.. Читать не тянуло, газеты же давно просмотрены: ничего нового к
"делу Добротвора" не прибавилось.
Свой первый бой с южнокорейским боксером Виктор выиграл потрясающим
нокаутом в первом же раунде, и комментаторы на разные лады расписывали его
манеру вести бой. Я видел поединок - впрочем, какой там поединок: спустя
тридцать одну секунду после начала боя Добротвор поймал уходящего вправо
корейца хуком снизу в челюсть и бедняга рухнул как подкошенный. Мне стало
жаль корейца - такие удары не проходят бесследно, а до Олимпиады еще
далеко, и если "надежда Сеула" попадет в такую переделку еще разок, как бы
ему досрочно не перейти в разряд спортивных пенсионеров, если таковые у
них имеются, понятно.
У Виктора на лице тоже не слишком много радости. Больше того, мне
показалось, что в этот неожиданный удар он вложил совсем несвойственную
ему ярость, точно перед ним находился не спортивный друг-соперник, а враг,
глубоко оскорбивший его.
Наша вчерашняя встреча с ним в "Меридиене" оказалась на редкость
бесцветной.
Добротвор не удивился, увидев меня, входящего к нему в номер, - он
как раз выбрался из ванны и стоял передо мной в чем мать родила.
- Привет!
- Здравствуйте, Олег Иванович! Извините, я сейчас! - Он возвратился в
ванную комнату, вышел вновь уже в халате.
- Отдыхаешь?
- Завтра на ринг... Нужно привести себя в порядок. - Его будничный
тон, спокойствие, точно ничего не стряслось и не стоял он перед судьей в
окружении двух полицейских в форме, взвинтили меня.
- Что же ты можешь сказать? - без обиняков потребовал я.
- Вы о чем, Олег Иванович?
- О суде, о наркотиках, разве не ясно?
- Почем я знаю, что вас интересует? Обычно спортивные журналисты
пекутся о нашем самочувствии и радуются победам, не так ли? Если вы о
лекарстве, так яснее не бывает. Я на суде показал: в личное пользование
вез. Могу добавить, так сказать, из первых рук новость: Международная
федерация бокса, куда обратились представители стран, участники которых
тоже представлены в моей весовой категории, разъяснила, что снадобье это в
число запрещенных федерацией допинговых средств не входит. Вопрос снят...
- Нет, Виктор, не снят! Две тысячи ампул стоимостью в десять тысяч
долларов - в личное пользование?
Добротвор и бровью не повел.
- Почему же десять? Если по рыночным расценкам, так сказать,
розничным, все пятьдесят, ни монетой меньше. Это мне сообщил один доброхот
из местных репортеров. Я ему и предложил купить товар гамузом, за полцены,
глядишь, и приработок будет поболее, чем за статейки в газете... - Виктор
явно блефовал и не скрывал этого. "Да он еще издевается надо мной!" - с
нарастающим возмущением подумал я.
- Витя, - как можно мягче сказал я, уразумев наконец, почему он так
агрессивен, - Витя, я ведь не интервью у тебя беру и не о проявлениях
"звездной болезни" собираюсь писать... Просто мне горько, невыносимо
горько становится, когда подумаю, как ты будешь глядеть людям в глаза
дома... Ведь на каждый роток не набросишь платок... Ты на виду, и тебе не
простят и малейшей оплошности... Как же так?.. Что же случилось с тобой,
Витя?
- И на старуху бывает проруха... Какой же я дурак... - вырвалось у
него.
- Ты о чем, Виктор?
Но Добротвор вмиг овладел собой. Правда, в голосе его уже не звучал
издевательски насмешливый вызов, он стал ровнее, обычнее, но створки
приоткрывшейся было раковины снова захлопнулись.
- Нет нужды беспокоиться, дело закрыто, наука, конечно, будет. Из
Москвы летел, купил лекарство для приятеля в Киеве - он астматик, без него
дня прожить не может. Как говорится: запас беды не чинит... Так я товарищу
из консульства нашего - он ко мне приезжал (Власенко был у Добротвора и
мне ни слова?!) - и сказал, такая версия и будет...
- Я ведь по-человечески, по-дружески, Виктор, а ты... Мне-то зачем
лапшу на уши вешать?..
- Так надо, Олег Иванович. - Голос его неумолимо грубел. - Извините,
мне завтра драться...
Возвратившись в гостиницу, я попросил у портье видеокассетник в
номер. Не успел снять плащ, как принесли новенький "Шарп". Я поставил
кассету, сунутую Власенко, и несколько раз просмотрел репортаж из
аэропорта. Нового выудить мне так и не удалось, но что-то смутно волновало
меня, и это непонятное волнение раздражало. Что-то было там, я это
улавливал подспудно, но что, никак понять не мог. Я проанализировал каждое
слово диктора, репортера, вновь и вновь, возвращая пленку к началу,
вглядывался в выражения лиц Добротвора, таможенника, полицейских, словно
надеялся прочесть на них скрытые, невидимые письмена. Но, увы, лица как
лица. Равнодушное, привычное к подобным открытиям чернобородое цыганское
лицо таможенника - человека и не пожилого, но и не молодого, лет 38-40,
борода придавала ему солидность. Два полицейских как близнецы: одного
почти баскетбольного роста, дюжие ребята, оба безбородые и безусые - тоже
не излучали особых эмоций. Репортер? Много ли разглядишь, когда человек
просто-таки приклеился к глазку видеокамеры?
И вдруг - стоп!
Парень-осветитель с двумя мощными лампами. Он находился на отшибе, в
самом углу кадра, и я долгое время не обращал на него внимания. Даже
толком не разглядел лицо.
Меня поразило другое: его спокойствие и заранее занятое место слева
от таможенника - свет падал на стойку, где и развернулись основные
события. Погоди... разве уже тогда, в аэропорту, не я обратил внимание на
толпу репортеров, встречавших самолет? Но отмахнулся от мысли, что в этом
есть что-то необычное, заранее подготовленное: ведь сразу прибыло две
советские спортивные делегации - боксеры и сборная по фигурному катанию, и
внимание к нам после того, как мы не поехали летом на Игры в Лос-Анджелес,
повышенное, вот и встречали во всем блеске телевизионных юпитеров.
Но тогда почему никто даже головы не повернул в сторону фигуристов -
славных юных мальчишек и девчонок, такой живописной, веселой и оживленной
толпой вываливших из чрева "боинга"? Почему все внимание, все - ты
понимаешь, _в_с_е_! - приковано к Виктору Добротвору? На Храпченко даже не
взглянули телевизионщики. Да что телевизионщики! Таможенник, выпотрошив
баул Добротвора, не спешил залазить в такую же черную сумку Храпченко, и
она сиротливо маячила на самом краешке стола. По логике вещей, поймав на
контрабанде одного советского спортсмена, нужно было тут же приняться за
другого, логично допустить, что они в сговоре, делали дело вместе?
Вот тут-то осветитель и оказался ключевой фигурой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71
"делу Добротвора" не прибавилось.
Свой первый бой с южнокорейским боксером Виктор выиграл потрясающим
нокаутом в первом же раунде, и комментаторы на разные лады расписывали его
манеру вести бой. Я видел поединок - впрочем, какой там поединок: спустя
тридцать одну секунду после начала боя Добротвор поймал уходящего вправо
корейца хуком снизу в челюсть и бедняга рухнул как подкошенный. Мне стало
жаль корейца - такие удары не проходят бесследно, а до Олимпиады еще
далеко, и если "надежда Сеула" попадет в такую переделку еще разок, как бы
ему досрочно не перейти в разряд спортивных пенсионеров, если таковые у
них имеются, понятно.
У Виктора на лице тоже не слишком много радости. Больше того, мне
показалось, что в этот неожиданный удар он вложил совсем несвойственную
ему ярость, точно перед ним находился не спортивный друг-соперник, а враг,
глубоко оскорбивший его.
Наша вчерашняя встреча с ним в "Меридиене" оказалась на редкость
бесцветной.
Добротвор не удивился, увидев меня, входящего к нему в номер, - он
как раз выбрался из ванны и стоял передо мной в чем мать родила.
- Привет!
- Здравствуйте, Олег Иванович! Извините, я сейчас! - Он возвратился в
ванную комнату, вышел вновь уже в халате.
- Отдыхаешь?
- Завтра на ринг... Нужно привести себя в порядок. - Его будничный
тон, спокойствие, точно ничего не стряслось и не стоял он перед судьей в
окружении двух полицейских в форме, взвинтили меня.
- Что же ты можешь сказать? - без обиняков потребовал я.
- Вы о чем, Олег Иванович?
- О суде, о наркотиках, разве не ясно?
- Почем я знаю, что вас интересует? Обычно спортивные журналисты
пекутся о нашем самочувствии и радуются победам, не так ли? Если вы о
лекарстве, так яснее не бывает. Я на суде показал: в личное пользование
вез. Могу добавить, так сказать, из первых рук новость: Международная
федерация бокса, куда обратились представители стран, участники которых
тоже представлены в моей весовой категории, разъяснила, что снадобье это в
число запрещенных федерацией допинговых средств не входит. Вопрос снят...
- Нет, Виктор, не снят! Две тысячи ампул стоимостью в десять тысяч
долларов - в личное пользование?
Добротвор и бровью не повел.
- Почему же десять? Если по рыночным расценкам, так сказать,
розничным, все пятьдесят, ни монетой меньше. Это мне сообщил один доброхот
из местных репортеров. Я ему и предложил купить товар гамузом, за полцены,
глядишь, и приработок будет поболее, чем за статейки в газете... - Виктор
явно блефовал и не скрывал этого. "Да он еще издевается надо мной!" - с
нарастающим возмущением подумал я.
- Витя, - как можно мягче сказал я, уразумев наконец, почему он так
агрессивен, - Витя, я ведь не интервью у тебя беру и не о проявлениях
"звездной болезни" собираюсь писать... Просто мне горько, невыносимо
горько становится, когда подумаю, как ты будешь глядеть людям в глаза
дома... Ведь на каждый роток не набросишь платок... Ты на виду, и тебе не
простят и малейшей оплошности... Как же так?.. Что же случилось с тобой,
Витя?
- И на старуху бывает проруха... Какой же я дурак... - вырвалось у
него.
- Ты о чем, Виктор?
Но Добротвор вмиг овладел собой. Правда, в голосе его уже не звучал
издевательски насмешливый вызов, он стал ровнее, обычнее, но створки
приоткрывшейся было раковины снова захлопнулись.
- Нет нужды беспокоиться, дело закрыто, наука, конечно, будет. Из
Москвы летел, купил лекарство для приятеля в Киеве - он астматик, без него
дня прожить не может. Как говорится: запас беды не чинит... Так я товарищу
из консульства нашего - он ко мне приезжал (Власенко был у Добротвора и
мне ни слова?!) - и сказал, такая версия и будет...
- Я ведь по-человечески, по-дружески, Виктор, а ты... Мне-то зачем
лапшу на уши вешать?..
- Так надо, Олег Иванович. - Голос его неумолимо грубел. - Извините,
мне завтра драться...
Возвратившись в гостиницу, я попросил у портье видеокассетник в
номер. Не успел снять плащ, как принесли новенький "Шарп". Я поставил
кассету, сунутую Власенко, и несколько раз просмотрел репортаж из
аэропорта. Нового выудить мне так и не удалось, но что-то смутно волновало
меня, и это непонятное волнение раздражало. Что-то было там, я это
улавливал подспудно, но что, никак понять не мог. Я проанализировал каждое
слово диктора, репортера, вновь и вновь, возвращая пленку к началу,
вглядывался в выражения лиц Добротвора, таможенника, полицейских, словно
надеялся прочесть на них скрытые, невидимые письмена. Но, увы, лица как
лица. Равнодушное, привычное к подобным открытиям чернобородое цыганское
лицо таможенника - человека и не пожилого, но и не молодого, лет 38-40,
борода придавала ему солидность. Два полицейских как близнецы: одного
почти баскетбольного роста, дюжие ребята, оба безбородые и безусые - тоже
не излучали особых эмоций. Репортер? Много ли разглядишь, когда человек
просто-таки приклеился к глазку видеокамеры?
И вдруг - стоп!
Парень-осветитель с двумя мощными лампами. Он находился на отшибе, в
самом углу кадра, и я долгое время не обращал на него внимания. Даже
толком не разглядел лицо.
Меня поразило другое: его спокойствие и заранее занятое место слева
от таможенника - свет падал на стойку, где и развернулись основные
события. Погоди... разве уже тогда, в аэропорту, не я обратил внимание на
толпу репортеров, встречавших самолет? Но отмахнулся от мысли, что в этом
есть что-то необычное, заранее подготовленное: ведь сразу прибыло две
советские спортивные делегации - боксеры и сборная по фигурному катанию, и
внимание к нам после того, как мы не поехали летом на Игры в Лос-Анджелес,
повышенное, вот и встречали во всем блеске телевизионных юпитеров.
Но тогда почему никто даже головы не повернул в сторону фигуристов -
славных юных мальчишек и девчонок, такой живописной, веселой и оживленной
толпой вываливших из чрева "боинга"? Почему все внимание, все - ты
понимаешь, _в_с_е_! - приковано к Виктору Добротвору? На Храпченко даже не
взглянули телевизионщики. Да что телевизионщики! Таможенник, выпотрошив
баул Добротвора, не спешил залазить в такую же черную сумку Храпченко, и
она сиротливо маячила на самом краешке стола. По логике вещей, поймав на
контрабанде одного советского спортсмена, нужно было тут же приняться за
другого, логично допустить, что они в сговоре, делали дело вместе?
Вот тут-то осветитель и оказался ключевой фигурой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71