) документов, подтверждающие наличие
широко разветвленного заговора с целью УНИЧТОЖЕНИЯ олимпизма.
Я очень надеюсь, что ты будешь в Лондоне в то время, о котором
сообщал ранее. Позвонишь мне оттуда.
Твой верный оруженосец (я недавно путешествовал по Испании и стал
просто одержим дон-кихотством) Париж, 22 октября. Серж Казанкини."
Письмо я взял с собой, как и спортивную газету, где в официальном
разделе сообщалось, что коллегия Комитета по физкультуре и спорту
восстановила звание "Заслуженный мастер спорта СССР" В. Добротвору
(посмертно), а киевская ДЮСШ теперь носит его имя...
В лондонском Гайд-парке цвели гладиолусы, небо светилось густой
осенней голубизной и ничто не предвещало приближающейся непогоды -
густого, липкого тумана, в котором, как в вате, тонули звуки и от которого
на душе становилось сумрачно, вот как в этом старинном пабе на
Бейкер-стрит, куда я заглянул перекусить.
Паб мне знаком еще с тех давних времен, когда меня водил сюда Дима
Зотов - это, если память не изменяет, было чуть ли не десять лет назад;
когда-то, сюда любил захаживать Диккенс, о чем свидетельствовали
пожелтевшие страницы его рукописей в черных рамочках под стеклом,
развешанных по дубовым панелям; это место было любимо газетчиками из
близлежащих редакций и местными писателями, маститыми и начинающими. Дима,
помнится, не сразу выбрал место, хотя в зале в тот предобеденный час было
пусто, сонно, и тишину нарушали лишь звуки срывающихся с места автомобилей
на перекрестке перед светофором.
Пахло ароматным табаком и терпким мужским одеколоном.
Зотов - он тогда работал в русской службе Би-би-си спортивным
комментатором - был невысок, сух, с нездоровым, типично лондонским цветом
лица - поискал кого-то глазами, выждал, пока появился официант в черном
новом смокинге, и спросил: "Посадишь нас в мой угол?" Официант, похожий на
премьер-министра или на клерка из Сити, приветливо улыбнулся и широким
жестом пригласил нас в дальний угол, где над деревянным, без скатерти,
столиком свисал на кованой цепи изящный фонарь.
- Я сюда забегаю поработать, когда нужно что-то срочное выдать, -
сообщил Зотов, когда мы уселись друг против друга. - В редакции дым
столбом и шумно, как в воскресный день на заячих гонках в Уэмбли. А здесь
- покой.
Я помнится, тогда с сомнением воспринял Димино заявление - в пабе
стало многолюдно, накурено, изрядно шумно. Но потом понял, что в его
укромных уголках действительно можно уединиться: никто не мешал, не
приставал, не спрашивал свободный стул и не пытался лезть в душу.
Зотов возбуждал во мне интерес: бывший ленинградец, превратности
войны забросили его далеко от родины, о которой Дима так заинтересованно
расспрашивал и тоска по которой, как я догадался несколько позже,
буквально сжигала его. Правда, ему было лет четырнадцать, когда не по
своей воле он очутился на чужбине - Дима жил с матерью (отец, военный, был
репрессирован еще в 37-м), и она сама выбирала свои жизненные дороги.
Потом мы встречались с Зотовым не раз - и в Лондоне, и в иных
столицах, Дима становился мне все ближе и понятнее...
И вот теперь, едва заскочив в номер, чтобы наскоро принять душ и
сменить рубашку, я переступил порог знакомого паба на Бейкер-стрит. И
нужно же такому случиться! - столик в углу оказался свободным, и я
поспешил туда, не дожидаясь официанта (теперь здесь уже не носят смокинги
и обслуживают в основном иммигранты - поляки, югославы, испанцы),
расположился на "своем" месте. Заказал традиционный английский завтрак -
яичницу с беконом, стакан абрикосового сока, джем, булочку и черный кофе.
Я думал о предстоящей встрече с американцем, втайне надеясь, что
сумеет выбраться в Лондон и Серж Казанкини: мне было непривычно одиноко и
пусто в этом огромном городе: накатила грусть-тоска.
Может, это потому, что нет уже в живых Димы Зотова. Он погиб еще в
1979-м, выбросившись из окна клиники, - так, во всяком случае, выглядела
официальная версия. Но ни я, ни Димина жена - гречанка из Мариуполя,
написавшая мне о трагедии, не поверили в это. И хотя никаких официальных
свидетельств у меня не было, не сомневался, что с Зотовым расправились:
репортер залез слишком глубоко в одну историю, докопался до вещей,
вытаскивать на свет которые, как оказалось, было слишком опасно. Но Зотов,
понимая, что смертельно рискует, все же сделал этот шаг, чем укрепил мое
мнение о нем, как о честном, смелом человеке. Это было накануне
Олимпийских игр в Лейк-Плэсиде в США в 1980 году, и история касалась
непосредственно подготовки к Играм, вернее, подготовки "особой встречи"
советских спортсменов, которая, по мысли ее организаторов, должна была
если не сорвать, то значительно затруднить Олимпиаду в Москве.
Впрочем, все это в прошлом...
Когда принесли кофе, я спросил официанта, где телефон. Он провел меня
за штору, отгораживающую кабинку от зала и, заглянув в книгу, сообщил код
Парижа.
Не успел угаснуть первый же звонок, как я услышал близкий голос
Сержа.
- Казанкини.
- Привет, Серж.
- Олег? О ля-ля! - вскричал он. - Ты когда приедешь?
- Я уже приехал.
- Куда приехал? - растерялся Серж.
- В Лондон. Звоню тебе с Бейкер-стрит.
- Как долго пробудешь в Лондоне?
- Послезавтра утром улетаю в Глазго. На матч. Как наши дела?
- Блестяще! Все бумаги и верстка книги у меня в сейфе. Я вылетаю к
тебе первым же самолетом. Минутку, сейчас я узнаю, на когда можно
зарезервировать билет. - Я услышал, как Серж на противоположном конце
провода набирает номер, услышал его вопрос и узнал, что Казанкини
бронирует место на сегодня, на 14-часовый рейс "Алитапия". А это значит,
что Серж прибудет в Лондон и даже у меня в отеле появится - около шести
часов, не позже.
- Ты понял - в шесть жди меня у себя! - сказал напоследок Серж. - Эй,
парень, - запоздало выкрикнул он, - только, чур, не забывать, что мы - не
конкуренты! Я сделаю интервью с тобой для Франс Пресс, а опубликую его
сразу же после того, как ты выступишь с разоблачением у себя в газете.
Договорились?
- Договорились, Серж,
Я повесил трубку и еще несколько мгновений стоял в кабинке. Мне не
хотелось уходить и снова оставаться наедине со своими мыслями. "Ладно,
кончай грустить, сказал я сам себе. - Грустить в Лондоне - позор!"
Я решил, что пойду бродить по городу - не торчать же в гостинице, в
четырех стенах. Послоняюсь по Пиккадилли, потолкаюсь в Гайд-парке,
послушаю речи ораторов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71
широко разветвленного заговора с целью УНИЧТОЖЕНИЯ олимпизма.
Я очень надеюсь, что ты будешь в Лондоне в то время, о котором
сообщал ранее. Позвонишь мне оттуда.
Твой верный оруженосец (я недавно путешествовал по Испании и стал
просто одержим дон-кихотством) Париж, 22 октября. Серж Казанкини."
Письмо я взял с собой, как и спортивную газету, где в официальном
разделе сообщалось, что коллегия Комитета по физкультуре и спорту
восстановила звание "Заслуженный мастер спорта СССР" В. Добротвору
(посмертно), а киевская ДЮСШ теперь носит его имя...
В лондонском Гайд-парке цвели гладиолусы, небо светилось густой
осенней голубизной и ничто не предвещало приближающейся непогоды -
густого, липкого тумана, в котором, как в вате, тонули звуки и от которого
на душе становилось сумрачно, вот как в этом старинном пабе на
Бейкер-стрит, куда я заглянул перекусить.
Паб мне знаком еще с тех давних времен, когда меня водил сюда Дима
Зотов - это, если память не изменяет, было чуть ли не десять лет назад;
когда-то, сюда любил захаживать Диккенс, о чем свидетельствовали
пожелтевшие страницы его рукописей в черных рамочках под стеклом,
развешанных по дубовым панелям; это место было любимо газетчиками из
близлежащих редакций и местными писателями, маститыми и начинающими. Дима,
помнится, не сразу выбрал место, хотя в зале в тот предобеденный час было
пусто, сонно, и тишину нарушали лишь звуки срывающихся с места автомобилей
на перекрестке перед светофором.
Пахло ароматным табаком и терпким мужским одеколоном.
Зотов - он тогда работал в русской службе Би-би-си спортивным
комментатором - был невысок, сух, с нездоровым, типично лондонским цветом
лица - поискал кого-то глазами, выждал, пока появился официант в черном
новом смокинге, и спросил: "Посадишь нас в мой угол?" Официант, похожий на
премьер-министра или на клерка из Сити, приветливо улыбнулся и широким
жестом пригласил нас в дальний угол, где над деревянным, без скатерти,
столиком свисал на кованой цепи изящный фонарь.
- Я сюда забегаю поработать, когда нужно что-то срочное выдать, -
сообщил Зотов, когда мы уселись друг против друга. - В редакции дым
столбом и шумно, как в воскресный день на заячих гонках в Уэмбли. А здесь
- покой.
Я помнится, тогда с сомнением воспринял Димино заявление - в пабе
стало многолюдно, накурено, изрядно шумно. Но потом понял, что в его
укромных уголках действительно можно уединиться: никто не мешал, не
приставал, не спрашивал свободный стул и не пытался лезть в душу.
Зотов возбуждал во мне интерес: бывший ленинградец, превратности
войны забросили его далеко от родины, о которой Дима так заинтересованно
расспрашивал и тоска по которой, как я догадался несколько позже,
буквально сжигала его. Правда, ему было лет четырнадцать, когда не по
своей воле он очутился на чужбине - Дима жил с матерью (отец, военный, был
репрессирован еще в 37-м), и она сама выбирала свои жизненные дороги.
Потом мы встречались с Зотовым не раз - и в Лондоне, и в иных
столицах, Дима становился мне все ближе и понятнее...
И вот теперь, едва заскочив в номер, чтобы наскоро принять душ и
сменить рубашку, я переступил порог знакомого паба на Бейкер-стрит. И
нужно же такому случиться! - столик в углу оказался свободным, и я
поспешил туда, не дожидаясь официанта (теперь здесь уже не носят смокинги
и обслуживают в основном иммигранты - поляки, югославы, испанцы),
расположился на "своем" месте. Заказал традиционный английский завтрак -
яичницу с беконом, стакан абрикосового сока, джем, булочку и черный кофе.
Я думал о предстоящей встрече с американцем, втайне надеясь, что
сумеет выбраться в Лондон и Серж Казанкини: мне было непривычно одиноко и
пусто в этом огромном городе: накатила грусть-тоска.
Может, это потому, что нет уже в живых Димы Зотова. Он погиб еще в
1979-м, выбросившись из окна клиники, - так, во всяком случае, выглядела
официальная версия. Но ни я, ни Димина жена - гречанка из Мариуполя,
написавшая мне о трагедии, не поверили в это. И хотя никаких официальных
свидетельств у меня не было, не сомневался, что с Зотовым расправились:
репортер залез слишком глубоко в одну историю, докопался до вещей,
вытаскивать на свет которые, как оказалось, было слишком опасно. Но Зотов,
понимая, что смертельно рискует, все же сделал этот шаг, чем укрепил мое
мнение о нем, как о честном, смелом человеке. Это было накануне
Олимпийских игр в Лейк-Плэсиде в США в 1980 году, и история касалась
непосредственно подготовки к Играм, вернее, подготовки "особой встречи"
советских спортсменов, которая, по мысли ее организаторов, должна была
если не сорвать, то значительно затруднить Олимпиаду в Москве.
Впрочем, все это в прошлом...
Когда принесли кофе, я спросил официанта, где телефон. Он провел меня
за штору, отгораживающую кабинку от зала и, заглянув в книгу, сообщил код
Парижа.
Не успел угаснуть первый же звонок, как я услышал близкий голос
Сержа.
- Казанкини.
- Привет, Серж.
- Олег? О ля-ля! - вскричал он. - Ты когда приедешь?
- Я уже приехал.
- Куда приехал? - растерялся Серж.
- В Лондон. Звоню тебе с Бейкер-стрит.
- Как долго пробудешь в Лондоне?
- Послезавтра утром улетаю в Глазго. На матч. Как наши дела?
- Блестяще! Все бумаги и верстка книги у меня в сейфе. Я вылетаю к
тебе первым же самолетом. Минутку, сейчас я узнаю, на когда можно
зарезервировать билет. - Я услышал, как Серж на противоположном конце
провода набирает номер, услышал его вопрос и узнал, что Казанкини
бронирует место на сегодня, на 14-часовый рейс "Алитапия". А это значит,
что Серж прибудет в Лондон и даже у меня в отеле появится - около шести
часов, не позже.
- Ты понял - в шесть жди меня у себя! - сказал напоследок Серж. - Эй,
парень, - запоздало выкрикнул он, - только, чур, не забывать, что мы - не
конкуренты! Я сделаю интервью с тобой для Франс Пресс, а опубликую его
сразу же после того, как ты выступишь с разоблачением у себя в газете.
Договорились?
- Договорились, Серж,
Я повесил трубку и еще несколько мгновений стоял в кабинке. Мне не
хотелось уходить и снова оставаться наедине со своими мыслями. "Ладно,
кончай грустить, сказал я сам себе. - Грустить в Лондоне - позор!"
Я решил, что пойду бродить по городу - не торчать же в гостинице, в
четырех стенах. Послоняюсь по Пиккадилли, потолкаюсь в Гайд-парке,
послушаю речи ораторов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71