Давление. Неуверенность. Запугивание. Опросы показывали резкое падение числа людей, готовых участвовать в выборах, а многие из этих опросов были к тому же сфальсифицированы, чтобы обескуражить энтузиастов.
* * *
Он ждал. Сидел на двуспальной кровати с темно-желтым бельем, отвратительным на фоне коричневых обоев, смотрел на дверь номера и ждал. Вскакивал каждые пять минут, бежал к окну и смотрел из-за занавески, провонявшей столетним сигаретным дымом, на подъездную дорогу и парковочную площадку. Машины подъезжали и отъезжали. Молодая пара усаживалась в машину, болтая по-французски, и по ним видно было, что они провели страстную ночь. Старые, одинокие мужчины в клетчатых рубашках и шляпах, в которых торчали крючки, выгружали удочки и холодильные боксы. Ребятня галдела на задних сиденьях, а матери кричали на них, чтоб замолчали. В выходные тут было очень бойкое место.
В мотеле был киоск, носивший название Super Marche, но размерами мало превосходивший развернутую газету, и Марвин то и дело бегал туда и покупал что-нибудь поесть, чипсы и шоколад и сэндвичи, которые лежали здесь с незапамятных времен, жесткие, как подошвы, с безвкусной курятиной или позеленевшей ветчиной с отвратительным запахом, но он съедал все. Не потому, что был голоден, а для разнообразия. Он старался тратить деньги так, чтобы на сдачу были четвертаки, четвертушки канадского доллара – это были единственные монеты, которые принимал телевизор. Один час стоил один четвертак, и чаще всего этот час кончался на самом интересном месте фильма, экран гас, возвращая его в действительность, которая наседала на него со всех сторон и изматывала.
В нем все дрожало. Как будто под кожей ползали мелкие насекомые, которые постепенно пожирали его рассудок. С этой дрожью он не мог справиться, она исходила из его костей. Он ждал, сидел на темно-желтой постели, полной крошек, пялился на входную дверь, и когда тот мужчина наконец пришел, он едва смог встать, чтобы пожать ему руку.
– Он у меня сорвался с крючка, – сказал Марвин еще до того, как был задан вопрос.
Мужчина посмотрел на него. Вначале он не хотел садиться, только отодвигал ногами в сторонку пластиковые пакеты и упаковки от печенья и смотрел на него, но потом все-таки сел.
– Что это значит? – спросил он, и Марвин рассказал ему все по порядку.
После телефонного разговора он думал, что, наверное, не надо было ему говорить про пришельцев и города на Марсе; Бликер об этом ему ничего не говорил, это он от себя добавил. В конце концов он ведь тоже кое-что читал и кое-что слышал и мог провести нехитрые параллели и установить причинно-следственные связи. Но для Джона это оказалось многовато, после этого он полностью закрылся. Но Бликеру незачем знать эти подробности. Незачем наводить кого-то на мысль, что Марвин сам не лыком шит и много знает.
– Что это значит? – еще раз спросил Бликер после того, как он описал ему ход разговора.
Марвин смотрел на него, тянул время, боясь произнести приговор.
– Они уже захватили его, – сказал он наконец. – Не знаю как. Обработали гипнозом, может. Но он… он тотально заблокирован, когда пытаешься ему объяснить. Тотально. Не прорваться.
Бликер побледнел при этих словах как смерть и смотрел на него в глубоком потрясении, глазами как колесные колпаки.
– Тогда судьба этого человека решена, – сказал он.
Он сказал это еще раз, и еще, как заклинание злых богов, и голос у него был низкий, как китайский гонг, который эхом отдавался в глубине души Марвина.
* * *
В пятницу, 26 июня 1998 года, в полночь по восточному нью-йоркскому времени, закончился десятинедельный срок выдвижения кандидатур на должность Всемирного спикера. Всего было подано 167 411 заявок, из которых лишь 251 отвечала установленным критериям. Большинство не сумели собрать достаточно подписей или вообще не собрали ни одной; многие подписные листы не отвечали требованию, чтобы имена на них можно было проверить; 12 подписных листов оказались с фальшивыми подписями, что привело к исключению заявителей. И все равно бюллетень для голосования в первом туре получался впечатляюще длинным.
Среди кандидатов было лишь 12 женщин, о чем все сожалели, но что нельзя было изменить как данность, которая, по словам руководителя выборов Лайонела Хиллмана «красноречиво свидетельствует о состоянии мира». Наряду с несколькими бывшими главами государств на пост претендовали знаменитые актеры, успешные бизнесмены, именитые писатели и известные спортсмены, среди которых был один южноамериканский футбольный идол (чьи шансы, судя по пари, заключенным у букмекеров, были на удивление высоки), затем вождь одной религиозной секты, одна бывшая порноактриса, один настоящий король (одного африканского племени), равно как и удивительное число неизвестных людей, и было загадкой, как они умудрились собрать необходимую поддержку. Только 34 кандидата были моложе шестидесяти лет, и ни одного моложе сорока. Была опубликована еще одна статистика, которая сортировала кандидатов по странам происхождения, других категорий не было.
В субботу 27 июня должна была состояться Генеральная ассамблея ООН по поводу церемонии начала избирательной гонки. Должен был выступить Генеральный секретарь Кофи Аннан – после своего гостя, руководителя выборов Лаонела Хиллмана, который должен был огласить и без того уже хорошо известные правила выборов, и камеры, которые разнесут это дальше по всему миру, должны были коротко остановиться на Джоне Фонтанелли, который был приглашен участвовать во всем этом в качестве зрителя.
Джон Фонтанелли и его штаб прибыли в Нью-Йорк накануне церемонии. Во время полета появились результаты последнего социологического опроса – на сей раз речь шла не о любительском обобщении любительских интервью с прохожими во всем мире, а об исследовании, проведенном известным институтом по заданию New York Times. Методы опроса были научными, подбор опрашиваемых – репрезентативным, число – обоснованное.
И результат был убийственный.
– Все пошло прахом, Джон, – сказал Пол, озабоченно изучая факс, как будто надеясь, что напечатанное черным по белому как-то изменится. – Если действительно на выборы придут только пятнадцать процентов, то про Всемирного спикера можно забыть. Он просто становится комической фигурой.
Джон взял у него из рук листки, прочитал их и молча вернул назад.
– Нет, – перебил он Пола, который хотел что-то добавить. – Никаких дискуссий. Мы доведем это до конца, кто бы что ни говорил.
Участникам пресс-конференции в вечер их прибытия в Нью-Йорк оказалось тесно даже в самом большом зале отеля. Журналистов были тысячи, они фотографировали и тянули свои микрофоны вперед, и все, все уже читали итоги социологического опроса.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199