Еще минута ушла на то, чтобы компьютер выдал счет, а я отсчитал
доллары.
И вот я уже поднимаюсь на пятый этаж в тесном, но вполне современном
скоростном лифте, сразу нахожу свой номер - как раз наискосок от выхода из
лифта, открываю дверь. Да, в таких апартаментах мне жить не доводилось:
пять-шесть квадратных метров, где, прижимаясь друг к другу, уместились
узкая кровать с тумбочкой, узенький письменный стол с телефоном, средних
размеров "Сони" на специальном кронштейне на стене на уровне груди -
телеприемник можно было поворачивать в любую сторону. Кондишн чуть ощутимо
подавал воздух, правда, не слишком-то отличный от уличного. Возле широкого
- почти во всю стену - окна едва умещалось низкое кресло и такой же
низенький столик. С трудом пробравшись к окну, я бросил заинтересованный
взгляд на окружающую меня местность. Крыши, множество проводов и
телеантенн, кое-где на крошечных плоских пространствах умудрялись
соседствовать кухонная плита и целая оранжерея, где кустились пальмы и
вызревали овощи. На веревках, как флаги расцвечивания, раскачивались под
порывами ветерка рубашки, майки, носки. На здании в отдалении, несмотря на
дневной свет, красным неоном светилась многометровая надпись "Мицубиси".
Еще дальше, смахивая на парижскую, широко расставила свои опоры местная
Эйфелева башня, утыканная разномастными антеннами.
Первым делом я принял душ, смывая с себя почти суточную усталость и
пот. Вылетев из Москвы в 18:40, спустя двенадцать часов мы приземлились в
токийском аэропорту "Нарита", и меня тут же повезли на вокзал, где мы с
другом моего друга Анатолия Власенко, работником торгпредства, приятным,
стройным, седоголовым, успели перекусить в ресторане и под сенью мощного
кондишна отдышаться от липкой, почти сорокаградусной жары. Тут и подоспела
посадка на экспресс. В вагоне, похожем на нашу электричку, отделанном
преимущественно светлыми красками и материалами, было даже прохладно, а
когда "монстр" понесся через японскую равнину к Кобе со скоростью 250
километров в час, стало и вовсе холодно и довелось даже одеть пиджак.
Быстро сменив дорожный костюм на джинсы, кроссовки и легкую белую
безрукавку, захватив необходимые документы, я сбежал вниз по лестнице. За
стойкой уже хозяйничал парень, у которого я спрашивал, как разыскать
"Мизуками", но теперь он был облачен в строгий темный костюм. Он
приветливо улыбнулся и на плане-схеме местного метрополитена показал, как
добраться до Острова и найти пресс-центр Универсиады. Еще посоветовал
выбрать из двух линий метрополитена частную, что хоть и стоит дороже на
полдоллара, но зато сократит путь по меньшей мере на пятнадцать -
семнадцать минут. Поблагодарив юношу, я вышел из отеля и сразу окунулся,
как в омут, в парной, остро нашпигованный отработанными газами автомобилей
студенистый воздух. Свернув налево, где находилась станция частного метро,
я купил билет до Санномии, где мне следовало пересесть на поезд-автомат,
связывавший Кобе с Маринатауном, то есть морским городом, выстроенным
японцами несколько лет назад на трехстах гектарах, отвоеванных у моря.
Этот "культурный город в море", как называли его многочисленные рекламы,
виделся создателям прототипом поселений ХХI века.
Спускаясь по лестнице в неглубокий тоннель-станцию, я обратил
внимание, что отделка - сплошь металл, покрытый пластмассой светло-серого
цвета, так рационально отштампованный, без острых углов и потаенных
закоулков, что не требует никакого ручного труда, а достаточно пустить
автомат-мойщик, и один человек справится с вместительным помещением
станции за несколько рабочих часов.
"Двадцать лет назад токийское метро выглядело куда мрачнее и
непригляднее, - отметил я про себя.
Японцы почему-то выстраивались в очереди друг другу строго в затылок,
на определенном расстоянии одна очередь от другой. Не слишком понимая, что
это должно означать, все же решил не лезть в чужой монастырь со своим
уставом и пристроился в хвост очереди за юной матерью с двумя детишками -
старшая, лет трех, крутилась возле ее ног, чувствуя себя вполне независимо
и самостоятельно, а вторая, совсем крошка, уложив головку на материнское
плечо, глазами-бусинками с любопытством разглядывала меня.
Лишь когда бесшумно подкатил поезд, ярко освещенный и почти сплошь
состоящий из стекла, так, во всяком случае, мне показалось, я понял,
почему японцы придерживались определенных мест, - как раз напротив очереди
открывались двери. Без толкотни все быстро разместились в вагоне.
Я с любопытством рассматривал окружающих меня людей. Японцы стали
выглядеть более по-европейски, чем двадцать лет назад. Одеты легко,
удобно, спокойны, как спокойны и дети: малышка, самостоятельно юркнувшая в
вагон, также беспрепятственно - без окриков и вскриков "Да куда ты
запропастилась?!" - изучала вагон, смело выглядывала из открытой двери на
станциях. На европейцев - в вагоне, помимо меня, находилось еще трое или
четверо "белолицых" - уже не взирали как на диво.
Я припомнил слова, буквально ошарашившие меня в Токио. Я спросил
Тониного друга что-то насчет местных нравов и обычаев: как одеваться -
официально или по погоде. Он рассмеялся и ответил: "Мы, европейцы, ну, и
американцы в том числе, люди третьего сорта. Да, именно третьего. Первый
сорт, то есть именно люди, - это японцы, второй сорт - китайцы. Ну, а мы -
третьего. Соответственно и отношение: если вы явитесь на прием, где будет,
скажем, наследный принц, в тапочках и в шортах, и вообще даже без майки,
никто не обратит на вас внимания... Что, мол, с них возьмешь! Вот так-то!
Замечу, что эта мысль исподволь, но упорно вдалбливается в юные головы -
Япония, Япония превыше всего... Хотя - это я вам говорю однозначно - они
никогда не подадут и виду, что относятся к вам, как к третьесортному.
Вежливость - норма местной жизни..."
Японец преклонного возраста мягко отстранился, пропуская меня к двери
на Санномии, хотя точно такое же движение первым сделал я.
Указатели надежно вывели меня к выходу из метро - именно к тому, что
вел к наземной станции экспресса на Остров, хотя поначалу я слегка
растерялся в тысячных толпах, входящих и выходящих из пребывающих по
нескольким линиям поездов, в лабиринте подземных магазинов, блистающих
роскошными витринами универмагов, видеосалонов и кафе, наполненных
ароматами готовящейся еды, табака и духов, звуками музыки и неумолчным
прибоем голосов.
Лишь на площади я вздохнул свободно, хотя здесь было по-прежнему
душно, даже соленое дыхание моря не освежало воздух.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71
доллары.
И вот я уже поднимаюсь на пятый этаж в тесном, но вполне современном
скоростном лифте, сразу нахожу свой номер - как раз наискосок от выхода из
лифта, открываю дверь. Да, в таких апартаментах мне жить не доводилось:
пять-шесть квадратных метров, где, прижимаясь друг к другу, уместились
узкая кровать с тумбочкой, узенький письменный стол с телефоном, средних
размеров "Сони" на специальном кронштейне на стене на уровне груди -
телеприемник можно было поворачивать в любую сторону. Кондишн чуть ощутимо
подавал воздух, правда, не слишком-то отличный от уличного. Возле широкого
- почти во всю стену - окна едва умещалось низкое кресло и такой же
низенький столик. С трудом пробравшись к окну, я бросил заинтересованный
взгляд на окружающую меня местность. Крыши, множество проводов и
телеантенн, кое-где на крошечных плоских пространствах умудрялись
соседствовать кухонная плита и целая оранжерея, где кустились пальмы и
вызревали овощи. На веревках, как флаги расцвечивания, раскачивались под
порывами ветерка рубашки, майки, носки. На здании в отдалении, несмотря на
дневной свет, красным неоном светилась многометровая надпись "Мицубиси".
Еще дальше, смахивая на парижскую, широко расставила свои опоры местная
Эйфелева башня, утыканная разномастными антеннами.
Первым делом я принял душ, смывая с себя почти суточную усталость и
пот. Вылетев из Москвы в 18:40, спустя двенадцать часов мы приземлились в
токийском аэропорту "Нарита", и меня тут же повезли на вокзал, где мы с
другом моего друга Анатолия Власенко, работником торгпредства, приятным,
стройным, седоголовым, успели перекусить в ресторане и под сенью мощного
кондишна отдышаться от липкой, почти сорокаградусной жары. Тут и подоспела
посадка на экспресс. В вагоне, похожем на нашу электричку, отделанном
преимущественно светлыми красками и материалами, было даже прохладно, а
когда "монстр" понесся через японскую равнину к Кобе со скоростью 250
километров в час, стало и вовсе холодно и довелось даже одеть пиджак.
Быстро сменив дорожный костюм на джинсы, кроссовки и легкую белую
безрукавку, захватив необходимые документы, я сбежал вниз по лестнице. За
стойкой уже хозяйничал парень, у которого я спрашивал, как разыскать
"Мизуками", но теперь он был облачен в строгий темный костюм. Он
приветливо улыбнулся и на плане-схеме местного метрополитена показал, как
добраться до Острова и найти пресс-центр Универсиады. Еще посоветовал
выбрать из двух линий метрополитена частную, что хоть и стоит дороже на
полдоллара, но зато сократит путь по меньшей мере на пятнадцать -
семнадцать минут. Поблагодарив юношу, я вышел из отеля и сразу окунулся,
как в омут, в парной, остро нашпигованный отработанными газами автомобилей
студенистый воздух. Свернув налево, где находилась станция частного метро,
я купил билет до Санномии, где мне следовало пересесть на поезд-автомат,
связывавший Кобе с Маринатауном, то есть морским городом, выстроенным
японцами несколько лет назад на трехстах гектарах, отвоеванных у моря.
Этот "культурный город в море", как называли его многочисленные рекламы,
виделся создателям прототипом поселений ХХI века.
Спускаясь по лестнице в неглубокий тоннель-станцию, я обратил
внимание, что отделка - сплошь металл, покрытый пластмассой светло-серого
цвета, так рационально отштампованный, без острых углов и потаенных
закоулков, что не требует никакого ручного труда, а достаточно пустить
автомат-мойщик, и один человек справится с вместительным помещением
станции за несколько рабочих часов.
"Двадцать лет назад токийское метро выглядело куда мрачнее и
непригляднее, - отметил я про себя.
Японцы почему-то выстраивались в очереди друг другу строго в затылок,
на определенном расстоянии одна очередь от другой. Не слишком понимая, что
это должно означать, все же решил не лезть в чужой монастырь со своим
уставом и пристроился в хвост очереди за юной матерью с двумя детишками -
старшая, лет трех, крутилась возле ее ног, чувствуя себя вполне независимо
и самостоятельно, а вторая, совсем крошка, уложив головку на материнское
плечо, глазами-бусинками с любопытством разглядывала меня.
Лишь когда бесшумно подкатил поезд, ярко освещенный и почти сплошь
состоящий из стекла, так, во всяком случае, мне показалось, я понял,
почему японцы придерживались определенных мест, - как раз напротив очереди
открывались двери. Без толкотни все быстро разместились в вагоне.
Я с любопытством рассматривал окружающих меня людей. Японцы стали
выглядеть более по-европейски, чем двадцать лет назад. Одеты легко,
удобно, спокойны, как спокойны и дети: малышка, самостоятельно юркнувшая в
вагон, также беспрепятственно - без окриков и вскриков "Да куда ты
запропастилась?!" - изучала вагон, смело выглядывала из открытой двери на
станциях. На европейцев - в вагоне, помимо меня, находилось еще трое или
четверо "белолицых" - уже не взирали как на диво.
Я припомнил слова, буквально ошарашившие меня в Токио. Я спросил
Тониного друга что-то насчет местных нравов и обычаев: как одеваться -
официально или по погоде. Он рассмеялся и ответил: "Мы, европейцы, ну, и
американцы в том числе, люди третьего сорта. Да, именно третьего. Первый
сорт, то есть именно люди, - это японцы, второй сорт - китайцы. Ну, а мы -
третьего. Соответственно и отношение: если вы явитесь на прием, где будет,
скажем, наследный принц, в тапочках и в шортах, и вообще даже без майки,
никто не обратит на вас внимания... Что, мол, с них возьмешь! Вот так-то!
Замечу, что эта мысль исподволь, но упорно вдалбливается в юные головы -
Япония, Япония превыше всего... Хотя - это я вам говорю однозначно - они
никогда не подадут и виду, что относятся к вам, как к третьесортному.
Вежливость - норма местной жизни..."
Японец преклонного возраста мягко отстранился, пропуская меня к двери
на Санномии, хотя точно такое же движение первым сделал я.
Указатели надежно вывели меня к выходу из метро - именно к тому, что
вел к наземной станции экспресса на Остров, хотя поначалу я слегка
растерялся в тысячных толпах, входящих и выходящих из пребывающих по
нескольким линиям поездов, в лабиринте подземных магазинов, блистающих
роскошными витринами универмагов, видеосалонов и кафе, наполненных
ароматами готовящейся еды, табака и духов, звуками музыки и неумолчным
прибоем голосов.
Лишь на площади я вздохнул свободно, хотя здесь было по-прежнему
душно, даже соленое дыхание моря не освежало воздух.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71