..
- Час от часу не легче! - вырвалось у меня. В голове все
перепуталось. Еще секунду назад четкая однозначная информация и выводы
относительно Джона Микитюка превратилась в огромную аморфную массу,
затопившую подобно раскаленной лаве мой мозг, лихорадочно пытавшийся
выбраться из сжигающей черноты.
- Вот видишь, - сказал Серж, не догадываясь, что мы думаем о разных
вещах.
- Я познакомился с Джоном два дня назад в Монреале. Прекрасный боксер
и...
- Боксер он, что и говорить, от бога, - согласился Серж Казанкини. -
Но здесь нет просто хороших и плохих боксеров, есть люди N, люди NN, люди
R и так далее. Мафия давно и прочно держит бокс в своих руках, и тут
никакой новости нет.
- Ты уверен, что Микитюк - один из людей N или R?
- Даю голову на отсечение! - жарко выпалил Казанкини.
Я молчал, не зная, что сказать. Мне меньше всего хотелось, чтобы Серж
- да, да, мой друг, славный честный толстяк из "Франс Пресс", человек,
руководствующийся в жизни довольно устаревшими с точки зрения современной
морали такими понятиями, как совесть и порядочность, - чтобы он узнал эту
историю с Виктором Добротвором. Мне было горько за Виктора, и все тут!
Впрочем, с другой стороны, я был уверен, как в себе, что Серж
Казанкини, даже получи он приказ от заведующего корреспондентской сетью
агентства, даже от самого директора - человека, власть которого можно
сравнить лишь с властью президента Франции, никогда не написал бы пасквиль
или вообще не коснулся этой темы, если я попросил бы его. "Но, - сказал я
сам себе, - Серж ведь может получить полную информацию из газет - здешних
газет, так не будет ли мое молчание выглядеть, как секрет Полишинеля?"
Я коротко поведал Сержу Казанкини о происшествии и моей оценке
случившегося.
- Я видел телевизионную передачу, - подтвердил мои предположения
Серж. - Но я на твоем месте не спешил бы с категорическими выводами. Люди,
познавшие славу и деньги, хотят еще больше славы и еще больше денег. Таков
непреложный закон жизни. Не спорь, не спорь со мной! - вскричал Казанкини.
- Я наперед знаю, что ты мне возразишь: вы - другие, вы - самые честные,
вы - самые лучшие. Согласен, заранее согласен, что у вас иной устрой
общества и потому многое у вас - не станем сейчас рассматривать с точки
зрения абсолютности тех или иных положений! - не так, как у нас, на
Западе. Но ты должен согласиться: нельзя жить в обществе и быть свободным
от него - так, кажется, сказал кто-то из великих. Мы все живем в одном
человеческом сообществе, и у нас есть общие для всех - писаные и неписаные
- законы...
- Ты ударился в философию, и я никак не возьму в толк, что ты хочешь
сказать? Пожалуйста, попроще и пояснее, ведь я - бывший спортсмен, а как
ты сам изволил выразиться однажды, нет ничего проще мыслительного аппарата
спортсмена: куда, как и зачем - вот три определяющих его поведение...
- Я вижу, ты и впрямь мало что почерпнул с тех пор, как оставил свое
ныряние! - Серж выпустил пар и уже спокойнее сказал: - Я просто хотел
предостеречь тебя от поспешных и необдуманных действий. И еще - если ты,
да, да, если ты согласишься на это! - располагай мною, как хочешь.
- Мы ведь с тобой не конкуренты, Серж!
- Тогда через два-три дня ты будешь знать о Микитюке больше, чем
записано в тайных анналах федерального ведомства по налогам, а уж оно -
о-ля-ля - знает о каждом все!
- Хвалилась синица море зажечь... Каким образом? Не станешь же ты
шпионить за ним? - Я прикинулся простачком - уж очень мне не терпелось
подзадорить моего друга, завести его, что, впрочем, было не так и сложно.
- Ты недооцениваешь мои связи! - взорвался Серж и, выпятив грудь, как
галльский петух, бросал на меня убийственные взгляды. - Думаешь, я свои
репортажи о мафии списывал из местных газет? О ля-ля! У меня были
собственные источники информации! Заметь, ни единый факт не был
опровергнут, а это кое-что да значит, смею тебя уверить. Я потребую, -
Серж встал из кресла, ему не хватало разве что треуголки и большого пальца
правой руки, засунутого за лацкан сюртука для полного сходства, - чтобы
мне доставили исчерпывающую информацию о твоем дружке. И как можно скорее!
Вечером, когда за окном разлился серебристо-голубой свет луны и тени
вековых сосен, росших на берегу озера, вытянулись в четкий, почти
физически ощутимый частокол, а тишина затопила округу, как весеннее
половодье затапливает пойму реки, я устроился у телевизора, отдыхая после
довольно-таки напряженного трудового дня. В блокноте у меня было по
меньшей мере два стоящих факта, первородность их не вызывала сомнений, а
это наполняло душу репортера если не лихой гордостью, то по меньшей мере
ощущением, что ты не напрасно жуешь жесткий журналистский хлеб. Первый
факт поначалу вызвал у меня немалые колебания, ибо показался
фантастическим на фоне событий нынешнего года. Если антисоветская муть,
поднятая накануне Игр в Лос-Анджелесе, давно улеглась, то шовинистический
бум, рожденный эйфорией неисчислимых, невиданных за последних полвека
побед американцев на Играх, девятым валом накатывался со страниц
многочисленных газет и журналов, с экранов кино и телевизоров. Наряду с
широкой распродажей наборов одежды "Тайгера", японских автомобилей и
гонконгских часов, домов, рубашек, парфюмерных наборов, "освященных"
именами чемпионов и чемпионок, беззастенчиво продавались и американские
"ценности" - свобода личности, "величайшие" преимущества как в
экономической, так и культурной жизни и еще многое другое, что в иных
странах, даже близких Америке по духу, еще и нынче остается пусть
формальным, но символом добропорядочности и национального характера. И не
было упущено ни единого случая подчеркнуть, что именно эти ценности
помогли американцам снова занять свое место самой великой нации в мире.
Америка, казалось, освободилась от летаргического сна и не желала слышать
ни о ком и ни о чем другом, как лишь об американском!
И тем неожиданнее было узнать, что есть в Штатах человек, миллионер и
бизнесмен, собравшийся предложить раз в четыре года проводить состязания -
да еще и на коммерческой основе - сборных США и СССР практически по всем
олимпийским видам спорта. Причем первый раз он хотел бы увидеть такие
состязания в Москве в ближайшие два года. Традиционные матчевые встречи
сборных по легкой атлетике, плаванию, борьбе бывали и раньше, но чтоб
свести в одном состязании сотни спортсменов - трудно было даже поверить в
реальность подобного.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71
- Час от часу не легче! - вырвалось у меня. В голове все
перепуталось. Еще секунду назад четкая однозначная информация и выводы
относительно Джона Микитюка превратилась в огромную аморфную массу,
затопившую подобно раскаленной лаве мой мозг, лихорадочно пытавшийся
выбраться из сжигающей черноты.
- Вот видишь, - сказал Серж, не догадываясь, что мы думаем о разных
вещах.
- Я познакомился с Джоном два дня назад в Монреале. Прекрасный боксер
и...
- Боксер он, что и говорить, от бога, - согласился Серж Казанкини. -
Но здесь нет просто хороших и плохих боксеров, есть люди N, люди NN, люди
R и так далее. Мафия давно и прочно держит бокс в своих руках, и тут
никакой новости нет.
- Ты уверен, что Микитюк - один из людей N или R?
- Даю голову на отсечение! - жарко выпалил Казанкини.
Я молчал, не зная, что сказать. Мне меньше всего хотелось, чтобы Серж
- да, да, мой друг, славный честный толстяк из "Франс Пресс", человек,
руководствующийся в жизни довольно устаревшими с точки зрения современной
морали такими понятиями, как совесть и порядочность, - чтобы он узнал эту
историю с Виктором Добротвором. Мне было горько за Виктора, и все тут!
Впрочем, с другой стороны, я был уверен, как в себе, что Серж
Казанкини, даже получи он приказ от заведующего корреспондентской сетью
агентства, даже от самого директора - человека, власть которого можно
сравнить лишь с властью президента Франции, никогда не написал бы пасквиль
или вообще не коснулся этой темы, если я попросил бы его. "Но, - сказал я
сам себе, - Серж ведь может получить полную информацию из газет - здешних
газет, так не будет ли мое молчание выглядеть, как секрет Полишинеля?"
Я коротко поведал Сержу Казанкини о происшествии и моей оценке
случившегося.
- Я видел телевизионную передачу, - подтвердил мои предположения
Серж. - Но я на твоем месте не спешил бы с категорическими выводами. Люди,
познавшие славу и деньги, хотят еще больше славы и еще больше денег. Таков
непреложный закон жизни. Не спорь, не спорь со мной! - вскричал Казанкини.
- Я наперед знаю, что ты мне возразишь: вы - другие, вы - самые честные,
вы - самые лучшие. Согласен, заранее согласен, что у вас иной устрой
общества и потому многое у вас - не станем сейчас рассматривать с точки
зрения абсолютности тех или иных положений! - не так, как у нас, на
Западе. Но ты должен согласиться: нельзя жить в обществе и быть свободным
от него - так, кажется, сказал кто-то из великих. Мы все живем в одном
человеческом сообществе, и у нас есть общие для всех - писаные и неписаные
- законы...
- Ты ударился в философию, и я никак не возьму в толк, что ты хочешь
сказать? Пожалуйста, попроще и пояснее, ведь я - бывший спортсмен, а как
ты сам изволил выразиться однажды, нет ничего проще мыслительного аппарата
спортсмена: куда, как и зачем - вот три определяющих его поведение...
- Я вижу, ты и впрямь мало что почерпнул с тех пор, как оставил свое
ныряние! - Серж выпустил пар и уже спокойнее сказал: - Я просто хотел
предостеречь тебя от поспешных и необдуманных действий. И еще - если ты,
да, да, если ты согласишься на это! - располагай мною, как хочешь.
- Мы ведь с тобой не конкуренты, Серж!
- Тогда через два-три дня ты будешь знать о Микитюке больше, чем
записано в тайных анналах федерального ведомства по налогам, а уж оно -
о-ля-ля - знает о каждом все!
- Хвалилась синица море зажечь... Каким образом? Не станешь же ты
шпионить за ним? - Я прикинулся простачком - уж очень мне не терпелось
подзадорить моего друга, завести его, что, впрочем, было не так и сложно.
- Ты недооцениваешь мои связи! - взорвался Серж и, выпятив грудь, как
галльский петух, бросал на меня убийственные взгляды. - Думаешь, я свои
репортажи о мафии списывал из местных газет? О ля-ля! У меня были
собственные источники информации! Заметь, ни единый факт не был
опровергнут, а это кое-что да значит, смею тебя уверить. Я потребую, -
Серж встал из кресла, ему не хватало разве что треуголки и большого пальца
правой руки, засунутого за лацкан сюртука для полного сходства, - чтобы
мне доставили исчерпывающую информацию о твоем дружке. И как можно скорее!
Вечером, когда за окном разлился серебристо-голубой свет луны и тени
вековых сосен, росших на берегу озера, вытянулись в четкий, почти
физически ощутимый частокол, а тишина затопила округу, как весеннее
половодье затапливает пойму реки, я устроился у телевизора, отдыхая после
довольно-таки напряженного трудового дня. В блокноте у меня было по
меньшей мере два стоящих факта, первородность их не вызывала сомнений, а
это наполняло душу репортера если не лихой гордостью, то по меньшей мере
ощущением, что ты не напрасно жуешь жесткий журналистский хлеб. Первый
факт поначалу вызвал у меня немалые колебания, ибо показался
фантастическим на фоне событий нынешнего года. Если антисоветская муть,
поднятая накануне Игр в Лос-Анджелесе, давно улеглась, то шовинистический
бум, рожденный эйфорией неисчислимых, невиданных за последних полвека
побед американцев на Играх, девятым валом накатывался со страниц
многочисленных газет и журналов, с экранов кино и телевизоров. Наряду с
широкой распродажей наборов одежды "Тайгера", японских автомобилей и
гонконгских часов, домов, рубашек, парфюмерных наборов, "освященных"
именами чемпионов и чемпионок, беззастенчиво продавались и американские
"ценности" - свобода личности, "величайшие" преимущества как в
экономической, так и культурной жизни и еще многое другое, что в иных
странах, даже близких Америке по духу, еще и нынче остается пусть
формальным, но символом добропорядочности и национального характера. И не
было упущено ни единого случая подчеркнуть, что именно эти ценности
помогли американцам снова занять свое место самой великой нации в мире.
Америка, казалось, освободилась от летаргического сна и не желала слышать
ни о ком и ни о чем другом, как лишь об американском!
И тем неожиданнее было узнать, что есть в Штатах человек, миллионер и
бизнесмен, собравшийся предложить раз в четыре года проводить состязания -
да еще и на коммерческой основе - сборных США и СССР практически по всем
олимпийским видам спорта. Причем первый раз он хотел бы увидеть такие
состязания в Москве в ближайшие два года. Традиционные матчевые встречи
сборных по легкой атлетике, плаванию, борьбе бывали и раньше, но чтоб
свести в одном состязании сотни спортсменов - трудно было даже поверить в
реальность подобного.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71