Местные жители смотрели на попрошаек сквозь пальцы, но видно было, что они стараются обходить их подальше.
Он нашел телефонную будку с толстой телефонной книгой, а в ней адрес филиала, а также – по карте в справочнике – его приблизительное местонахождение. Площадь Сан-Хуан, это было чуть южнее парка Аламеда, найти который было нетрудно: все, у кого он спрашивал дорогу, были рады, что он не просит денег. Ему оставалось следовать лишь в сторону энергично вытянутой руки:
– Alameda? Alia!
Наконец он нашел офис, узкое здание в колониальном стиле, на котором красовалась темно-красная буква f на белом фоне, и здание это было осаждено журналистами.
* * *
Мужчина за рулем опорожнил баночку колы до последней капли. Когда он пил, его кадык подпрыгивал. Потом он сплющил банку в руках и небрежно бросил ее прямо на дорогу.
– Допустим, его труп плавает в каком-нибудь озере, – сказал он женщине, которая стояла рядом у раскрытой дверцы. – Как они его найдут? И через пять лет все еще будем здесь торчать.
– Через пять лет нас здесь не будет, успокойся, – ответила женщина. Она была стройная и изящная, с кудрявой рыжей гривой.
Джон, стоя позади них и глядя, как и они, на здание, понял, что они говорят о нем. Его считают погибшим. Если он сейчас войдет в этот дом, на него набросятся так, что он, в конце концов, пожалеет о том, что не погиб.
– И надо же, чтоб это случилось именно в Мехико, – жалобно причитал мужчина. – Отвратительный город. У меня уже сказывается на легких. По утрам просыпаюсь – и кашляю, будто и не бросал курить. Ничего себе, да? Бросаешь курить, а потом на целые недели застреваешь в городе, где на каждом углу несусветная вонь… – С этими словами мужчина вдруг повернулся, как будто учуял Джона по запаху. Он скривил и без того перекошенное лицо. – Эй, Бренда, смотри-ка. У нас публика.
Его коллега повернула голову и посмотрела на Джона. Его пронзил ужас, когда он вспомнил, что знает эту женщину. Бренда Тэйлор, CNN, это имя даже пробудило в нем приятные воспоминания. Это она когда-то, сто лет назад, на самой первой его пресс-конференции в доме Вакки задала ему вопрос, счастлив ли он тем, что богат. И вот она изучающее смотрит на него…
Следуя спонтанному наитию, Джон втянул голову в плечи, протянул руку и жалобно попросил приблизительно на том сленге, по которому в телевизионных сериалах узнавали мексиканцев:
– Please, Missis! Ten dollars, please, Missis!
– О господи! – простонал мужчина. – Как я это ненавижу!
Она сразу перестала изучать его взглядом. Отвернулась в сторону и нервно прошипела своему коллеге:
– Дай ему эти несчастные десять долларов, чтобы он слинял!
– Десять долларов? Какая наглость, Бренда, другие… – Он с отвращением порылся в кармане, выудил купюру и бросил ее Джону. – Ну ладно, на. И пошел отсюда, быстро. Vamos. Черт, как я ненавижу этот город, – проскрежетал он зубами и тоже отвернулся.
– Gracias, – пролепетал Джон, исчерпав этим все свои познания в испанском. – Muchas gracias. – И немедленно улизнул.
* * *
Через несколько кварталов ему попалась маленькая телефонная конторка с вывеской «Larga distancia». Он спустился по ступеням в низенькое помещение, в котором стоял автомат с напитками, а за стойкой сидел толстый мужчина. Стены были оклеены старыми плакатами концертов и богослужений. Конторка была пропащая, но достаточно чистая, чтобы мужчина оглядел Джона с оправданным недоверием.
– Можно позвонить? – спросил Джон и выложил перед ним десятидолларовую купюру.
Кустистые брови мексиканца поползли вверх.
– За границу, – добавил Джон. – В США.
Брови снова опустились. Лапа, унизанная кольцами, потянулась к банкноте, другая указала на один из двух телефонных аппаратов на стене:
– Esta biеп. Dos minutes.
Джон благодарно кивнул и схватился за трубку. Теперь бы не ошибиться номером. Он набрал выход за рубеж, 98 – это число значилось на аппарате на всех важнейших языках. Потом цифру 1 – для США.
И остановился. Он хотел позвонить в секретариат нью-йоркского филиала и попросить, чтобы его незаметно забрала служба безопасности. Но почему-то почувствовал, что это неправильное решение.
Мужчина за стойкой что-то пробурчал и жестом подсказал ему, что надо продолжать набор:
– Andele, andele!
Нет. Это была не лучшая идея, неважно, почему. Джон поднял руку, хотел уже нажать на рычаг, как вдруг в голове его пронеслась другая мысль – мысль, которой он тут же подчинился, не раздумывая. Его палец набрал ноль и потом цифры телефонного номера, который он не мог забыть, так же как и дату рождения своего лучшего друга.
– Алло? – услышал он голос Пола Зигеля.
42
Цокало было центром города и его гордостью. Площадь была словно предназначена для парадов и маршей, в окружении величественного собора и помпезного дворца, большая и просторная, днем и ночью многолюдная от прохожих, попрошаек, уличных художников, влюбленных пар, семей и фотографирующих туристов. Никогда не иссякающий поток транспорта омывал площадь, посреди которой гордо реял национальный флаг. Вечерами здесь маршировал гвардейский полк, чтобы в обстоятельной церемонии спустить это полотнище, после чего вдоль всех фасадов вокруг вспыхивали тысячи ламп, образуя впечатляющую ночную иллюминацию.
Джон сам себе казался невидимым. Он медленно обошел всю площадь, с оглядкой, всегда готовый бежать, если понадобится, но никто не обращал на него внимания и ничего от него не хотел. Он прошел вдоль казавшегося бесконечным фронтона Palacio National, углубился в созерцание рельефов на соборе и не спеша брел сквозь аркаду, в которой разместились магазинчики, торгующие украшениями либо шляпами, больше ничем. Он остановился перед витриной, разглядывая выложенные украшения, словно золото ацтеков, и тут массивная матрона с завивкой сунула ему в ладонь несколько монет, так уверенно, что он не посмел возразить. За эти монеты он купил себе в киоске на боковой улочке тако, съел его с волчьим аппетитом, и еда залегла у него в желудке, как бетон.
Он ощущал себя невидимым и странным образом свободным. За прошедшие недели с него, казалось, облетели все наслоения цивилизации, все жесткие установления личной гигиены, бесчисленные обязанности человеческого общежития, о которых он теперь вспоминал как о чем-то, известном ему лишь по рассказам других. Делать было нечего, но он не скучал, а наслаждался, сидя где-нибудь, привалившись к стене и в полном покое глядя в пустоту. Временами он ощущал какую-нибудь телесную потребность, но довольно приглушенно, как будто тело предоставляло выбор ему самому – пойти навстречу потребности или нет. Голод, жажда, усталость – все это было, да, но держалось на заднем плане, не становясь навязчивым или требовательным. Это был мир с самим собой, чего он никогда прежде не испытывал, и ему почти хотелось, чтобы Пол так и не появился.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199
Он нашел телефонную будку с толстой телефонной книгой, а в ней адрес филиала, а также – по карте в справочнике – его приблизительное местонахождение. Площадь Сан-Хуан, это было чуть южнее парка Аламеда, найти который было нетрудно: все, у кого он спрашивал дорогу, были рады, что он не просит денег. Ему оставалось следовать лишь в сторону энергично вытянутой руки:
– Alameda? Alia!
Наконец он нашел офис, узкое здание в колониальном стиле, на котором красовалась темно-красная буква f на белом фоне, и здание это было осаждено журналистами.
* * *
Мужчина за рулем опорожнил баночку колы до последней капли. Когда он пил, его кадык подпрыгивал. Потом он сплющил банку в руках и небрежно бросил ее прямо на дорогу.
– Допустим, его труп плавает в каком-нибудь озере, – сказал он женщине, которая стояла рядом у раскрытой дверцы. – Как они его найдут? И через пять лет все еще будем здесь торчать.
– Через пять лет нас здесь не будет, успокойся, – ответила женщина. Она была стройная и изящная, с кудрявой рыжей гривой.
Джон, стоя позади них и глядя, как и они, на здание, понял, что они говорят о нем. Его считают погибшим. Если он сейчас войдет в этот дом, на него набросятся так, что он, в конце концов, пожалеет о том, что не погиб.
– И надо же, чтоб это случилось именно в Мехико, – жалобно причитал мужчина. – Отвратительный город. У меня уже сказывается на легких. По утрам просыпаюсь – и кашляю, будто и не бросал курить. Ничего себе, да? Бросаешь курить, а потом на целые недели застреваешь в городе, где на каждом углу несусветная вонь… – С этими словами мужчина вдруг повернулся, как будто учуял Джона по запаху. Он скривил и без того перекошенное лицо. – Эй, Бренда, смотри-ка. У нас публика.
Его коллега повернула голову и посмотрела на Джона. Его пронзил ужас, когда он вспомнил, что знает эту женщину. Бренда Тэйлор, CNN, это имя даже пробудило в нем приятные воспоминания. Это она когда-то, сто лет назад, на самой первой его пресс-конференции в доме Вакки задала ему вопрос, счастлив ли он тем, что богат. И вот она изучающее смотрит на него…
Следуя спонтанному наитию, Джон втянул голову в плечи, протянул руку и жалобно попросил приблизительно на том сленге, по которому в телевизионных сериалах узнавали мексиканцев:
– Please, Missis! Ten dollars, please, Missis!
– О господи! – простонал мужчина. – Как я это ненавижу!
Она сразу перестала изучать его взглядом. Отвернулась в сторону и нервно прошипела своему коллеге:
– Дай ему эти несчастные десять долларов, чтобы он слинял!
– Десять долларов? Какая наглость, Бренда, другие… – Он с отвращением порылся в кармане, выудил купюру и бросил ее Джону. – Ну ладно, на. И пошел отсюда, быстро. Vamos. Черт, как я ненавижу этот город, – проскрежетал он зубами и тоже отвернулся.
– Gracias, – пролепетал Джон, исчерпав этим все свои познания в испанском. – Muchas gracias. – И немедленно улизнул.
* * *
Через несколько кварталов ему попалась маленькая телефонная конторка с вывеской «Larga distancia». Он спустился по ступеням в низенькое помещение, в котором стоял автомат с напитками, а за стойкой сидел толстый мужчина. Стены были оклеены старыми плакатами концертов и богослужений. Конторка была пропащая, но достаточно чистая, чтобы мужчина оглядел Джона с оправданным недоверием.
– Можно позвонить? – спросил Джон и выложил перед ним десятидолларовую купюру.
Кустистые брови мексиканца поползли вверх.
– За границу, – добавил Джон. – В США.
Брови снова опустились. Лапа, унизанная кольцами, потянулась к банкноте, другая указала на один из двух телефонных аппаратов на стене:
– Esta biеп. Dos minutes.
Джон благодарно кивнул и схватился за трубку. Теперь бы не ошибиться номером. Он набрал выход за рубеж, 98 – это число значилось на аппарате на всех важнейших языках. Потом цифру 1 – для США.
И остановился. Он хотел позвонить в секретариат нью-йоркского филиала и попросить, чтобы его незаметно забрала служба безопасности. Но почему-то почувствовал, что это неправильное решение.
Мужчина за стойкой что-то пробурчал и жестом подсказал ему, что надо продолжать набор:
– Andele, andele!
Нет. Это была не лучшая идея, неважно, почему. Джон поднял руку, хотел уже нажать на рычаг, как вдруг в голове его пронеслась другая мысль – мысль, которой он тут же подчинился, не раздумывая. Его палец набрал ноль и потом цифры телефонного номера, который он не мог забыть, так же как и дату рождения своего лучшего друга.
– Алло? – услышал он голос Пола Зигеля.
42
Цокало было центром города и его гордостью. Площадь была словно предназначена для парадов и маршей, в окружении величественного собора и помпезного дворца, большая и просторная, днем и ночью многолюдная от прохожих, попрошаек, уличных художников, влюбленных пар, семей и фотографирующих туристов. Никогда не иссякающий поток транспорта омывал площадь, посреди которой гордо реял национальный флаг. Вечерами здесь маршировал гвардейский полк, чтобы в обстоятельной церемонии спустить это полотнище, после чего вдоль всех фасадов вокруг вспыхивали тысячи ламп, образуя впечатляющую ночную иллюминацию.
Джон сам себе казался невидимым. Он медленно обошел всю площадь, с оглядкой, всегда готовый бежать, если понадобится, но никто не обращал на него внимания и ничего от него не хотел. Он прошел вдоль казавшегося бесконечным фронтона Palacio National, углубился в созерцание рельефов на соборе и не спеша брел сквозь аркаду, в которой разместились магазинчики, торгующие украшениями либо шляпами, больше ничем. Он остановился перед витриной, разглядывая выложенные украшения, словно золото ацтеков, и тут массивная матрона с завивкой сунула ему в ладонь несколько монет, так уверенно, что он не посмел возразить. За эти монеты он купил себе в киоске на боковой улочке тако, съел его с волчьим аппетитом, и еда залегла у него в желудке, как бетон.
Он ощущал себя невидимым и странным образом свободным. За прошедшие недели с него, казалось, облетели все наслоения цивилизации, все жесткие установления личной гигиены, бесчисленные обязанности человеческого общежития, о которых он теперь вспоминал как о чем-то, известном ему лишь по рассказам других. Делать было нечего, но он не скучал, а наслаждался, сидя где-нибудь, привалившись к стене и в полном покое глядя в пустоту. Временами он ощущал какую-нибудь телесную потребность, но довольно приглушенно, как будто тело предоставляло выбор ему самому – пойти навстречу потребности или нет. Голод, жажда, усталость – все это было, да, но держалось на заднем плане, не становясь навязчивым или требовательным. Это был мир с самим собой, чего он никогда прежде не испытывал, и ему почти хотелось, чтобы Пол так и не появился.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199