Он может, если захочет, купить себе такую яхту. Если захочет, он может завести себе хоть реактивный самолет, а то и несколько. И даже это не замедлит неудержимый рост его чудовищного состояния. С каждым вздохом, как сказал ему Эдуардо, вы становитесь богаче на четыре тысячи долларов. Это значило, что состояние его росло быстрее, чем он мог бы его сосчитать, даже если бы были купюры в тысячу долларов.
От этой мысли у него подкосились ноги, хотя он не мог бы сказать почему. Вдруг все показалось ему избыточным, ввергло его в страх, накатилось на него, грозя размолоть под собой и заживо похоронить, как сходящая лавина. Он вернулся в комнату и, едва очутившись внутри, опустился на ковер. И лежал, пока с глаз не схлынул темный туман.
Он надеялся, что издали никто не заметил его состояния. Он медленно сел, подождал. Потом встал, нашел ванную комнату и подставил голову под холодную воду. А когда вышел оттуда, до него вдруг донесся с другой террасы аромат жаркого. Он бы принял душ и переоделся, но не знал, где его вещи и когда их доставят, а звонить по телефону и беспокоить кого-либо вопросами ему не хотелось. А вот есть, наоборот, уже хотелось, и он решил, что душ подождет.
Он самостоятельно нашел дорогу, хотя это было нетрудно, потому что дом был построен симметрично. То, что в одном крыле было его комнатой, в другом крыле оказалось великолепно обставленным салоном, а когда он ступил на террасу, его встретили радостными приветствиями.
– Эти трансатлантические перелеты не так безобидны, – сказал Альберто, указывая ему на свободное место рядом с собой. – Особенно в восточном направлении. Спасают только сон и хорошее питание… Джованна, тарелку для нашего высокого гостя.
Они все сидели за длинным, массивным столом, который, должно быть, несколько веков назад был сделан для какого-нибудь рыцарского зала, – на одном конце адвокаты – только патрон отсутствовал, – на другом еще горстка гостей, из которых Джону были знакомы только шофер Бенито да Джованна, горячо жестикулирующая в разговоре с ним. На столе стояли большие стеклянные салатницы с разноцветными салатами, корзинки со свежим душистым хлебом и чугунные сковороды с жареной рыбой. Юная горничная по сигналу Джованны поставила перед Джоном тарелку, хрустальный бокал и положила приборы.
Альберто взялся представлять гостей. Женщину, которую Джон заметил еще со своего балкона, звали Альбиной, это была жена Грегорио и, следовательно, мать Эдуардо. Она хорошо говорила по-английски, хоть и с сильным акцентом, и рассказала, что преподает в местной деревенской школе. Коренастый мужчина, слушавший беседу Джованны с Бенито, был садовник. Два молодых парня, увлеченно расправлявшиеся с рыбой, провели в доме полдня – чистили плавательный бассейн в цокольном этаже, эту процедуру они проделывали раз в месяц. А беззубый старик, с затуманенной улыбкой державший свой бокал с вином, был один из крестьян, которые поставляли семейству Вакки свежие фрукты и овощи.
– Такой ужин – наш давно сложившийся обычай, – объяснил Альберто. – Все, кто на данный момент есть в доме, приглашаются к столу. Так мы всегда в курсе деревенских новостей. Должно быть, вы проголодались, Джон; приступайте же!
Джон как следует загрузил свою тарелку. Адвокат налил ему вина, и оно заиграло в бокале рубиновым огнем.
– А ваш отец придет? – спросил Джон и испугался, увидев, как омрачилось лицо Альберто.
– Он еще спит. Такие путешествия даются ему тяжелее, чем он готов признаться. – Помолчав, он добавил: – Его здоровье сейчас не на высоте, но он не хочет с этим считаться. Такой человек.
Джон кивнул:
– Я понимаю.
– Как вам понравилась ваша комната? – спросил Грегорио.
Джон закивал с набитым ртом:
– Очень хорошо. Чудесный вид.
– Дай ему поесть, Грегорио, – мягко укорила его жена и улыбнулась Джону: – Это лучшая комната во всем доме. Она ждала вас уже давно.
– Да, – сказал Джон, не зная, что сказать. Но пока он пережевывал, разговор, к счастью, перешел на другие темы.
Альберто, кажется, не был женат. Только сейчас Джон обратил внимание, что на руке его нет обручального кольца. Да и не походил он на женатого. Эдуардо молча ковырялся в своем салате и мысленно был где-то далеко, а Альбина говорила с Альберто об одном из своих бывших учеников, который, насколько смог понять Джон, уехал во Флоренцию, стал самостоятельным программистом и сейчас явно подцепил крупный заказ. Потом поднялся садовник, подошел к ним, поблагодарил за ужин и сказал, что должен идти, у него выкопано пять кустов, их нужно пересадить еще сегодня, а то засохнут.
Джон чувствовал, как с него спадает напряжение, которое он даже не сознавал. Как это успокоительно – сидеть здесь, снимать с костей белое мясо жареной рыбы и макать хлеб в чесночный соус, когда кругом продолжается обычная жизнь. Что-то подсказывало ему, что таких блаженных минут в его жизни будет немного. Это была тишина перед бурей.
Перед бурей в один триллион долларов.
* * *
Пробуждение на следующее утро длилось долго. В комнате было светло, он лежал на необыкновенно приятно пахнущих простынях, на удобном матраце – не слишком мягком и не слишком жестком – и постепенно все вспомнил. Наследство. Самолет. «Феррари».
О, и он вчера вечером действительно выпил.
Но голова совсем не болела. Он сел, опустил босые ноги на ковер и, моргая, осмотрелся в огромной комнате. Двери балкона стояли распахнутыми настежь, издали доносился шум моря и, казалось, даже его запах. Мебель была ему не по вкусу: слишком витиеватая, но выглядела солидно и дорого.
Он обеими руками скреб голову, без конца зевал и потягивался. Вспоминал обо всем, словно о сне. Черт его знает, как он сюда попал, но все похоже на реальность. Он сидел в шелковой пижаме на краю кровати и вяло зевал, но это был уже точно не сон.
И что теперь? Чашка кофе пришлась бы кстати. Большая чашка, горячего и крепкого. А перед тем – душ.
Да, и триллионеры по утрам первым делом идут в ванную.
Завтрак был снова накрыт на террасе, где, видимо, и протекала вся семейная жизнь Вакки. Тенты на сей раз отгораживали от утреннего солнца, и открывался вид на море.
За столом был только патрон, остальное семейство отсутствовало. Немощным движением руки он предложил Джону занять место рядом с ним.
– Что вы хотите на завтрак? Мы здесь, в Италии, по утрам в основном пьем капучино, но у Джованны на кухне можно найти все, что пожелаешь. Даже настоящие американские хлопья на выбор.
– Для начала кофе, – сказал Джон.
Она тут же вошла, будто услышав его, и поставила перед ним большую чашку капучино. Вид у нее был довольно помятый.
– Остальные еще спят, – весело продолжал старик, заметив, как Джон посмотрел на ряд окон. – Неудивительно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199
От этой мысли у него подкосились ноги, хотя он не мог бы сказать почему. Вдруг все показалось ему избыточным, ввергло его в страх, накатилось на него, грозя размолоть под собой и заживо похоронить, как сходящая лавина. Он вернулся в комнату и, едва очутившись внутри, опустился на ковер. И лежал, пока с глаз не схлынул темный туман.
Он надеялся, что издали никто не заметил его состояния. Он медленно сел, подождал. Потом встал, нашел ванную комнату и подставил голову под холодную воду. А когда вышел оттуда, до него вдруг донесся с другой террасы аромат жаркого. Он бы принял душ и переоделся, но не знал, где его вещи и когда их доставят, а звонить по телефону и беспокоить кого-либо вопросами ему не хотелось. А вот есть, наоборот, уже хотелось, и он решил, что душ подождет.
Он самостоятельно нашел дорогу, хотя это было нетрудно, потому что дом был построен симметрично. То, что в одном крыле было его комнатой, в другом крыле оказалось великолепно обставленным салоном, а когда он ступил на террасу, его встретили радостными приветствиями.
– Эти трансатлантические перелеты не так безобидны, – сказал Альберто, указывая ему на свободное место рядом с собой. – Особенно в восточном направлении. Спасают только сон и хорошее питание… Джованна, тарелку для нашего высокого гостя.
Они все сидели за длинным, массивным столом, который, должно быть, несколько веков назад был сделан для какого-нибудь рыцарского зала, – на одном конце адвокаты – только патрон отсутствовал, – на другом еще горстка гостей, из которых Джону были знакомы только шофер Бенито да Джованна, горячо жестикулирующая в разговоре с ним. На столе стояли большие стеклянные салатницы с разноцветными салатами, корзинки со свежим душистым хлебом и чугунные сковороды с жареной рыбой. Юная горничная по сигналу Джованны поставила перед Джоном тарелку, хрустальный бокал и положила приборы.
Альберто взялся представлять гостей. Женщину, которую Джон заметил еще со своего балкона, звали Альбиной, это была жена Грегорио и, следовательно, мать Эдуардо. Она хорошо говорила по-английски, хоть и с сильным акцентом, и рассказала, что преподает в местной деревенской школе. Коренастый мужчина, слушавший беседу Джованны с Бенито, был садовник. Два молодых парня, увлеченно расправлявшиеся с рыбой, провели в доме полдня – чистили плавательный бассейн в цокольном этаже, эту процедуру они проделывали раз в месяц. А беззубый старик, с затуманенной улыбкой державший свой бокал с вином, был один из крестьян, которые поставляли семейству Вакки свежие фрукты и овощи.
– Такой ужин – наш давно сложившийся обычай, – объяснил Альберто. – Все, кто на данный момент есть в доме, приглашаются к столу. Так мы всегда в курсе деревенских новостей. Должно быть, вы проголодались, Джон; приступайте же!
Джон как следует загрузил свою тарелку. Адвокат налил ему вина, и оно заиграло в бокале рубиновым огнем.
– А ваш отец придет? – спросил Джон и испугался, увидев, как омрачилось лицо Альберто.
– Он еще спит. Такие путешествия даются ему тяжелее, чем он готов признаться. – Помолчав, он добавил: – Его здоровье сейчас не на высоте, но он не хочет с этим считаться. Такой человек.
Джон кивнул:
– Я понимаю.
– Как вам понравилась ваша комната? – спросил Грегорио.
Джон закивал с набитым ртом:
– Очень хорошо. Чудесный вид.
– Дай ему поесть, Грегорио, – мягко укорила его жена и улыбнулась Джону: – Это лучшая комната во всем доме. Она ждала вас уже давно.
– Да, – сказал Джон, не зная, что сказать. Но пока он пережевывал, разговор, к счастью, перешел на другие темы.
Альберто, кажется, не был женат. Только сейчас Джон обратил внимание, что на руке его нет обручального кольца. Да и не походил он на женатого. Эдуардо молча ковырялся в своем салате и мысленно был где-то далеко, а Альбина говорила с Альберто об одном из своих бывших учеников, который, насколько смог понять Джон, уехал во Флоренцию, стал самостоятельным программистом и сейчас явно подцепил крупный заказ. Потом поднялся садовник, подошел к ним, поблагодарил за ужин и сказал, что должен идти, у него выкопано пять кустов, их нужно пересадить еще сегодня, а то засохнут.
Джон чувствовал, как с него спадает напряжение, которое он даже не сознавал. Как это успокоительно – сидеть здесь, снимать с костей белое мясо жареной рыбы и макать хлеб в чесночный соус, когда кругом продолжается обычная жизнь. Что-то подсказывало ему, что таких блаженных минут в его жизни будет немного. Это была тишина перед бурей.
Перед бурей в один триллион долларов.
* * *
Пробуждение на следующее утро длилось долго. В комнате было светло, он лежал на необыкновенно приятно пахнущих простынях, на удобном матраце – не слишком мягком и не слишком жестком – и постепенно все вспомнил. Наследство. Самолет. «Феррари».
О, и он вчера вечером действительно выпил.
Но голова совсем не болела. Он сел, опустил босые ноги на ковер и, моргая, осмотрелся в огромной комнате. Двери балкона стояли распахнутыми настежь, издали доносился шум моря и, казалось, даже его запах. Мебель была ему не по вкусу: слишком витиеватая, но выглядела солидно и дорого.
Он обеими руками скреб голову, без конца зевал и потягивался. Вспоминал обо всем, словно о сне. Черт его знает, как он сюда попал, но все похоже на реальность. Он сидел в шелковой пижаме на краю кровати и вяло зевал, но это был уже точно не сон.
И что теперь? Чашка кофе пришлась бы кстати. Большая чашка, горячего и крепкого. А перед тем – душ.
Да, и триллионеры по утрам первым делом идут в ванную.
Завтрак был снова накрыт на террасе, где, видимо, и протекала вся семейная жизнь Вакки. Тенты на сей раз отгораживали от утреннего солнца, и открывался вид на море.
За столом был только патрон, остальное семейство отсутствовало. Немощным движением руки он предложил Джону занять место рядом с ним.
– Что вы хотите на завтрак? Мы здесь, в Италии, по утрам в основном пьем капучино, но у Джованны на кухне можно найти все, что пожелаешь. Даже настоящие американские хлопья на выбор.
– Для начала кофе, – сказал Джон.
Она тут же вошла, будто услышав его, и поставила перед ним большую чашку капучино. Вид у нее был довольно помятый.
– Остальные еще спят, – весело продолжал старик, заметив, как Джон посмотрел на ряд окон. – Неудивительно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199