Пол прошел мимо клумбы с гвоздиками, чей резкий запах перебил пряный, убаюкивающий аромат лилий, и остановился у белой цветочной стены. Они поникли, будто задохнувшись. Их аромат пьянил Пола. Он прошел дальше, к полю, хотел видеть, как зайдет луна.
На огороженном живой изгородью лугу настойчиво дергал коростель. Луна, все сильней краснея, быстро скользила вниз. Позади Пола крупные цветы наклонялись, будто окликали его. И вдруг его обдало еще одним запахом, каким-то вызывающим и резким. Оглядевшись, Пол обнаружил лиловые ирисы, дотронулся до чувственного зева, до темных, жадных разлапистых лепестков. Что-то он все-таки нашел. Ирисы стояли во тьме прямые, негнущиеся. Их запах был грубым. Луна исчезала за гребнем горы. Вот она скрылась; стало темно. Коростель все дергал.
Пол сорвал гвоздику и круто повернул к дому.
– Иди, мой мальчик, – сказала мать. – Тебе давно пора ложиться.
Он стоял, прижав к губам гвоздику.
– Я порву с Мириам, ма, – спокойно сказал он.
Мать посмотрела на него поверх очков. Он ответил прямым недрогнувшим взглядом. Долгое мгновенье они смотрели друг другу в глаза, потом мать сняла очки. Пол был белый, как полотно. Мужское начало взяло в нем верх, мужчина победил. Матери не хотелось слишком отчетливо его видеть.
– Но я думала… – начала она.
– Понимаешь, я ее не люблю, – сказал Пол. – Не хочу на ней жениться… так что я уйду.
– Но я думала, в последнее время ты решил соединиться с ней, – с недоумением сказала мать. – Потому я и молчала.
– Я решил… хотел… но теперь не хочу. Ничего из этого не выйдет. В воскресенье я с ней порву. Я должен это сделать, разве нет?
– Тебе лучше знать. Ты ведь знаешь, я тебе давно это говорила.
– Теперь я иначе не могу. В воскресенье я с ней порву.
– Что ж, – сказала мать. – Я думаю, это к лучшему. Но последнее время я думала, ты решил с ней соединиться, и я молчала, и продолжала бы молчать. Но скажу тебе, как говорила прежде, не думаю я, что она тебе пара.
– В воскресенье я с ней порву, – сказал Пол, нюхая гвоздику. Он взял цветок в рот. Невольно обнажил зубы, медленно прикусил цветок, рот был полон лепестков. Он выплюнул их в камин, поцеловал мать и пошел ложиться.
В воскресенье он сразу после полудня отправился на Ивовую ферму. Он загодя написал Мириам, что хочет пройтись с ней в поле, к Хакнелу. Миссис Морел была с ним очень ласкова. Он ничего не говорил. Но она видела, каких трудов ему это стоит. Однако необычная твердость в его лице успокаивала ее.
– Ничего, сынок, – сказала она. – Когда все это кончится, тебе станет несравненно лучше.
Пол быстро глянул на мать, удивленно и сердито. Он не нуждался в сочувствии.
Мириам встретила его в конце аллеи. На ней было новое платье узорчатого муслина с короткими рукавами. Короткие рукава открывали ее смуглые руки, такие покорные, вызывающие жалость, – слишком больно было на них смотреть, и это помогло Полу ожесточиться.
Мириам прихорошилась ради него, и такой свежестью от нее веяло!.. Казалось, она цветет для него одного. Всякий раз, как он взглядывал на нее, теперь уже зрелую молодую женщину, красивую, в новом платье, так горько ему делалось, словно сердце его, которое он держал в узде, вот-вот разорвется. Но он уже решил, решил бесповоротно.
Они сидели среди холмов, и он положил голову ей на колени, а она перебирала его волосы. Она чувствовала, сейчас он «не здесь», как она это называла. Часто, когда они бывали вдвоем, она искала его и не могла найти. Но сегодня она не была к этому готова.
Было около пяти, когда Пол сказал Мириам. Они сидели на берегу ручья, у подмытого края берега, где над желтой землей нависал дерн, и Пол отбивал его палкой, как всегда, когда бывал тревожен и жесток.
– Я все думаю, – сказал он, – нам надо расстаться.
– Почему? – удивленно воскликнула Мириам.
– Потому что продолжать бессмысленно.
– Почему бессмысленно?
– Бессмысленно. Жениться я не хочу. Вообще не хочу жениться. А если мы не собираемся жениться, продолжать бессмысленно.
– Но почему ты говоришь это сейчас?
– Потому что я принял решение.
– А как же тогда эти последние месяцы и все, что ты мне говорил?
– Ничего не могу поделать. Продолжать я не хочу.
– Я тебе больше не нужна?
– Нам надо расстаться… ты будешь свободна от меня, я – от тебя.
– А как же тогда эти последние месяцы?
– Не знаю. Все, что я тебе говорил, мне казалось правдой.
– Тогда почему же теперь ты изменился?
– Я не изменился… я такой, как был… только я знаю, что продолжать бессмысленно.
– Ты не сказал, почему бессмысленно.
– Потому что я не хочу продолжать… и не хочу жениться.
– Сколько раз ты предлагал мне выйти за тебя замуж и я не соглашалась?
– Знаю, но нам надо расстаться.
На минуту-другую оба умолкли. Пол яростно тыкал палкой в землю. Мириам понурилась, печально задумалась. Он неразумный ребенок. Он точно дитя, которое, вволю напившись, отталкивает и разбивает чашку. Она посмотрела на Пола, чувствуя, что могла завладеть им и добиться от него кое-какого постоянства. Но нет, она беспомощна. И тогда она воскликнула:
– Я как-то сказала, тебе всего четырнадцать лет… а тебе, оказывается, четыре!
Пол все еще свирепо тыкал палкой в землю. Но слова Мириам услышал.
– Ты четырехлетний ребенок, – гневно повторила она.
Он смолчал, но про себя подумал: «Прекрасно, раз я четырехлетний ребенок, на что я тебе нужен? Мне-то еще одна мать ни к чему». Но возражать не стал, оба помолчали.
– А ты своим сказал? – спросила Мириам.
– Маме сказал.
Опять долгое молчание.
– Так чего же ты хочешь? – спросила Мириам.
– Ну, я хочу, чтоб мы с тобой расстались. Все эти годы мы питались друг другом, пора с этим покончить. Я пойду своим путем без тебя, а ты своим без меня. И тогда у тебя будет своя, независимая жизнь.
Есть в этом доля правды, поневоле призналась Мириам, несмотря на переполнявшую ее горечь. Она и вправду чувствовала себя при нем несвободной и, хотя ее это тяготило, ничего не могла поделать. С той минуты, как любовь к Полу стала ей не по силам, она возненавидела свое чувство. И втайне, в глубине души возненавидела и Пола, потому что любила его и он подчинил ее своей власти. Она противилась этой власти. Боролась, пытаясь от него освободиться. И, в сущности, была от него свободна, даже свободнее, чем он от нее.
– И оба мы навсегда останемся в какой-то мере созданиями друг друга, – вновь заговорил Пол. – Ты дала очень много мне, а я – тебе. Теперь давай начнем жить самостоятельно.
– Что ты собираешься делать? – спросила Мириам.
– Ничего… просто быть свободным, – ответил Пол.
Мириам, однако, чувствовала в его желании освободиться влияние Клары. Но умолчала об этом.
– Что же мне сказать маме? – спросила она.
– Своей матери я сказал, что рву с тобой совсем, бесповоротно, – сказал он.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132
На огороженном живой изгородью лугу настойчиво дергал коростель. Луна, все сильней краснея, быстро скользила вниз. Позади Пола крупные цветы наклонялись, будто окликали его. И вдруг его обдало еще одним запахом, каким-то вызывающим и резким. Оглядевшись, Пол обнаружил лиловые ирисы, дотронулся до чувственного зева, до темных, жадных разлапистых лепестков. Что-то он все-таки нашел. Ирисы стояли во тьме прямые, негнущиеся. Их запах был грубым. Луна исчезала за гребнем горы. Вот она скрылась; стало темно. Коростель все дергал.
Пол сорвал гвоздику и круто повернул к дому.
– Иди, мой мальчик, – сказала мать. – Тебе давно пора ложиться.
Он стоял, прижав к губам гвоздику.
– Я порву с Мириам, ма, – спокойно сказал он.
Мать посмотрела на него поверх очков. Он ответил прямым недрогнувшим взглядом. Долгое мгновенье они смотрели друг другу в глаза, потом мать сняла очки. Пол был белый, как полотно. Мужское начало взяло в нем верх, мужчина победил. Матери не хотелось слишком отчетливо его видеть.
– Но я думала… – начала она.
– Понимаешь, я ее не люблю, – сказал Пол. – Не хочу на ней жениться… так что я уйду.
– Но я думала, в последнее время ты решил соединиться с ней, – с недоумением сказала мать. – Потому я и молчала.
– Я решил… хотел… но теперь не хочу. Ничего из этого не выйдет. В воскресенье я с ней порву. Я должен это сделать, разве нет?
– Тебе лучше знать. Ты ведь знаешь, я тебе давно это говорила.
– Теперь я иначе не могу. В воскресенье я с ней порву.
– Что ж, – сказала мать. – Я думаю, это к лучшему. Но последнее время я думала, ты решил с ней соединиться, и я молчала, и продолжала бы молчать. Но скажу тебе, как говорила прежде, не думаю я, что она тебе пара.
– В воскресенье я с ней порву, – сказал Пол, нюхая гвоздику. Он взял цветок в рот. Невольно обнажил зубы, медленно прикусил цветок, рот был полон лепестков. Он выплюнул их в камин, поцеловал мать и пошел ложиться.
В воскресенье он сразу после полудня отправился на Ивовую ферму. Он загодя написал Мириам, что хочет пройтись с ней в поле, к Хакнелу. Миссис Морел была с ним очень ласкова. Он ничего не говорил. Но она видела, каких трудов ему это стоит. Однако необычная твердость в его лице успокаивала ее.
– Ничего, сынок, – сказала она. – Когда все это кончится, тебе станет несравненно лучше.
Пол быстро глянул на мать, удивленно и сердито. Он не нуждался в сочувствии.
Мириам встретила его в конце аллеи. На ней было новое платье узорчатого муслина с короткими рукавами. Короткие рукава открывали ее смуглые руки, такие покорные, вызывающие жалость, – слишком больно было на них смотреть, и это помогло Полу ожесточиться.
Мириам прихорошилась ради него, и такой свежестью от нее веяло!.. Казалось, она цветет для него одного. Всякий раз, как он взглядывал на нее, теперь уже зрелую молодую женщину, красивую, в новом платье, так горько ему делалось, словно сердце его, которое он держал в узде, вот-вот разорвется. Но он уже решил, решил бесповоротно.
Они сидели среди холмов, и он положил голову ей на колени, а она перебирала его волосы. Она чувствовала, сейчас он «не здесь», как она это называла. Часто, когда они бывали вдвоем, она искала его и не могла найти. Но сегодня она не была к этому готова.
Было около пяти, когда Пол сказал Мириам. Они сидели на берегу ручья, у подмытого края берега, где над желтой землей нависал дерн, и Пол отбивал его палкой, как всегда, когда бывал тревожен и жесток.
– Я все думаю, – сказал он, – нам надо расстаться.
– Почему? – удивленно воскликнула Мириам.
– Потому что продолжать бессмысленно.
– Почему бессмысленно?
– Бессмысленно. Жениться я не хочу. Вообще не хочу жениться. А если мы не собираемся жениться, продолжать бессмысленно.
– Но почему ты говоришь это сейчас?
– Потому что я принял решение.
– А как же тогда эти последние месяцы и все, что ты мне говорил?
– Ничего не могу поделать. Продолжать я не хочу.
– Я тебе больше не нужна?
– Нам надо расстаться… ты будешь свободна от меня, я – от тебя.
– А как же тогда эти последние месяцы?
– Не знаю. Все, что я тебе говорил, мне казалось правдой.
– Тогда почему же теперь ты изменился?
– Я не изменился… я такой, как был… только я знаю, что продолжать бессмысленно.
– Ты не сказал, почему бессмысленно.
– Потому что я не хочу продолжать… и не хочу жениться.
– Сколько раз ты предлагал мне выйти за тебя замуж и я не соглашалась?
– Знаю, но нам надо расстаться.
На минуту-другую оба умолкли. Пол яростно тыкал палкой в землю. Мириам понурилась, печально задумалась. Он неразумный ребенок. Он точно дитя, которое, вволю напившись, отталкивает и разбивает чашку. Она посмотрела на Пола, чувствуя, что могла завладеть им и добиться от него кое-какого постоянства. Но нет, она беспомощна. И тогда она воскликнула:
– Я как-то сказала, тебе всего четырнадцать лет… а тебе, оказывается, четыре!
Пол все еще свирепо тыкал палкой в землю. Но слова Мириам услышал.
– Ты четырехлетний ребенок, – гневно повторила она.
Он смолчал, но про себя подумал: «Прекрасно, раз я четырехлетний ребенок, на что я тебе нужен? Мне-то еще одна мать ни к чему». Но возражать не стал, оба помолчали.
– А ты своим сказал? – спросила Мириам.
– Маме сказал.
Опять долгое молчание.
– Так чего же ты хочешь? – спросила Мириам.
– Ну, я хочу, чтоб мы с тобой расстались. Все эти годы мы питались друг другом, пора с этим покончить. Я пойду своим путем без тебя, а ты своим без меня. И тогда у тебя будет своя, независимая жизнь.
Есть в этом доля правды, поневоле призналась Мириам, несмотря на переполнявшую ее горечь. Она и вправду чувствовала себя при нем несвободной и, хотя ее это тяготило, ничего не могла поделать. С той минуты, как любовь к Полу стала ей не по силам, она возненавидела свое чувство. И втайне, в глубине души возненавидела и Пола, потому что любила его и он подчинил ее своей власти. Она противилась этой власти. Боролась, пытаясь от него освободиться. И, в сущности, была от него свободна, даже свободнее, чем он от нее.
– И оба мы навсегда останемся в какой-то мере созданиями друг друга, – вновь заговорил Пол. – Ты дала очень много мне, а я – тебе. Теперь давай начнем жить самостоятельно.
– Что ты собираешься делать? – спросила Мириам.
– Ничего… просто быть свободным, – ответил Пол.
Мириам, однако, чувствовала в его желании освободиться влияние Клары. Но умолчала об этом.
– Что же мне сказать маме? – спросила она.
– Своей матери я сказал, что рву с тобой совсем, бесповоротно, – сказал он.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132