Ее долина лежала между Пустынным и Зубчатым кряжами. Подобно своим сестрам, она принимала в себя мириады ручейков, речушек, водопадиков и фонтанчиков, сбегавших с холмов и утесов. Вся земля в Лаллиллире была прорезана серебряными и янтарными прожилками, украшена пластинами платины в тех местах, где вода застаивалась в заводях, образованных огромными валунами. На ней сверкали бриллиантовые ожерелья внезапных родников, пробивающихся из подземных чертогов. Вершины кряжей были мрачны и унылы, зато долины густо поросли папоротником и замшелыми деревьями, с которых свисали вуали лиан и плющей. Там, в облачках хрустального тумана, все время изгибались радуги.
Лаллиллир облюбовали для себя духи воды. Но они не могли надолго покидать приютившие их реки и ручьи. А сухопутная нежить не могла пересекать бесконечные бурлящие потоки Лаллиллира — текущая вода была враждебна их колдовской натуре. Им приходилось держаться по вершинам хребтов — и так они и делали. Однако если с юга еще возможно было проникнуть в Лаллиллир поверху, не пересекая текущую воду, то выйти из него на севере, не перебравшись через Воронью реку, было решительно невозможно, разве что по самым восточным холмам Зубчатого кряжа. Поэтому нежить шла по Лаллиллиру только по вершинам Зубчатых холмов — так повелось испокон веков. Тропа, которой они путешествовали, звалась Дорогой Нежити.
— Ни один смертный не выживет, если решит пуститься по Дороге Нежити, — мрачно пророчествовал уриск. — Там нельзя идти. Вам надо бы держаться западных склонов Пустынного кряжа, в верхних притоках Чернушки. Если бы вы могли заглянуть за вершину Маллорстранга, так увидели бы: это ровнехонько к северу отсюда. Придется постоянно переходить через ручейки, зато каждый из них будет новой преградой для всякой нежити, что попытается вас преследовать.
— Но все равно нежить сможет напасть на нас сверху — с горных отрогов, — возразила Вивиана.
— Вся штука в том, чтобы держаться в развилках между двумя речками. Если кто устроит на вас засаду — спускайтесь ниже по склону, пока не наткнетесь на очередной ручей и не перейдете его. Только помните: чем вы ниже, чем ближе ко дну долины, тем потоки шире, быстрее и тем труднее через них перебраться.
— А что нам делать, — спросила Тахгил, — когда мы придем к концу долины, где Воронья река сворачивает, преграждая нам путь? Уж явно такую широкую реку вброд не перейти.
— Черный мост, — вмешался в разговор Эрроусмит. — В том месте Воронью пересекает Черный мост. С тех пор как Старый мост подмыло течением, кроме Черного, там других переправ и не осталось. Старый мост стоял на Королевском Тракте, но в наших краях тракт давно уж пришел в негодность.
— Всего один мост? — переспросила Тахгил. — Мне это не нравится. Один мост — это опасно. Ведь наши враги, зная, что у нас нет другого выбора, вполне могут засесть в засаде именно там.
— Чистая правда, — согласился Эрроусмит. — Именно потому-то вам и понадобится сильная мужская рука, чтобы отбить нападение.
— Сын моря! — резко произнес уриск, прижимая уши к голове. — Тебя любит соленая вода, не пресная! А здешние хребты и долины куда как выше уровня моря! И как далеко, по-твоему, ты успеешь зайти в Лаллиллир, прежде чем эти ручьи высосут из тебя всю силу и ты станешь слабее грудного младенца? Тогда ты будешь для этих девиц не защитником, а обузой.
— А кто тогда отправится вместе с ними? — парировал Эрроусмит. — Ты? Да тебе придется еще хуже, чем мне, козленочек. Ты даже через Каррахан переправиться не в состоянии. Кроме того, ты смыслишь только в хозяйстве. Какой из тебя боец?
— Да, боец никакой, но боец ли тут нужен? Им требуется ловкость и хитрость, да еще знание и, может, чуточка колдовства — иначе смертным Лаллиллир не преодолеть.
— И что ты предлагаешь, уриск? — спросила Тахгил. В странных глазах косматого духа покачивалось отражение пламени — медно-красное, как леса осенью.
— Ничего. Не знаю.
Внезапно в разговор вмешалась Вивиана.
— Госпожа, — зачастила она, — помните ли, что нашел в своей седельной сумке Дайн Пеннириг, когда мы вернулись в город из Штормовой Башни?
Тахгил покачала головой и озадаченно наморщила нос.
— Госпожа, да ведь лебединое перо, — продолжала Вивиана. — А вы еще сказали, это, мол, могущественный талисман. Может, он-то сейчас нас и выручит?
Тахгил медленно кивнула.
— Если у вас есть Призыватель, — настоятельно произнес уриск, — используйте его.
Тахгил вытащила потрепанный мешочек — одну из немногих памяток о прошлом, что удалось ей спасти из Тамхании. Внутри примостилось черное перышко — еще более оборванное, мятое и растрепанное, чем прежде. И в самом деле, с тех пор как Тахгил получила его, случилось столько всего разного, что девушка напрочь забыла о таком пустячке.
— Ах! И в самом деле здорово! — воскликнул уриск, рассмотрев перышко. — Ведь пересечь текущую воду можно разными способами! Воспользуйся им, девонька!
— Прямо сейчас? — спросила Тахгил.
Эрроусмит улыбнулся, а уриск чуть нагнул кудрявую голову в знак согласия.
— Но как? — продолжала недоумевать девушка.
— Передай перышку свое послание, — сказал Эрроусмит. — Подкинь повыше.
Тахгил встала и, вспомнив слова, которым научила ее Маэва Одноглазка, прошептала лебединому перышку:
— Приди, Витбью. Помоги нам.
Подняв руку, она отпустила перо, ожидая, что оно плавно опустится на землю. Но тут, словно из ниоткуда, налетел внезапный порыв ветерка и, выхватив перышко, унес его прочь.
Окрашенные коричневой краской пряди волос девушки взметнулись, закрывая ей лицо.
— А теперь? — спросила Тахгил.
— Ждать.
Этой ночью три смертные девицы легли спать, сами не свои от волнения, что связывало их, точно туго натянутая нить. Двое же самозваных стражей и глаз не сомкнули.
Лебединая дева явилась в час ухта, в те эфемерные предрассветные минуты на границе дня и ночи, когда мир особенно шаток и случаются самые странные вещи. Сперва до путников донесся шум крыльев, свист воздуха. А потом из росистых сумерек возникла женская фигура — как будто соткалась из небес, облаков и света последней гаснущей звезды. На лбу у нее сверкала поразительно яркая алая лента — как венок только что сорванных роз. Черный плащ из перьев спадал с хрупких плеч до босых перепончатых ножек. Точеные лодыжки были обвиты красными коралловыми браслетами под цвет красным, как лепестки мака, ногтям. Витбью предстала глазам путников прекрасной девушкой, но в красоте ее было что-то дикое, нелюдское, странное. При взгляде на нее сразу вспоминались болотистые лесные озерца, поблескивающее сквозь поднимающийся туман. Она остановилась чуть поодаль — безмолвная, отчужденная.
Тахгил уже проснулась.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141
Лаллиллир облюбовали для себя духи воды. Но они не могли надолго покидать приютившие их реки и ручьи. А сухопутная нежить не могла пересекать бесконечные бурлящие потоки Лаллиллира — текущая вода была враждебна их колдовской натуре. Им приходилось держаться по вершинам хребтов — и так они и делали. Однако если с юга еще возможно было проникнуть в Лаллиллир поверху, не пересекая текущую воду, то выйти из него на севере, не перебравшись через Воронью реку, было решительно невозможно, разве что по самым восточным холмам Зубчатого кряжа. Поэтому нежить шла по Лаллиллиру только по вершинам Зубчатых холмов — так повелось испокон веков. Тропа, которой они путешествовали, звалась Дорогой Нежити.
— Ни один смертный не выживет, если решит пуститься по Дороге Нежити, — мрачно пророчествовал уриск. — Там нельзя идти. Вам надо бы держаться западных склонов Пустынного кряжа, в верхних притоках Чернушки. Если бы вы могли заглянуть за вершину Маллорстранга, так увидели бы: это ровнехонько к северу отсюда. Придется постоянно переходить через ручейки, зато каждый из них будет новой преградой для всякой нежити, что попытается вас преследовать.
— Но все равно нежить сможет напасть на нас сверху — с горных отрогов, — возразила Вивиана.
— Вся штука в том, чтобы держаться в развилках между двумя речками. Если кто устроит на вас засаду — спускайтесь ниже по склону, пока не наткнетесь на очередной ручей и не перейдете его. Только помните: чем вы ниже, чем ближе ко дну долины, тем потоки шире, быстрее и тем труднее через них перебраться.
— А что нам делать, — спросила Тахгил, — когда мы придем к концу долины, где Воронья река сворачивает, преграждая нам путь? Уж явно такую широкую реку вброд не перейти.
— Черный мост, — вмешался в разговор Эрроусмит. — В том месте Воронью пересекает Черный мост. С тех пор как Старый мост подмыло течением, кроме Черного, там других переправ и не осталось. Старый мост стоял на Королевском Тракте, но в наших краях тракт давно уж пришел в негодность.
— Всего один мост? — переспросила Тахгил. — Мне это не нравится. Один мост — это опасно. Ведь наши враги, зная, что у нас нет другого выбора, вполне могут засесть в засаде именно там.
— Чистая правда, — согласился Эрроусмит. — Именно потому-то вам и понадобится сильная мужская рука, чтобы отбить нападение.
— Сын моря! — резко произнес уриск, прижимая уши к голове. — Тебя любит соленая вода, не пресная! А здешние хребты и долины куда как выше уровня моря! И как далеко, по-твоему, ты успеешь зайти в Лаллиллир, прежде чем эти ручьи высосут из тебя всю силу и ты станешь слабее грудного младенца? Тогда ты будешь для этих девиц не защитником, а обузой.
— А кто тогда отправится вместе с ними? — парировал Эрроусмит. — Ты? Да тебе придется еще хуже, чем мне, козленочек. Ты даже через Каррахан переправиться не в состоянии. Кроме того, ты смыслишь только в хозяйстве. Какой из тебя боец?
— Да, боец никакой, но боец ли тут нужен? Им требуется ловкость и хитрость, да еще знание и, может, чуточка колдовства — иначе смертным Лаллиллир не преодолеть.
— И что ты предлагаешь, уриск? — спросила Тахгил. В странных глазах косматого духа покачивалось отражение пламени — медно-красное, как леса осенью.
— Ничего. Не знаю.
Внезапно в разговор вмешалась Вивиана.
— Госпожа, — зачастила она, — помните ли, что нашел в своей седельной сумке Дайн Пеннириг, когда мы вернулись в город из Штормовой Башни?
Тахгил покачала головой и озадаченно наморщила нос.
— Госпожа, да ведь лебединое перо, — продолжала Вивиана. — А вы еще сказали, это, мол, могущественный талисман. Может, он-то сейчас нас и выручит?
Тахгил медленно кивнула.
— Если у вас есть Призыватель, — настоятельно произнес уриск, — используйте его.
Тахгил вытащила потрепанный мешочек — одну из немногих памяток о прошлом, что удалось ей спасти из Тамхании. Внутри примостилось черное перышко — еще более оборванное, мятое и растрепанное, чем прежде. И в самом деле, с тех пор как Тахгил получила его, случилось столько всего разного, что девушка напрочь забыла о таком пустячке.
— Ах! И в самом деле здорово! — воскликнул уриск, рассмотрев перышко. — Ведь пересечь текущую воду можно разными способами! Воспользуйся им, девонька!
— Прямо сейчас? — спросила Тахгил.
Эрроусмит улыбнулся, а уриск чуть нагнул кудрявую голову в знак согласия.
— Но как? — продолжала недоумевать девушка.
— Передай перышку свое послание, — сказал Эрроусмит. — Подкинь повыше.
Тахгил встала и, вспомнив слова, которым научила ее Маэва Одноглазка, прошептала лебединому перышку:
— Приди, Витбью. Помоги нам.
Подняв руку, она отпустила перо, ожидая, что оно плавно опустится на землю. Но тут, словно из ниоткуда, налетел внезапный порыв ветерка и, выхватив перышко, унес его прочь.
Окрашенные коричневой краской пряди волос девушки взметнулись, закрывая ей лицо.
— А теперь? — спросила Тахгил.
— Ждать.
Этой ночью три смертные девицы легли спать, сами не свои от волнения, что связывало их, точно туго натянутая нить. Двое же самозваных стражей и глаз не сомкнули.
Лебединая дева явилась в час ухта, в те эфемерные предрассветные минуты на границе дня и ночи, когда мир особенно шаток и случаются самые странные вещи. Сперва до путников донесся шум крыльев, свист воздуха. А потом из росистых сумерек возникла женская фигура — как будто соткалась из небес, облаков и света последней гаснущей звезды. На лбу у нее сверкала поразительно яркая алая лента — как венок только что сорванных роз. Черный плащ из перьев спадал с хрупких плеч до босых перепончатых ножек. Точеные лодыжки были обвиты красными коралловыми браслетами под цвет красным, как лепестки мака, ногтям. Витбью предстала глазам путников прекрасной девушкой, но в красоте ее было что-то дикое, нелюдское, странное. При взгляде на нее сразу вспоминались болотистые лесные озерца, поблескивающее сквозь поднимающийся туман. Она остановилась чуть поодаль — безмолвная, отчужденная.
Тахгил уже проснулась.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141