Ведь за столом у них не было возможности обсудить это.
– Несколько лет назад, – начал рассказывать отец, – один человек на нашей улице выиграл в лотерею. Джанна, ты его помнишь? Он еще все время выгуливал пуделя с белым пятном на лбу… Русский, Мальков, что ли…
– Маленков, – поправила мать. – Кэрол Маленков. Но он из Польши.
– Маленков, правильно. Он выиграл в лотерею два миллиона долларов, кажется. Шофер автобуса. И перестал работать, только гулять ходил. Я его постоянно видел с собакой. И вдруг через полгода слышу: он умер. Его жена сказала, что ему было вредно ничего не делать. Сердце так разленилось, что перестало биться.
– Богатство осложняет жизнь, – вставила Хелен. – Ты, может быть, еще не осознал это. Но у тебя теперь большая вилла, машины, яхта, прислуга… Обо всем этом надо беспокоиться. Это отнимает много времени, которое тебе уже не принадлежит. И спрашивается, кто кем владеет – ты собственностью или она тобой?
– Ну да, – осторожно ответил Джон. – Раньше я целый день развозил пиццу, чтобы заплатить за комнату. И мне принадлежало еще меньше времени.
Он не хотел говорить ей напрямую, что она понятия не имеет о том, что значит быть богатым.
– Но охранники! – воскликнула она. – Джон, уж лучше я буду работать, чем постоянно терпеть около себя охранников.
– Иметь триллион долларов – это, конечно, некоторое извращение, я признаю, – сказал Джон.
– Нет, нет. Сейчас каждый доллар, который у меня есть, я зарабатываю сама. Я потеряла бы это чувство независимости, если бы приняла твои деньги.
Джон пожал плечами:
– Воля твоя.
А о Чезаре как бы и речи нет, да?
* * *
По дороге к кафе, в котором когда-то их отец сделал предложение их матери, Хелен спросила его, почему он просто не раздаст свои деньги по разным благотворительным организациям.
– Ты же можешь оставить себе десять миллионов и жить на проценты, как сам сказал. И горя не знать ни с богатством, ни с бедностью.
– Горя я и так пока не знаю, а заботы есть, но совсем другие, – признался Джон. Стоял великолепный солнечный день, блестели длинные шеи фонарей и почтовый ящик на углу. Уличное движение было оживленным.
Их родители рука об руку шли немного впереди, и Джон рассказал своему брату и невестке о прорицании, связанном с наследством их предка, и о том, что должен сохранять деньги для намерения, которое можно будет осуществить только с большими деньгами, но что это за намерение, он пока не знает.
Хозяин кафе, как и каждый год, зарезервировал для них определенный столик.
– Я сидела вот здесь, – рассказывала мать с грустной улыбкой, – а ваш отец здесь. На том же самом стуле.
– Конечно, теперь это уже не тот стул, – проворчал отец и запыхтел, чтобы не выказать волнения.
– У нас был капучино.
– А разве не кофе con latte?
– И мы пришли сюда из кино на Пятой, это с голубой башенкой, которую потом снесли. Был фильм с Кэри Грантом.
– «Над крышами Ниццы». Так он назывался.
– Я еще всеми мыслями была в фильме. А он вдруг и спрашивает меня, не хочу ли я выйти за него замуж! Представляете?
– Я боялся, что если сейчас не спрошу, то уже никогда не спрошу.
– Он сам тогда походил на Кэри Гранта, ваш отец.
– Ой, ну что ты…
– И я сразу же сказала «да», ни секунды не раздумывая.
Он взял ее руку в свою, изработанную, с возрастной пигментацией.
– А вышла бы ты за меня сейчас, если бы можно было повернуть время вспять?
Она обняла его:
– Хоть тысячу раз поворачивай, все равно бы вышла!
Они поцеловались и застенчиво отпустили друг друга, будто в их поцелуе было что-то неподобающее, и оба засмеялись, осознав, как старомодна их реакция.
Потом все заказали капучино – только Хелен захотела эспрессо – и пирожные. Джону показалось, что Чезаре и его жена как-то напряжены. Видимо, эта сцена, повторявшаяся из года в год, не вводила их в лирическое состояние.
На обратном пути Чезаре втянул Джона в разговор о футболе, который наводил на Хелен скуку, и она присоединилась к своим свекру и свекрови. Чезаре немного придержал Джона, чтобы отстать от остальных.
– Если вернуться к этому разговору насчет денег… – он запнулся, не зная, как продолжить.
– Ну-ну? – подбодрил его Джон.
– Несколько месяцев назад я приобрел один пакет акций. Мне казалось, что дело верное. И я решил рискнуть. – Чезаре помедлил. – Хелен про это ничего не знает. Естественно, все лопнуло, и теперь у меня проблемы с выплатами за дом и за…
– Все ясно. Только дай мне номер твоего счета.
– Ты же знаешь, финансовые служащие зарабатывают копейки, поэтому я думал, если ты… ну, ты ведь сам предложил…
– Чезаре, тебе ни в чем не надо оправдываться. Хелен ничего не узнает, это я тебе обещаю.
Его брат, убедившись, что его лучшая половина не видит и не слышит, сунул Джону бумажку, которую написал заранее – в туалете кафе.
– И, Джон, только не десять миллионов, пожалуйста.
– Почему нет?
Подбородок Чезаре заметно дрожал.
– Я же сказал, тогда придется платить налог на дарение, и я не смогу держать это в тайне от Хелен.
– Понял. Тогда сколько?
– Сумма, свободная от налогов, ограничена десятью тысячами долларов в год. Если бы ты перевел мне десять тысяч сейчас и еще десять тысяч в будущем году…
– Двадцать тысяч? И все? Ты это серьезно?
– Только чтобы покрыть потери. А дальше я управлюсь.
– Ну, хорошо. Я сделаю, как скажешь. Какие проблемы!
– Спасибо. – Чезаре вздохнул. – А с десятью миллионами я бы не управился, честное слово. Я не знаю, что с ними будет делать папа. А ты сам? Я удивляюсь, как ты еще не свихнулся!
Джон пожал плечами:
– Еще успею.
* * *
Им пришлось улететь вечерним рейсом, потому что Чезаре взял на работе только один день отгула. Было долгое прощание с объятиями и поцелуями, в которое втянули и Джона, не обошлось и без материнских слез. Они поймали на улице такси, при этом оба охранника стояли неподалеку как тени.
Потом все вернулись в гостиную, и отец налил кьянти.
– Знаешь, Джон, – сказал он после первого глотка. – Я счастливый человек. Ну, у меня не всегда такой уж сияющий вид, но ведь можно быть счастливым, даже забывая о том, что ты счастлив. Но когда я прихожу в чувство, то вспоминаю, что я счастливый человек. Не только потому, что я женился на твоей матери и живу с ней в удачном браке, хотя это, разумеется, тоже важно. Но прежде всего я счастлив, потому что люблю свою работу. Видишь ли, можно любить жену, это прекрасно, но сколько времени ты ее видишь? Ну, час, может, два в день. А на работе ты целый день, поэтому даже по времени работа важнее всего. Я люблю кожу – как она пахнет, какова она на ощупь под пальцами, – я люблю резать кожу, протыкать в ней шилом дырочки для дратвы; я люблю стук молотка, когда прибиваю каблук, и люблю пришивать на машине новую подошву. Пусть я не самый лучший в мире сапожник.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199
– Несколько лет назад, – начал рассказывать отец, – один человек на нашей улице выиграл в лотерею. Джанна, ты его помнишь? Он еще все время выгуливал пуделя с белым пятном на лбу… Русский, Мальков, что ли…
– Маленков, – поправила мать. – Кэрол Маленков. Но он из Польши.
– Маленков, правильно. Он выиграл в лотерею два миллиона долларов, кажется. Шофер автобуса. И перестал работать, только гулять ходил. Я его постоянно видел с собакой. И вдруг через полгода слышу: он умер. Его жена сказала, что ему было вредно ничего не делать. Сердце так разленилось, что перестало биться.
– Богатство осложняет жизнь, – вставила Хелен. – Ты, может быть, еще не осознал это. Но у тебя теперь большая вилла, машины, яхта, прислуга… Обо всем этом надо беспокоиться. Это отнимает много времени, которое тебе уже не принадлежит. И спрашивается, кто кем владеет – ты собственностью или она тобой?
– Ну да, – осторожно ответил Джон. – Раньше я целый день развозил пиццу, чтобы заплатить за комнату. И мне принадлежало еще меньше времени.
Он не хотел говорить ей напрямую, что она понятия не имеет о том, что значит быть богатым.
– Но охранники! – воскликнула она. – Джон, уж лучше я буду работать, чем постоянно терпеть около себя охранников.
– Иметь триллион долларов – это, конечно, некоторое извращение, я признаю, – сказал Джон.
– Нет, нет. Сейчас каждый доллар, который у меня есть, я зарабатываю сама. Я потеряла бы это чувство независимости, если бы приняла твои деньги.
Джон пожал плечами:
– Воля твоя.
А о Чезаре как бы и речи нет, да?
* * *
По дороге к кафе, в котором когда-то их отец сделал предложение их матери, Хелен спросила его, почему он просто не раздаст свои деньги по разным благотворительным организациям.
– Ты же можешь оставить себе десять миллионов и жить на проценты, как сам сказал. И горя не знать ни с богатством, ни с бедностью.
– Горя я и так пока не знаю, а заботы есть, но совсем другие, – признался Джон. Стоял великолепный солнечный день, блестели длинные шеи фонарей и почтовый ящик на углу. Уличное движение было оживленным.
Их родители рука об руку шли немного впереди, и Джон рассказал своему брату и невестке о прорицании, связанном с наследством их предка, и о том, что должен сохранять деньги для намерения, которое можно будет осуществить только с большими деньгами, но что это за намерение, он пока не знает.
Хозяин кафе, как и каждый год, зарезервировал для них определенный столик.
– Я сидела вот здесь, – рассказывала мать с грустной улыбкой, – а ваш отец здесь. На том же самом стуле.
– Конечно, теперь это уже не тот стул, – проворчал отец и запыхтел, чтобы не выказать волнения.
– У нас был капучино.
– А разве не кофе con latte?
– И мы пришли сюда из кино на Пятой, это с голубой башенкой, которую потом снесли. Был фильм с Кэри Грантом.
– «Над крышами Ниццы». Так он назывался.
– Я еще всеми мыслями была в фильме. А он вдруг и спрашивает меня, не хочу ли я выйти за него замуж! Представляете?
– Я боялся, что если сейчас не спрошу, то уже никогда не спрошу.
– Он сам тогда походил на Кэри Гранта, ваш отец.
– Ой, ну что ты…
– И я сразу же сказала «да», ни секунды не раздумывая.
Он взял ее руку в свою, изработанную, с возрастной пигментацией.
– А вышла бы ты за меня сейчас, если бы можно было повернуть время вспять?
Она обняла его:
– Хоть тысячу раз поворачивай, все равно бы вышла!
Они поцеловались и застенчиво отпустили друг друга, будто в их поцелуе было что-то неподобающее, и оба засмеялись, осознав, как старомодна их реакция.
Потом все заказали капучино – только Хелен захотела эспрессо – и пирожные. Джону показалось, что Чезаре и его жена как-то напряжены. Видимо, эта сцена, повторявшаяся из года в год, не вводила их в лирическое состояние.
На обратном пути Чезаре втянул Джона в разговор о футболе, который наводил на Хелен скуку, и она присоединилась к своим свекру и свекрови. Чезаре немного придержал Джона, чтобы отстать от остальных.
– Если вернуться к этому разговору насчет денег… – он запнулся, не зная, как продолжить.
– Ну-ну? – подбодрил его Джон.
– Несколько месяцев назад я приобрел один пакет акций. Мне казалось, что дело верное. И я решил рискнуть. – Чезаре помедлил. – Хелен про это ничего не знает. Естественно, все лопнуло, и теперь у меня проблемы с выплатами за дом и за…
– Все ясно. Только дай мне номер твоего счета.
– Ты же знаешь, финансовые служащие зарабатывают копейки, поэтому я думал, если ты… ну, ты ведь сам предложил…
– Чезаре, тебе ни в чем не надо оправдываться. Хелен ничего не узнает, это я тебе обещаю.
Его брат, убедившись, что его лучшая половина не видит и не слышит, сунул Джону бумажку, которую написал заранее – в туалете кафе.
– И, Джон, только не десять миллионов, пожалуйста.
– Почему нет?
Подбородок Чезаре заметно дрожал.
– Я же сказал, тогда придется платить налог на дарение, и я не смогу держать это в тайне от Хелен.
– Понял. Тогда сколько?
– Сумма, свободная от налогов, ограничена десятью тысячами долларов в год. Если бы ты перевел мне десять тысяч сейчас и еще десять тысяч в будущем году…
– Двадцать тысяч? И все? Ты это серьезно?
– Только чтобы покрыть потери. А дальше я управлюсь.
– Ну, хорошо. Я сделаю, как скажешь. Какие проблемы!
– Спасибо. – Чезаре вздохнул. – А с десятью миллионами я бы не управился, честное слово. Я не знаю, что с ними будет делать папа. А ты сам? Я удивляюсь, как ты еще не свихнулся!
Джон пожал плечами:
– Еще успею.
* * *
Им пришлось улететь вечерним рейсом, потому что Чезаре взял на работе только один день отгула. Было долгое прощание с объятиями и поцелуями, в которое втянули и Джона, не обошлось и без материнских слез. Они поймали на улице такси, при этом оба охранника стояли неподалеку как тени.
Потом все вернулись в гостиную, и отец налил кьянти.
– Знаешь, Джон, – сказал он после первого глотка. – Я счастливый человек. Ну, у меня не всегда такой уж сияющий вид, но ведь можно быть счастливым, даже забывая о том, что ты счастлив. Но когда я прихожу в чувство, то вспоминаю, что я счастливый человек. Не только потому, что я женился на твоей матери и живу с ней в удачном браке, хотя это, разумеется, тоже важно. Но прежде всего я счастлив, потому что люблю свою работу. Видишь ли, можно любить жену, это прекрасно, но сколько времени ты ее видишь? Ну, час, может, два в день. А на работе ты целый день, поэтому даже по времени работа важнее всего. Я люблю кожу – как она пахнет, какова она на ощупь под пальцами, – я люблю резать кожу, протыкать в ней шилом дырочки для дратвы; я люблю стук молотка, когда прибиваю каблук, и люблю пришивать на машине новую подошву. Пусть я не самый лучший в мире сапожник.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199