Я купил жесткую картонку - билет в автомате, затем сунул картонку в
прорезь автомата-контролера, и он пропустил меня через стальной турникет.
Поднявшись на второй этаж на коротком эскалаторе, я попал к составу из
четырех вагонов с открытыми дверями, куда и поспешил вскочить. После
трекратного объявления по-японски створки дверей бесшумно соединились и
поезд двинулся в путь.
Эстакада была проложена на высоте минимум пятого этажа, и улицы Кобе,
примыкающие к порту, поплыли внизу. Вскоре под ногами заплескались
мутноватые волны залива; раздвигая тупым носом воду, продымил под нами
буксир с красной трубой. Потом пошли дома, выстроенные на искусственной
почве, завезенной сюда из трех скрытых начисто гор в окрестностях Кобе (на
их месте разместились теперь жилые кварталы): разностильные и разновысокие
- от сорока этажей суперсовременного отеля "Портопия", формой
напоминающего трубу исполинского океанского лайнера (издали Остров
смотрится, как корабль, устремленный в просторы моря), до вычурных, в
викторианском стиле коттеджей - они были аккуратно расставлены из конца в
конец Острова.
На моей станции, опять же не встретив ни единого человека,
обслуживавшего поезд, я спустился вниз, предварительно втолкнув билет в
магнитный зев контрольного устройства, убедившегося в законности моего
проезда и раскрывшего стальную дверцу-решетку.
В пресс-центре, куда я попал пару минут спустя, приятно холодил
свежий воздух. Полицейский на входе, увидев карточку с предварительной
аккредитацией, вежливо отступил в сторону, пропуская вовнутрь помещения с
очень высоким потолком.
Ряды столов с пишущими машинками, где сидели одинокие репортеры,
выдававшие на-гора первые репортажи с еще не открывшейся Универсиады. Из
бара слева - там за столиками народу было погуще - доносились приглушенные
звуки музыки. Оглядевшись, я обнаружил искомое: вдоль стены тянулись
кабинки с надписями мировых агентств и местных изданий. Я легко нашел
"Йомиури", нажал на ручку и... нос к носу столкнулся с тем, кого
приготовился долго разыскивать.
- Яша! - вскричал я.
- Олег! - заорал невысокий, черноволосый японец в белой рубашке с
короткими рукавами, при галстуке.
Это был Яшао Сузуки, сорокалетний бывший московский корреспондент
токийской газеты "Йомиури", по спортивному подтянутый и легкий на ногу,
заядлый теннисист, попортивший мне в свое время немало крови на корте в
Лужниках, потому что я долго не мог найти к нему подход, - он левша, и его
неожиданные крученые подачи были столь резки, что я не успевал поначалу
даже проводить мяч глазами. Правда, со временем мы приноровились друг к
другу, и я нащупал слабые места в обороне Сузуки, и мы стали играть с
переменным успехом. Впрочем, это случалось не так часто, потому что Сузуки
жил в Москве до конца 1981-го, а потом его перевели в Нью-Йорк, где с ним
и познакомился в интерпрессклубе Серж Казанкини. Он-то мне и проговорился
как-то о Сузуки и был страшно удивлен, что и я знаком с Яшей (так он сам
просил себя называть), и сообщил также, что японец в начале января
возвратился домой. В Токио я позвонил в редакцию "Йомиури", и мне любезно
сообщили, что заместитель заведующего международным отделом находится в
Кобе, где возглавляет бригаду газетчиков на Универсиаде.
И вот мы обнимаем друг друга.
- Олег, ты в Японии, подумать только! - восклицал Сузуки, буквально
ошалевший от встречи. - Не сообщил ничего!
- Куда, на деревню бабушке? Ты ведь после Москвы словно растворился.
А может, тебе просто не с руки встречаться с советским журналистом? Так ты
скажи прямо. - Я, конечно, разыгрывал Яшу, потому как знал, что уж в
чем-чем, а в настороженности или предубежденности к нашей стране и ее
людям его не заподозрить. Яша гордился своим приличным русским, выученным
самостоятельно. Его старший сын - мы с ним однажды сразились на корте -
владеет русским лучше, чем отец: пока они жили в Москве, он ходил в
советскую школу.
- Олег! Как ты можешь...
- Могу, могу! А как иначе относиться к друзьям, исчезающим бесследно?
- Да, да... - согласно закивал головой Яша. - У тебя есть проблемы?
- Мне нужно получить аккредитацию.
- Это в другом здании. Пойдем проведу.
Пока мы переходили в технический корпус прессцентра (он располагался
в подтрибунном помещении велотрека), Сузуки успел выложить новости: дома
все в порядке, сыновья учатся - старший в университете Васеда, младший еще
ходит в школу и увлекается каратэ, отца перерос на голову (акселерация
нигде так явственно, так наглядно не видна, как в Японии, где народ
традиционно был ниже среднего, по нашим понятиям, роста, а теперь
180-сантиметровые парни не редкость, есть и повыше). Сам же Яша после
Москвы, оказывается, успел поработать в Таиланде и только после этого
попал в Штаты. Америка не пришлась ему по душе, он - я это почувствовал -
остался руссофилом, качество, редко встречающееся в Японии.
- В Москву не собираешься?
- Хочу, - признался Яша, и в его голосе прозвучала плохо скрытая
тоска. - В Лужниках по-прежнему играешь в теннис?
- Иногда. Но редко.
- Здесь сыграем?
- В этом пекле? Ты ведь меня разгромишь, это нечестно.
- Мы сыграем вечером, когда спадет жара. Здесь, на Острове, есть
корты у моря, там свежо. Ну?
- Ракетку дашь?
- На выбор.
- Тогда условились. Как только акклиматизируюсь.
Процесс аккредитации занял ровно столько времени, сколько
понадобилось для того, чтобы нажать кнопки компьютера и получить исходные
данные моего документа, а затем извлечь упакованную в пластмассу мою
картонку из металлического пенала, продеть в прорези тонкую цепочку, и вот
уже ладанка, дающая право беспрепятственно проходить в ложу прессы
состязаний Универсиады-85, легла на мою грудь.
- Ты что намерен делать вечером? - поинтересовался Яша.
- Ничего. Работа начнется завтра.
- Тогда я хочу тебя угостить японской кухней в типично японском
ресторанчике. Идет?
Потолкавшись еще какое-то время в пресс-центре, мы возвратились на
поезде-автомате на берег, в город. Яша поймал такси. В салоне было
прохладно. Водитель в строгом темно-синем костюме и в белой рубашке с
галстуком, в белых нитяных перчатках прежде всего нажал кнопку телевизора,
и перед нами засветился цветной экран. Передавали очередной матч
первенства страны по гольфу - игра для меня малопонятная и потому
неинтересная. Мне оставалось лишь удивляться, чему так бурно восхищаются
трибуны, набитые до предела болельщиками.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71