколько озадаченно и досадливо.
– По-моему, это важней, чем ее ум, – сказал он, – он ведь не дарует ей царствие небесное.
– Не о царствии небесном она печется, но о справедливой доле на земле, – возразила Клара. Да таким тоном, будто Пол в ответе за то, что мисс Бонфорд как-то ущемляют.
– Что ж, мне казалось, она женщина сердечная и очень милая, – сказал он, – только уж очень хрупкая. Пусть бы она жила в уюте и покое…
– И штопала мужнины носки, – съязвила Клара.
– Уверен, она не отказалась бы заштопать даже и мои носки, – сказал Пол. – И уверен, заштопала бы хорошо. Так же как я не отказался бы почистить ее башмаки, если б только она захотела.
Но Клара не стала отвечать на его задиристое замечание. Он немного поговорил с Мириам. Клара держалась отчужденно. « – Ну, я, пожалуй, пойду повидаюсь с Эдгаром. Он где-нибудь здесь?
– По-моему, он пошел за углем, – сказала Мириам. – И должен был сразу вернуться.
– Тогда пойду ему навстречу, – сказал Пол.
Мириам не осмелилась задерживать его в их обществе. Он поднялся и вышел.
На верхней дороге, где распустился утесник, он увидел Эдгара, тот лениво шагал рядом с кобылой, которая, кивая головой с белой звездочкой на лбу, тащила громыхающий груз угля. При виде друга молодой фермер просиял. Эдгар был хорош собой, с темными горячими глазами. Одетый в какое-то довольно потрепанное старье, выступал с достоинством.
– Привет! – сказал он, увидав Пола с непокрытой головой. – Куда путь держишь?
– Тебя встречаю. Не выношу эту «Никогда».
Эдгар весело засмеялся, блеснули зубы.
– Что еще за «Никогда»? – спросил он.
– Некая дама… миссис Доус… ей бы впору называться миссис Ворон, который каркает «Никогда».
Эдгар залился смехом.
– Разве она тебе не нравится? – спросил он.
– Не больно нравится, – ответил Пол. – А тебе что, нравится?
– Нет! – в голосе прозвучала глубокая убежденность. – Нет! – Эдгар поджал губы. – Не сказал бы, что она очень уж в моем вкусе. – Он чуть задумался. Потом спросил: – Но почему ты зовешь ее «Никогда»?
– Понимаешь, – сказал Пол, – если она смотрит на мужчину, она надменно говорит «никогда», и если смотрит на себя в зеркало, высокомерно говорит «никогда», и если оглядывается назад, с отвращением говорит то же самое, и если заглядывает вперед, равнодушно говорит то же.
Эдгар поразмыслил над его словами, мало что из них извлек и сказал со смехом:
– По-твоему, она ненавидит мужчин?
– Это она так думает, – ответил Пол.
– А ты не думаешь?
– Нет, – ответил Пол.
– Значит, она была с тобой мила?
– Ты можешь представить, чтоб она была хоть с кем-нибудь мила? – ответил Пол.
Эдгар засмеялся. Вдвоем они сгрузили уголь во дворе. Пол был довольно неловок, – он знал, Клара может увидеть его из окна. Но она не смотрела.
По субботам в конце дня обихаживали и чистили лошадей. Пол и Эдгар работали вместе, чихая от пыли, что шла от шкур Джимми и Цветка.
– Какой-нибудь новой песне меня не научишь? – спросил Эдгар.
Он работал безостановочно. Когда наклонялся, виден был подрумяненный солнцем загривок, толстые пальцы крепко держали щетку. Пол опять и опять поглядывал на него.
– «Мэри Моррисон»? – предложил Пол.
Эдгар согласился. Он обладал приятным тенором и любил разучивать песни, которым его мог научить друг, а потом пел во время разъездов. У Пола был плохонький баритон, зато хороший слух. Однако пел он тихонько, боялся, Клара услышит. Эдгар ясным тенором повторял каждую строчку. Время от времени они оба принимались чихать, и сперва один, потом другой бранили свою лошадь.
Мириам мужчины раздражали. Так немного им надо, чтобы развлечься, даже Полу. Ей казалось, с ним совсем не вяжется, что какой-нибудь пустяк может всецело его поглотить.
Когда они кончили, настало время пить чай.
– Что это за песня? – спросила Мириам.
Эдгар сказал ей. Разговор перешел на пение.
– У нас бывает так весело, – сказала Кларе Мириам. Миссис Доус неторопливо и с достоинством поглощала пищу. При мужчинах она делалась надменной.
– Ты любишь слушать, когда поют? – спросила ее Мириам.
– Только если поют хорошо, – сказала она.
Пол, разумеется, покраснел.
– То есть если голос первоклассный и отшлифованный? – спросил он.
– По-моему, нечего думать о пении, если голос не отшлифован, – сказала она.
– С таким же успехом можно сказать – пока человек не отшлифовал свой голос, он не вправе разговаривать, – возразил Пол. – Люди ведь обычно поют для собственного удовольствия.
– А другим людям это, возможно, не нравится.
– Тогда пускай эти другие люди обзаведутся пробками для ушей, – возразил Пол.
Мальчики рассмеялись. И стало тихо. Пол густо покраснел и ел в молчании.
После чая, когда все мужчины, кроме Пола, ушли, миссис Ливерс сказала Кларе:
– И вы теперь счастливее?
– Несравненно.
– И удовлетворены?
– Да, потому что свободна и ни от кого не завишу.
– И ни по чему не тоскуете? – мягко спросила миссис Ливерс.
– Со всем этим я распрощалась.
От этого разговора Полу стало сильно не по себе. Он поднялся.
– Потом оказывается, что вечно спотыкаешься как раз о то, с чем распрощался, – сказал он. И пошел к коровникам. Каким же остроумным он себя чувствовал, и его мужская гордость торжествовала. Он шел по выложенной кирпичом дорожке и насвистывал.
Немного погодя к нему пришла Мириам; спросила, пойдет ли он на прогулку с ней и с Кларой. Они отправились к стреллейской мельнице. Шли вдоль ручья со стороны Ивовой фермы и, глядя через просеку на краю леса, где под щедрыми лучами солнца пламенела розовая смолевка, за стволами деревьев и тонкими ветвями орешника увидели – человек ведет через канавы рослого гнедого жеребца. Казалось, огромный рыжий конь медленно движется в романтическом танце средь зеленого марева орешника все дальше в тень, будто в далеком прошлом, среди вянущих колокольчиков, что могли бы
расцвести для Дейрдре или Изулт.
Все трое стояли зачарованные.
– Быть бы рыцарем, – сказал Пол, – и раскинуть бы здесь шатер. Вот бы красота.
– И заточить нас в нем? – подхватила Клара.
– Да, – ответил он, – и чтоб вы пели со своими служанками, склонясь над вышиванием. А я нес бы ваше знамя – бело-зеленое с лиловым. И на моем щите
рядом с женщиной-воительницей были бы вытеснены буквы ОПЖС.
– Вы, конечно, сражались бы за женщину куда охотней, чем дали бы ей самой сражаться за себя, – сказала Клара.
– Несомненно. Когда она сама за себя сражается, она точно собака перед зеркалом – ее приводит в ярость собственная тень.
– А зеркало – это вы? – презрительно усмехнулась Клара.
– Или тень, – ответил он.
– Боюсь, вы чересчур умны, – сказала она.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132