Кабинет шефа оказался неожиданно просторным и прекрасно обставленным:
мягкие, удобные кожаные кресла вишневого цвета, два телевизора - обычный и
монитор внутренней телесети, пол устилал светло-серый пушистый ковер во
всю комнату, на столе маленькая Хенни - копия памятника норвежской
фигуристке.
- А это моя гордость, - сказал Мэтт, подводя к стене, где под стеклом
висел олимпийский диплом. - Мне его подарила сама Соня, это тот самый,
полученный ею здесь пятьдесят с лишком лет назад. Вы ведь, верно, слышали,
что она осталась жить в Лейк-Плэсиде? Я был тогда зеленый новичок -
начинающий тренер, и Соня здорово мне помогла. Никогда не забуду этого.
Прошу вас, мистер Романько.
- Меня зовут Олег.
- О'кей, Олех! Я был бы вам благодарен, если б вы уделили мне немного
времени, - поверьте, не каждый день доводится видеть гостя из вашей
страны. В последний раз это было четыре года назад, на Играх, я тогда тоже
работал здесь же.
Так вот откуда мне знакомо его лицо!
- Я ведь тоже работал на Играх, и мы скорее всего встречались.
- Я знаю, что вы были на Олимпиаде, мистер Олех. Я поднимал списки
советских журналистов, - признался шеф прессы.
Мэтт налил на донышко коньяка, щелкнул крышечкой оранжа, пододвинул
одно из трех огромных - "на взвод солдат", как сказал бы Власенко, - блюд,
плотно уложенных разнообразными крошечными бутербродиками. Батарея со
спиртным стояла отдельно на столике с колесиками. Я пожалел, что со мной
нет Сержа, - он очень любил выпивку вообще, и на чужой счет - в
особенности.
- За то, чтобы мы встречались на соревнованиях! - произнес Мэтт. -
Эти две маленькие девочки показали взрослым, как можно жить!
- И как нужно жить, Мэтт! - уточнил я.
- О'кей! - согласился он, и мы слегка чокнулись пузатенькими
бокальчиками с нанесенным золотой краской на боку профилем Наполеона.
Когда мы выпили, Мэтт жестом пригласил откушать, а сам поспешил
продолжить разговор:
- Мы были искренне огорчены, что вас не было в Лос-Анджелесе. Что б
там ни говорили наши политики, а Олимпиада без русских - все равно что
виски без спирта.
- Вот тут-то мы меньше всего и виноваты.
- Э, нет, я не согласен, и пусть это не покажется вам невежливым по
отношению к гостю. Вы тоже виноваты, что ваши спортсмены не приехали в
Америку!
- А вы приехали бы к нам, если бы мы стали обещать вашим парням
отсутствие безопасности, негостеприимный прием, разные осложнения с
жильем, питанием, необъективность судей и тому подобные "приятные" для
любого гостя вещи? - вопросом на вопрос ответил я.
Мэтт задумался, но ненадолго.
- Я бы не приехал. Стопроцентно! А вы, русские, советские, должны
были приехать. Погодите, погодите, - заспешил он, видя, что я собрался
возразить, - разве не подобные страхи пророчили вашим спортсменам в 1980
году? Разве не пошли те двое из диспетчерской службы в нью-йоркском
аэропорту на преступление, намеренно испортив компьютер, когда ваш самолет
заходил на посадку? Это уже были не слова - дела! И тем не менее вы
приехали, и это было триумфом для всех здравомыслящих американцев. Нам не
всегда легко понять друг друга из-за океана, а предубеждения накапливались
десятками лет, и в том повинны обе стороны, и в этом деле святых нет ни у
вас, ни у нас, согласитесь!
- ...Вот видите, вы приехали тогда в Лейк-Плэсид и ничего дурного с
вами не случилось, - продолжал Мэтт.
- То были другие времена, - почему-то уперся я, и это дурацкое
упрямство - я ведь разделял его точку зрения! - разозлило меня. "Черт
возьми, как мы еще задавлены этими стереотипами "единого" мышления,
вырабатываемого - нам же всем во вред - десятилетиями и считающегося чуть
ли не высшим достижением нашего общества! - подумал я. - Обособленность
только и способна привести к косности и процветанию бездарей, ведь так
легко оправдывать наши собственные просчеты и недостатки опасностью
внешнего влияния. Да мы ведь только выигрываем - и каждый из нас лично, и
общество в целом, - когда имеем возможность общаться с людьми из другого
мира и таким образом яснее видеть наши ошибки и недостатки. Но кому-то
было выгодно, чтоб мы не поехали в Лос-Анджелес... Ну, уж врагам
олимпийского движения из США - это стопроцентно".
- Своим отказом, мистер Олех, - точно читая мои мысли, сказал Мэтт, -
вы отбросили олимпийское движение далеко-далеко назад и позволили
захватить обширные плацдармы силам, которым не место на Играх, увы...
- Да, Мэтт, как это не трудно признавать... - с облегчением сказал я.
Тут дверь кабинета без стука широко распахнулась, и полицейский в
короткой меховой куртке со стальной бляхой "полиция штата Нью-Йорк" на
груди, в широкополой ковбойской шляпе вломился в комнату. Еще с порога он
утвердительно спросил, глядя на меня в упор:
- Мистер Олех Романько? Вы мне нужны...

11
Первым пришел в себя Мэтт. Он резко, едва не опрокинув тяжелейшее
кресло, вскочил. Лицо его еще более потемнело, он не спросил, а бросил
слова-камни в полицейского:
- В чем дело, сержант? Это - мой гость!
- Мистер Романько должен поехать со мной в "Золотую луну".
- Я еще раз спрашиваю: в чем дело, сержант?
Я видел, как напрягся Мэтт, как тяжело повисли набухшие кулаки, и
спросил полицейского, беря себя в руки, - первый шок прошел:
- Что случилось?
Мой тон и спокойствие подействовали и на сержанта, и на Мэтта
успокаивающе, и грозовая атмосфера стала разряжаться.
- Простите, мистер Олех Романько, но вы живете в пансионе "Золотая
луна", в комнате на втором этаже, ну, в той, что выходит на озеро?
- Верно, но все же...
- Тогда поспешим, по дороге я вам расскажу!
- Я с вами! - решительно заявил Мэтт, и я был благодарен этому
неразговорчивому, нелюдимому на первый взгляд, доброму человеку, так
решительно вставшему на мою защиту (а я-то принимал его за очередного
сторонника "жесткой линии" по отношению к моей стране!).
Сержант молча пожал плечами, и через минуту мы сидели в желто-красном
"форде" с включенной мигалкой на крыше. Слава богу, сержант не додумался
еще ринуться в путь с сиреной. Ехать тут было всего ничего, и спустя
минуту машина уже затормозила у пансиона. Дом оказался освещен, как
новогодняя елка, - свет горел во всех комнатах, даже наружный фонарь
бросал колеблющиеся блики на темную мостовую.
В холле - столпотворение: Серж Казанкини разъяренным тигром метался
из угла в угол, выпуская просто-таки паровозные клубы ароматного дыма,
швед замер, затих на кушетке напротив включенного, но приглушенного
телевизора, где стреляли и падали с лошадей парни с дикого Запада,
молоденький врач в белом халате держал за руку миссис Келли, что с
перевязанной головой, бледная как смерть безжизненно лежала на крошечном
диванчике, где едва могли усидеть двое.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71