НЕТ!
- Вот только до сих пор в толк не возьму, почему это все случилось в
аэропорту, а не в гостинице, не в номере Добротвора, куда я должен был
явиться, а вслед за мной - полиция. Его должны были задержать при передаче
наркотиков со всеми вытекающими из очень суровых канадских законов
последствиями за такие дела...
- Друг Виктора Добротвора... Настоящий друг, - подчеркнул я, -
позвонил в полицию и в редакции газет. Это - единственное, что он мог
сделать доброго для Виктора. - Я не стал называть имя Джона Микитюка.
- Так вот в чем разгадка... Спасибо тому человеку, что он хоть
частично снял грех с моей души... Вы можете спросить, как я докатился до
такой жизни...
- Это понятно и без ваших оправданий. Ты согласен, Яша?
- Подонок...
- Вы правы - подонок. Но когда на шее человека затягивается петля, он
хватается за соломинку, чтоб не задохнуться. Попробуйте это уразуметь.
- Человек должен оставаться человеком, а не превращаться в скота! -
заорал Сузуки, удивив даже меня этим взрывом возмущения.
- Тэд, проясните одну деталь. Как вы очутились в тюрьме?
- Меня наказали за драку на улице. Это было в тот же вечер, когда
Виктора арестовали в аэропорту, и я нутром уразумел, что операция
сорвалась и мне несдобровать. Мне позвонили, вызвали на улицу, и не успел
я выйти, набросилось трое. Я и ударить-то не успел, как откуда ни возьмись
- полицейский патруль. Да что там гадать - меня просто-напросто упрятали в
тюрьму, чтоб не проболтался... Я поверил им, что так нужно, и не слишком
огорчился... Верил, что не оставят в беде мать. А она скончалась в
страшных муках, одна, без лекарств, брошенная на произвол судьбы... Когда
меня выпустили из тюрьмы, я смекнул: теперь мой черед... Купил первые
попавшиеся документы и удрал подальше... Но, видимо, не слишком далеко,
раз вы разыскали...
- Непонятно, Тэд, лишь одно: зачем понадобилось это "переодевание"
сумок, в чем провинился Виктор? Ему предлагали тоже участвовать в
контрабанде, а он отказался - или как?
- Кому-то нужно, очень нужно было запачкать грязью его имя -
Добротвор ведь великий спортсмен, и его знали в мире...
- Минутку, Тэд. Это ваши домыслы или для такого заявления имеются
веские основания?
- Имеются, - после некоторого колебания ответил Макинрой. - Фред
Маклоугли поделился со мной однажды радостью - он к тому времени ничего не
скрывал от меня, доверял. Так вот, он как-то похвастал, что начинаются
преотличные времена для тех, кто любит спорт. Тогда я доподлинно знал,
какой он любит спорт и что любит в нем, и потому не сомневался, что
затевается очередная пакость. Пакость, - это я говорю сейчас. Тогда я был
одним из них и мыслил так, как они. Это было за год до Олимпиады в
Лос-Анджелесе. Создали комитет, или совет, не знаю точно, это держалось в
секрете. Туда вошли такие, как Фрэд, с одной стороны, с другой - люди
поважнее, из другой парафии... - Рассказчик умолк. Мы с Сузуки тоже
молчали.
- Из ЦРУ, - твердо, точно решившись на что-то очень важное для себя,
сказал Тэд. - Это объединение ставило целью не допустить русских на
Олимпиаду в Америку, а в дальнейшем вести дело на развал Игр путем
коммерциализации, допуска профессионалов, приручения спортивных "звезд" с
помощью спонсоров и неофициальных гонораров. Я видел Фрэда после
Лос-Анджелеса - он пребывал на седьмом небе от счастья... Что касается
наркотиков, то в профессиональном спорте они уже приносят немалые барыши.
- Выходит, на очереди у них таки любительский спорт? - спросил Яша.
Он был всерьез расстроен, грустен. Для него это оказалось открытием в
полном смысле слова, открытием вдвойне тяжелым, потому что Сузуки был
искренним спортивным болельщиком.
- Он давно уже на очереди, - подтвердил Тэд. - Если у вас больше нет
ко мне вопросов, то могу ли я попросить вас об одолжении?
- У меня нет.
- У меня - тем более, - сказал Яша.
- Тогда прошу вас не публиковать ваши статьи раньше, чем спустя две
недели. За это время я успею закопаться поглубже, где-нибудь в
южноамериканской сельве... И не сообщайте, что я направился в Южную
Америку. Прошу вас, я хочу жить... - едва слышно закончил Тэд Макинрой,
бывший боксер и некогда честный человек, не сумевший удержаться от первого
пагубного шага. Вслед за ним последовали другие, в результате чего вряд ли
кто взялся бы сейчас поручиться за его жизнь.
Меня же поразило другое: он сказал больше, чем я просил его.
- Вы, Тэд, выложили много такого, чего и не было в моем вопросе. И
тем значительно усугубили свое положение. Чем вызвана такая откровенность?
- Да, я упал, и упал очень низко, господа. Но я многое передумал.
Потому-то и сказал вам все, что знал. Виктор Добротвор, взявший на себя
вину предавшего его товарища, сыграл в таком решении тоже не последнюю
роль...
Такаси вызван такси, снова подкрасил физиономию Тэда Макинроя и увез
его в порт. Мы с Яшей решили, что провожать его не только нет смысла, но и
было бы слишком большой честью.
8
Универсиада подходила к концу.
Как-то, выходя из гимнастического зала, где только что закончили
выступления гимнастки и счастливые девчонки из сборной СССР дружно
по-бабьи плакали в коридоре, я поймал себя на мысли, что немножко завидую
им. Это были такие искренние, светлые и очищающие слезы радости, что я
действительно позавидовал им - беспредельно уставшим, выложившимся, как
говорится, до дна. Они еще даже не осознали, что золотые медали
принадлежат им, и в Москве их ждут почести, и они смогут заикнуться
наконец-то о повседневных своих проблемах и заботах, с коими - это
доподлинно известно - к начальству без вот таких достижений и соваться
незачем. В их незавидном положении великовозрастных (а ведь самой старшей
едва минуло 20) спортсменок, вытесненных из главной, национальной сборной
страны юными отчаянными сорвиголовами, чья смелость, как и беспредельное
доверие к тренеру, заменившему и отца, и мать, и школу, не ведала никаких
границ, Универсиада была настоящим эликсиром спортивной молодости. Без нее
они давно были бы списаны окончательно и бесповоротно, и слава богу, если
нашлось бы в их жизни дело, на какое можно сразу переключиться, порвав со
спортом, чтобы не разорвать себе сердце неизбывной тоской по таким
прекрасным, таким счастливым дням...
И еще решил, что мне нравятся эти состязания именно по причине их
взрослости, что здесь на Универсиаде, - женская гимнастика, а не детская,
здесь - женское плавание, а не состязание бездумных первоклассниц.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71
- Вот только до сих пор в толк не возьму, почему это все случилось в
аэропорту, а не в гостинице, не в номере Добротвора, куда я должен был
явиться, а вслед за мной - полиция. Его должны были задержать при передаче
наркотиков со всеми вытекающими из очень суровых канадских законов
последствиями за такие дела...
- Друг Виктора Добротвора... Настоящий друг, - подчеркнул я, -
позвонил в полицию и в редакции газет. Это - единственное, что он мог
сделать доброго для Виктора. - Я не стал называть имя Джона Микитюка.
- Так вот в чем разгадка... Спасибо тому человеку, что он хоть
частично снял грех с моей души... Вы можете спросить, как я докатился до
такой жизни...
- Это понятно и без ваших оправданий. Ты согласен, Яша?
- Подонок...
- Вы правы - подонок. Но когда на шее человека затягивается петля, он
хватается за соломинку, чтоб не задохнуться. Попробуйте это уразуметь.
- Человек должен оставаться человеком, а не превращаться в скота! -
заорал Сузуки, удивив даже меня этим взрывом возмущения.
- Тэд, проясните одну деталь. Как вы очутились в тюрьме?
- Меня наказали за драку на улице. Это было в тот же вечер, когда
Виктора арестовали в аэропорту, и я нутром уразумел, что операция
сорвалась и мне несдобровать. Мне позвонили, вызвали на улицу, и не успел
я выйти, набросилось трое. Я и ударить-то не успел, как откуда ни возьмись
- полицейский патруль. Да что там гадать - меня просто-напросто упрятали в
тюрьму, чтоб не проболтался... Я поверил им, что так нужно, и не слишком
огорчился... Верил, что не оставят в беде мать. А она скончалась в
страшных муках, одна, без лекарств, брошенная на произвол судьбы... Когда
меня выпустили из тюрьмы, я смекнул: теперь мой черед... Купил первые
попавшиеся документы и удрал подальше... Но, видимо, не слишком далеко,
раз вы разыскали...
- Непонятно, Тэд, лишь одно: зачем понадобилось это "переодевание"
сумок, в чем провинился Виктор? Ему предлагали тоже участвовать в
контрабанде, а он отказался - или как?
- Кому-то нужно, очень нужно было запачкать грязью его имя -
Добротвор ведь великий спортсмен, и его знали в мире...
- Минутку, Тэд. Это ваши домыслы или для такого заявления имеются
веские основания?
- Имеются, - после некоторого колебания ответил Макинрой. - Фред
Маклоугли поделился со мной однажды радостью - он к тому времени ничего не
скрывал от меня, доверял. Так вот, он как-то похвастал, что начинаются
преотличные времена для тех, кто любит спорт. Тогда я доподлинно знал,
какой он любит спорт и что любит в нем, и потому не сомневался, что
затевается очередная пакость. Пакость, - это я говорю сейчас. Тогда я был
одним из них и мыслил так, как они. Это было за год до Олимпиады в
Лос-Анджелесе. Создали комитет, или совет, не знаю точно, это держалось в
секрете. Туда вошли такие, как Фрэд, с одной стороны, с другой - люди
поважнее, из другой парафии... - Рассказчик умолк. Мы с Сузуки тоже
молчали.
- Из ЦРУ, - твердо, точно решившись на что-то очень важное для себя,
сказал Тэд. - Это объединение ставило целью не допустить русских на
Олимпиаду в Америку, а в дальнейшем вести дело на развал Игр путем
коммерциализации, допуска профессионалов, приручения спортивных "звезд" с
помощью спонсоров и неофициальных гонораров. Я видел Фрэда после
Лос-Анджелеса - он пребывал на седьмом небе от счастья... Что касается
наркотиков, то в профессиональном спорте они уже приносят немалые барыши.
- Выходит, на очереди у них таки любительский спорт? - спросил Яша.
Он был всерьез расстроен, грустен. Для него это оказалось открытием в
полном смысле слова, открытием вдвойне тяжелым, потому что Сузуки был
искренним спортивным болельщиком.
- Он давно уже на очереди, - подтвердил Тэд. - Если у вас больше нет
ко мне вопросов, то могу ли я попросить вас об одолжении?
- У меня нет.
- У меня - тем более, - сказал Яша.
- Тогда прошу вас не публиковать ваши статьи раньше, чем спустя две
недели. За это время я успею закопаться поглубже, где-нибудь в
южноамериканской сельве... И не сообщайте, что я направился в Южную
Америку. Прошу вас, я хочу жить... - едва слышно закончил Тэд Макинрой,
бывший боксер и некогда честный человек, не сумевший удержаться от первого
пагубного шага. Вслед за ним последовали другие, в результате чего вряд ли
кто взялся бы сейчас поручиться за его жизнь.
Меня же поразило другое: он сказал больше, чем я просил его.
- Вы, Тэд, выложили много такого, чего и не было в моем вопросе. И
тем значительно усугубили свое положение. Чем вызвана такая откровенность?
- Да, я упал, и упал очень низко, господа. Но я многое передумал.
Потому-то и сказал вам все, что знал. Виктор Добротвор, взявший на себя
вину предавшего его товарища, сыграл в таком решении тоже не последнюю
роль...
Такаси вызван такси, снова подкрасил физиономию Тэда Макинроя и увез
его в порт. Мы с Яшей решили, что провожать его не только нет смысла, но и
было бы слишком большой честью.
8
Универсиада подходила к концу.
Как-то, выходя из гимнастического зала, где только что закончили
выступления гимнастки и счастливые девчонки из сборной СССР дружно
по-бабьи плакали в коридоре, я поймал себя на мысли, что немножко завидую
им. Это были такие искренние, светлые и очищающие слезы радости, что я
действительно позавидовал им - беспредельно уставшим, выложившимся, как
говорится, до дна. Они еще даже не осознали, что золотые медали
принадлежат им, и в Москве их ждут почести, и они смогут заикнуться
наконец-то о повседневных своих проблемах и заботах, с коими - это
доподлинно известно - к начальству без вот таких достижений и соваться
незачем. В их незавидном положении великовозрастных (а ведь самой старшей
едва минуло 20) спортсменок, вытесненных из главной, национальной сборной
страны юными отчаянными сорвиголовами, чья смелость, как и беспредельное
доверие к тренеру, заменившему и отца, и мать, и школу, не ведала никаких
границ, Универсиада была настоящим эликсиром спортивной молодости. Без нее
они давно были бы списаны окончательно и бесповоротно, и слава богу, если
нашлось бы в их жизни дело, на какое можно сразу переключиться, порвав со
спортом, чтобы не разорвать себе сердце неизбывной тоской по таким
прекрасным, таким счастливым дням...
И еще решил, что мне нравятся эти состязания именно по причине их
взрослости, что здесь на Универсиаде, - женская гимнастика, а не детская,
здесь - женское плавание, а не состязание бездумных первоклассниц.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71