Его жена говорила о заговоре правых кругов, курс доллара на международных финансовых рынках упал, и финансовый кризис в Юго-Восточной Азии грозил перекинуться на Соединенные Штаты.
Джон следил за телевизионными новостями со странным чувством ирреальности. Телефонный разговор с Маккейном во время его филиппинского круиза все еще звучал у него в ушах. Недослушав телекомментатора, он встал, шагнул к шкафу Маккейна и отыскал папку, озаглавленную Клинтон, Билл, содержавшую тщательно спланированную концепцию дискредитации. Впереди было подшито короткое досье на человека, который занимался расследованием так называемой аферы Whitewater. У его портрета было нацарапано рукой Маккейна: родился в Верноне, Техас; отец священник; наряду с этим успешная адвокатская деятельность (1997 год: 1 миллион долларов), клиенты – среди прочих табачная промышленность. Далее следовал текст соглашения, к которому американское правительство пыталось принудить табачную промышленность: производители сигарет должны были во избежание дальнейших исков в продолжение 25 лет выплатить 368,5 миллиарда долларов на лечение больных курильщиков. «Сколько они, собственно, зарабатывают? – нацарапал Маккейн, и еще: – Клинтон ведет речь о повышении суммы до 516 миллиардов».
Смутное чувство грозящей беды охватило Джона.
И словно в подтверждение этого предвестия он прочитал в Financial Times, что Малькольм Маккейн избран председателем правления концерна Morris-Capstone. Об этом предприятии было известно очень мало. Оно практически полностью принадлежало одной из старых американских семей, живущей очень скрытно: в архивах прессы не было даже фотографий некоторых членов семьи. Джону пришлось расспрашивать своих аналитиков, чтобы узнать, что Morris-Capstone, помимо того, что он имел долю в некоторых окутанных тайной фирмах по генной технике и одной фабрике ручного огнестрельного оружия, был одним из крупнейших в мире производителем табачных изделий.
И также в собственности старого американского семейного предприятия была телекомпания, которой Малькольм Маккейн дал первое интервью после своего ухода из Fontanelli Enterprises. На эту тему он высказался подробным образом. Ни в коем случае, подчеркнул он в ответ на соответствующий вопрос, он не был уволен; он просто больше не видел альтернативы, сверх меры натерпевшись от эскапад Джона Фонтанелли, особенно после его последней выходки с разыгранным похищением в Мехико.
– Представьте себе, что вас похищают, – потребовал он от интервьюерши, – и потом снова отпускают – что бы вы сделали? Наверняка обратились бы в полицию, не так ли? Любой бы так поступил. Но не Джон Фонтанелли. Он бесследно исчезает и потом объявляется через три недели как по мановению волшебной палочки, целый и невредимый, за шесть тысяч миль от места похищения, в Лондоне. Это, на ваш взгляд, нормально?
Разумеется, журналистка совсем не находила это нормальным.
Маккейн поведал, как он лез из кожи, чтобы создать стабильное предприятие, которое и во времена глобализации обеспечивало надежными рабочими местами миллионы людей.
– Фонтанелли думает, что все сможет сам, – продолжал он. – Но не прошло и двух месяцев, как он единолично руководит концерном, а все уже трещит по швам. Видеть это очень больно, – добавил он с горьким выражением лица. После чего детально описал кризисы по всем концам империи Фонтанелли, фактически настолько детально, что уже не требовалось доказательств, что внутри концерна у него остались внутренние осведомители.
– Каковы ваши прогнозы? – спросила журналистка. – Теперь все эти рабочие места в опасности?
Маккейн серьезно кивнул:
– Абсолютно.
После этого интервью Джон выключил телевизор. Он дал распоряжение секретариату в ближайшие часы ему не мешать и подошел к окну, чтобы смотреть в снежную метель и спрашивать себя, что, черт возьми, на самом деле происходит.
* * *
В высокие окна сыпал дождь пополам со снегом, декорации города размыло пеленой. Секретарша уже давно принесла кофе и печенье, но лорд Петер Робурн так и не притронулся к ним. Экономический журналист, предпочитавший вместо делового костюма носить вязаный пуловер ручной работы, известный под именем кардиган, и темно-зеленые брюки из вельвета, уютно сидел в кресле и внимательно слушал, что Джон говорит ему о цели приглашения.
– Честно говоря, я ждал этого момента с того достопамятного ужина в вашем замке, – сказал он, сцепив пальцы. – Собственно, я еще тогда думал, что мне удалось вызвать ваше любопытство, но… – Он развел руками и снова уронил их на колени. – Итак, вы хотите знать, как можно было бы спасти человечество.
Джон поежился:
– Можно сказать и так.
– Хорошо. – Робурн улыбнулся. – Ну, первый шаг очень простой: отмените подоходный налог.
Джону показалось, что он ослышался или попал не на тот фильм.
– Вы ведь шутите?
– Уверяю вас, это очень серьезно.
Он смотрел на журналиста-экономиста, наморщив лоб.
– Честно говоря, я ожидал чего-то другого.
– Потому что вы читали мою книгу, ясно. Но я написал ее двадцать лет назад. И с тех пор не переставал думать об этих проблемах. А когда долго и напряженно бьешься над одной темой, неизбежно приходишь к каким-то новым мыслям. – Робурн снова развел руками. – Когда видишь, к каким ухищрениям прибегают люди, чтобы сэкономить на подоходном налоге, поневоле начинаешь думать о каких-то разумных переменах. Помимо того, – с улыбкой добавил он, – я люблю этот тезис еще и потому, что он неизменно вызывает интенсивную реакцию.
Джон скрестил на груди руки и откинулся на спинку кресла.
– Действительно вызывает.
Робурн впал в поучительный тон – так, будто этот доклад ему приходилось читать уже неоднократно.
– Интересно изучать историю налога. Дань с народа собиралась с тех пор, как существует городская цивилизация. Это был путь, каким господствующий класс мог финансировать свое существование, свои военные приключения и прочие проекты. Многие из налогов, изобретенные еще в античные времена, взимаются и по сей день, хоть и в видоизмененной форме, и это несмотря на то, что они составляют лишь крохотную часть государственных сборов, а в некоторых случаях собрать их стоит дороже, чем они приносят средств. Это связано еще и с тем, что налоговая нагрузка сегодня в целом выше, чем раньше. В течение столетий «десятина», то есть десятипроцентная дань, воспринималась как почти неприемлемо высокая. – Он поднял брови в аристократически-насмешливой улыбке. – Мы бы сейчас благодарно рухнули на колени, если бы налоги опустились до этого уровня – чего они, кстати сказать, никогда не сделают. Поскольку со времен промышленной революции и связанных с ней перемен – таких, как высокая стоимость вооружения и ведения войны, повышение социальных выплат и изобретение дотаций для определенных областей хозяйства и тому подобное, – государственные расходы росли существенно быстрее, чем экономика, фактически они настолько высоки, что сегодня практически все государства являются должниками, и это большой вопрос, как они выпутаются их своих долгов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199
Джон следил за телевизионными новостями со странным чувством ирреальности. Телефонный разговор с Маккейном во время его филиппинского круиза все еще звучал у него в ушах. Недослушав телекомментатора, он встал, шагнул к шкафу Маккейна и отыскал папку, озаглавленную Клинтон, Билл, содержавшую тщательно спланированную концепцию дискредитации. Впереди было подшито короткое досье на человека, который занимался расследованием так называемой аферы Whitewater. У его портрета было нацарапано рукой Маккейна: родился в Верноне, Техас; отец священник; наряду с этим успешная адвокатская деятельность (1997 год: 1 миллион долларов), клиенты – среди прочих табачная промышленность. Далее следовал текст соглашения, к которому американское правительство пыталось принудить табачную промышленность: производители сигарет должны были во избежание дальнейших исков в продолжение 25 лет выплатить 368,5 миллиарда долларов на лечение больных курильщиков. «Сколько они, собственно, зарабатывают? – нацарапал Маккейн, и еще: – Клинтон ведет речь о повышении суммы до 516 миллиардов».
Смутное чувство грозящей беды охватило Джона.
И словно в подтверждение этого предвестия он прочитал в Financial Times, что Малькольм Маккейн избран председателем правления концерна Morris-Capstone. Об этом предприятии было известно очень мало. Оно практически полностью принадлежало одной из старых американских семей, живущей очень скрытно: в архивах прессы не было даже фотографий некоторых членов семьи. Джону пришлось расспрашивать своих аналитиков, чтобы узнать, что Morris-Capstone, помимо того, что он имел долю в некоторых окутанных тайной фирмах по генной технике и одной фабрике ручного огнестрельного оружия, был одним из крупнейших в мире производителем табачных изделий.
И также в собственности старого американского семейного предприятия была телекомпания, которой Малькольм Маккейн дал первое интервью после своего ухода из Fontanelli Enterprises. На эту тему он высказался подробным образом. Ни в коем случае, подчеркнул он в ответ на соответствующий вопрос, он не был уволен; он просто больше не видел альтернативы, сверх меры натерпевшись от эскапад Джона Фонтанелли, особенно после его последней выходки с разыгранным похищением в Мехико.
– Представьте себе, что вас похищают, – потребовал он от интервьюерши, – и потом снова отпускают – что бы вы сделали? Наверняка обратились бы в полицию, не так ли? Любой бы так поступил. Но не Джон Фонтанелли. Он бесследно исчезает и потом объявляется через три недели как по мановению волшебной палочки, целый и невредимый, за шесть тысяч миль от места похищения, в Лондоне. Это, на ваш взгляд, нормально?
Разумеется, журналистка совсем не находила это нормальным.
Маккейн поведал, как он лез из кожи, чтобы создать стабильное предприятие, которое и во времена глобализации обеспечивало надежными рабочими местами миллионы людей.
– Фонтанелли думает, что все сможет сам, – продолжал он. – Но не прошло и двух месяцев, как он единолично руководит концерном, а все уже трещит по швам. Видеть это очень больно, – добавил он с горьким выражением лица. После чего детально описал кризисы по всем концам империи Фонтанелли, фактически настолько детально, что уже не требовалось доказательств, что внутри концерна у него остались внутренние осведомители.
– Каковы ваши прогнозы? – спросила журналистка. – Теперь все эти рабочие места в опасности?
Маккейн серьезно кивнул:
– Абсолютно.
После этого интервью Джон выключил телевизор. Он дал распоряжение секретариату в ближайшие часы ему не мешать и подошел к окну, чтобы смотреть в снежную метель и спрашивать себя, что, черт возьми, на самом деле происходит.
* * *
В высокие окна сыпал дождь пополам со снегом, декорации города размыло пеленой. Секретарша уже давно принесла кофе и печенье, но лорд Петер Робурн так и не притронулся к ним. Экономический журналист, предпочитавший вместо делового костюма носить вязаный пуловер ручной работы, известный под именем кардиган, и темно-зеленые брюки из вельвета, уютно сидел в кресле и внимательно слушал, что Джон говорит ему о цели приглашения.
– Честно говоря, я ждал этого момента с того достопамятного ужина в вашем замке, – сказал он, сцепив пальцы. – Собственно, я еще тогда думал, что мне удалось вызвать ваше любопытство, но… – Он развел руками и снова уронил их на колени. – Итак, вы хотите знать, как можно было бы спасти человечество.
Джон поежился:
– Можно сказать и так.
– Хорошо. – Робурн улыбнулся. – Ну, первый шаг очень простой: отмените подоходный налог.
Джону показалось, что он ослышался или попал не на тот фильм.
– Вы ведь шутите?
– Уверяю вас, это очень серьезно.
Он смотрел на журналиста-экономиста, наморщив лоб.
– Честно говоря, я ожидал чего-то другого.
– Потому что вы читали мою книгу, ясно. Но я написал ее двадцать лет назад. И с тех пор не переставал думать об этих проблемах. А когда долго и напряженно бьешься над одной темой, неизбежно приходишь к каким-то новым мыслям. – Робурн снова развел руками. – Когда видишь, к каким ухищрениям прибегают люди, чтобы сэкономить на подоходном налоге, поневоле начинаешь думать о каких-то разумных переменах. Помимо того, – с улыбкой добавил он, – я люблю этот тезис еще и потому, что он неизменно вызывает интенсивную реакцию.
Джон скрестил на груди руки и откинулся на спинку кресла.
– Действительно вызывает.
Робурн впал в поучительный тон – так, будто этот доклад ему приходилось читать уже неоднократно.
– Интересно изучать историю налога. Дань с народа собиралась с тех пор, как существует городская цивилизация. Это был путь, каким господствующий класс мог финансировать свое существование, свои военные приключения и прочие проекты. Многие из налогов, изобретенные еще в античные времена, взимаются и по сей день, хоть и в видоизмененной форме, и это несмотря на то, что они составляют лишь крохотную часть государственных сборов, а в некоторых случаях собрать их стоит дороже, чем они приносят средств. Это связано еще и с тем, что налоговая нагрузка сегодня в целом выше, чем раньше. В течение столетий «десятина», то есть десятипроцентная дань, воспринималась как почти неприемлемо высокая. – Он поднял брови в аристократически-насмешливой улыбке. – Мы бы сейчас благодарно рухнули на колени, если бы налоги опустились до этого уровня – чего они, кстати сказать, никогда не сделают. Поскольку со времен промышленной революции и связанных с ней перемен – таких, как высокая стоимость вооружения и ведения войны, повышение социальных выплат и изобретение дотаций для определенных областей хозяйства и тому подобное, – государственные расходы росли существенно быстрее, чем экономика, фактически они настолько высоки, что сегодня практически все государства являются должниками, и это большой вопрос, как они выпутаются их своих долгов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199