"Хочешь ты или нет, - размышлял я, - но вынужден будешь признать, что
ничего такого, что прояснило бы окончательно историю с Виктором
Добротвором, ты не обнаружил, и нет у тебя на руках фактов, кои можно было
бы уложить в логической последовательности и сделать твердые выводы. А
следовательно, никто не станет прислушиваться к объяснениям Добротвора,
если он пожелает еще объясняться, а тем паче к моим, задумай я с ними
познакомить тех, кто будет решать судьбу Виктора (я тогда еще даже не
догадывался, что все уже было решено окончательно и бесповоротно)". И
нутром чуял - интуиция меня редко подводила! - что увидел самую верхушку
айсберга, большая же часть его скрыта от моего взора, и она-то и есть то
главное, ряди чего и стоило рисковать. Появление Ефима Рубцова, и неясные,
таинственные следы мафии, и исчезнувший боксер, многое способный
объяснить, и этот наглый налет на мою комнату, лишь убеждали в серьезности
истории. Кто стоит за всем этим и какую цель преследуют организаторы? Меня
не покидала мысль, она крутилась в голове, мешая, сбивая с толку,
подсовывая самые неожиданные варианты, разрушавшие уже складывавшиеся в
логическую цепь факты, - мысль о том, что Виктор Добротвор был лишь звеном
в невидимой и зловещей цепи затеваемых преступлений...
Как ни ломал себе голову, решение не приходило.
Взъерошенный, засыпанный снегом по самую макушку, возвратился я домой
и узнал, что звонили несколько раз из гостиницы. Я успел сбегать наверх и
схватить вещи, когда внизу, у входа в пансион "Золотая луна", засигналил
нетерпеливо и требовательно автобус. Двухэтажный, с затемненными стеклами,
"Грей хаунд" урчал всеми своими тремястами лошадиных сил, и его метровые
"дворники" размашисто выметали два полукруга на стеклах.
Павел Феодосьевич жестом пригласил на свободное место рядом с собой,
и автобус тут же двинулся, тараня плохо прочищенную дорогу.
- Снег, оказывается, только в горах, нам тут километров тридцать -
сорок проскочить, а там, на хайвее, чисто, - сказал он вместо приветствия.
- Проедем, - беззаботно подтвердил я. - В восьмидесятом мы тут
накатались, помню...
- Тебе-то что, - возразил Савченко, - ты остаешься в Монреале, а нам
не опоздать бы на самолет. Хоть долларов у меня полный карман, а истратить
не могу ни цента, потому как из разных статей они...
- Не дрейфь, Паша, - пообещал я доверительно, - в Монреале у меня
приятель, друг, вместе плавали, да ты его должен знать - Власенко Толя. Он
- консул, это в его силах решать такие проблемы.
- Ну, разве что. Да лучше не опаздывать. Не люблю опаздывать - на
поезд ли, на работу...
- Как думаешь, - спросил я, переводя разговор в другое русло, -
Добротвора могут дисквалифицировать пожизненно?
- А ты как полагал - на три игры, как футболистов, да еще условно?
После того что тут понаписано о нем в местной да и не только в местной
прессе?
- Не злись, - сказал я. - Ты не допускаешь, что в этой истории может
существовать двойное дно?
- Брось ты! Двойное дно, психологические изыски, мотивация поступка!
- передразнил он. - Подобные поступки определяются четко: сделал -
отвечай. Ты меня знаешь не первый год, скажи без обиняков - веришь мне? То
есть доверяешь?
- Еще чего! Не верил - не разговаривали б мы теперь на эту тему.
- Тогда пойми: Добротвор - преступник! Вдвойне преступник, потому что
он - "звезда", личность, известная в мире. По личностям же судят о нас, в
том числе и о нас с тобой. Что же высветил поступок Добротвора? Что и у
нас "звезды" ничем не отличаются от их "звезд" - та же неразборчивость в
средствах, когда нужно заработать, деньги ведь не пахнут? А где же наша,
советская, гордость, наши моральные ценности, коими мы гордимся и кои
поднимаем высоко над головой, как маяк, как Данково сердце? Не знаю, как
тебе, а мне горько, потому что я жизнь прожил в твердой уверенности в
незыблемости этих ценностей. Да, согласен, одна поганая овца стадо не
испортит... Только какая овца - это еще разобраться нужно... Утрачиваем мы
что-то самое ценное в спорте, без чего он превращается в бездуховное
накачивание мышц и злости... И нужно срочно возвращать утраченное, ведь
поздно может быть, поздно!
- А что! Разве перевелись у нас тренеры, для коих вершина -
технический результат, рекорд, победа на чемпионате? Их мало волнует и
заботит, кем уйдут в долгую послеспортивную жизнь чемпионы. Если уж
начистоту, то и ты в том повинен, и я: не даем подобным нравам настоящего
боя, отступаем, молчаливо соглашаясь с кем-то, сказавшим сакраментальную
фразу "Так нужно!". Кому нужно конкретно? Черта с два найдешь! Все это
так. Но что касается Виктора Добротвора, согласиться с тобой не могу.
Здесь иная подоплека, возможно, человеческая трагедия, скрытая от глаз...
- Не увлекайся, Романько! Нельзя же за каждой историей видеть историю
с Валерием Семененко. Ты докопался до правды, вернул человеку доброе имя,
честь и хвала тебе за это. Здесь факт преступления налицо! Меня ты по
крайней мере не убедишь в этом, хотя... хотя мне, возможно, и нанесено
оскорбление, да и другим, знавшим его как личность, с которой брали
пример.
- Погодите, Павел Феодосьевич! - тут уж пришел черед возмутиться мне,
что сразу же сказалось и на переходе на официальный язык. - Вы ведь дали
слово разобраться в этой истории досконально?
- Дал и сдержу его, не беспокойся. Разберусь хотя бы для того, чтобы
увидеть истоки падения Добротвора, чтобы забетонировать эти черные струи
намертво, чтоб никто и никогда больше не испил отравленной водицы...
Ладно, Олежек, прекратим беспочвенный спор. Пока беспочвенный, -
поправился Савченко.
Я молча согласился с ним, и всю дорогу до Монреаля, а она и впрямь
оказалась совершенно чистой, едва мы выбрались из горных ущелий, говорили
о чем угодно, но только не о Добротворе.
Савченко быстро пришел в хорошее настроение, стоило лишь вспомнить о
фигуристах, что сидели позади нас в автобусе. Он любил этих мальчишек и
девчонок, возможно, еще и за то, что они были чисты перед своей совестью и
спорт - большой спорт - еще не проник в их души настолько, чтобы затенить
остальную жизнь, сузить кругозор до сотых балла, отделяющих победителя от
побежденного; они счастливо смеялись, рассматривая "Спорт иллюстрейтед",
где были опубликованы снимки, сделанные в первый день состязаний; изо всех
сил старались казаться серьезнее, чем были на самом деле, а в мечтах уже
видели, как войдут в свой класс и как пойдут к своим партам, гордо и
независимо, под завистливо-восхищенными взглядами товарищей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71