Ее словно сковал паралич — она не смела протянуть руку и коснуться возлюбленного, — а вдруг он окажется лишь призраком, фантомом, Но на губах его играла нежная, изумленная улыбка.
— Скажи мне что-нибудь, — пробормотал он низким мелодичным голосом, который так хорошо помнила девушка.
— Увы, — сказала она, — они и тебя сделали своим пленником?
— Пленником? Да.
Он легонько коснулся рукой ее локтя — невесомое прикосновение, однако оно пронзило ее, точно удар копья.
Торн вдруг рассмеялся, бросив на возлюбленную любопытный, непостижимо-загадочный взгляд.
— Да ты и в самом деле сокровище средь всех дев мира.
— О мой Торн! Я страдала по тебе. Ты нужен мне как дыхание! Для меня величайшая радость вновь обрести тебя — но неизмеримое горе найти тебя именно здесь, в этом опасном месте.
Он оглядел ее с головы до ног.
— Любовь моя, ты можешь даровать свободу нам обоим. Только скажи, где находятся последние Ворота в Светлое королевство и как их открыть.
— Догадываюсь, они рассказали тебе мою историю, возлюбленный, хотя понятия не имею, как они вызнали правду. Ах, если бы я могла описать Ворота! Я помню лишь, что лежат они где-то в Аркдуре и открыть их может лишь моя рука. Ах, если бы я могла отправить сквозь них Моррагана и всю его родню, чтобы навсегда избавить Эрис от этого проклятия!
— Сколь сильно ты ненавидишь Светлых.
— А кто из смертных станет их любить? Они крадут нас, играют нами, обманывают и искушают нас — для них, Чужаков, мы всего лишь игрушка, сломал и выбросил. Их жестокость и душевная черствость ие знают границ. Честное слово, любовь моя, сумей я отыскать Ворота, я бы так и сделала — но когда я проходила в них, на меня было наложено заклятие. Из-за него я потеряла память и обрела ее вновь, лишь когда нашла вот этот браслет, что ты видишь у меня на руке. Но даже и тогда она вернулась ко мне не полностью. И тот единственный факт, который я жажду узнать превыше всего остального, скрыт от меня. А даже если я вспомню, Ворота отнюдь не обязательно окажутся на прежнем месте — ибо это Блуждающие Ворота.
Торн заключил девушку в объятия, и она едва не лишилась чувств от восторга. Тело его под темно-синим бархатом дублета было подобно живой стали.
— Блуждающие или нет, они останутся там, где ты последний раз видела их. Ты должна вспомнить, — настаивал он. — Должна, если любишь меня.
Гиацинтовый поток его волос упал, окутал их обоих сплошной пеленой. Подняв руку, девушка запустила пальцы в эту роскошную густую гриву. Сердце у нее стучало, будто подземный рокот Таптартарата. Каждый удар сотрясал ее всю, до самых глубин. Ею овладело какое-то новое чувство — чем-то похожее на тиски лангота, на неутолимый голод. Девушка безумно жаждала, чтобы Торн поцеловал ее — лишь его поцелуй мог утолить эту тоску, это желание.
— Твоя страсть — прекраснейший из всех тиранов мира, — произнес Торн. — И почему нам отказывать ей?
Девушка подняла взгляд наверх — туда, где роскошная вышивка его воротника отгибалась назад, обнажая шею Торна, мягкую впадинку там, где встречались две прямые ключицы. Над этой впадинкой поднимался мужественный изгиб его горла. При каждом завораживающем слове, что слетало с уст возлюбленного Тахгил, под кожей у него словно бы перекатывалась спелая слива. Глаза девушки вбирали в себя мельчайшие детали, прослеживали скульптурные очертания его подбородка, чисто выбритого, но все же словно бы припудренного темным порошком в тон его волос, потом — линии чеканных скул и все, до единой, черты лица, столь прекрасного, что ни одна женщина не могла бы взирать на него, не почувствовав, что сердце у нее разрывается на куски.
— Не вздыхай так печально, маленькая моя птичка. Ты получишь столько меня, сколько пожелаешь, и даже больше. — В голосе его сплелись радость и легкая насмешка. — Я не стану жалеть времени на то, чтобы вдосталь тебя порадовать.
Легко, словно ребенка, подняв Тахгил-Ашалинду на руки, он уложил ее на диван, обитый темно-красным, почти черным шелком, края которого были вышиты серебром и жемчугом.
Девушка глядела на возлюбленного — и не могла наглядеться, упивалась его красотой, думала только о нем, позабыв про все на свете. Звездный свет играл в волосах Торна, зажигал их нежным сиянием полуночного неба. Ловкие длинные пальцы Короля-Императора уже расстегнули пояс, на котором висел кинжал, отшвырнули его в сторону. Украшенная самоцветами рукоять кинжала ударилась о пол, зазвенела, тихо, но резко и неприятно. Внезапно Тахгил вспомнила, как рука Торна совсем недавно лежала на ее рукаве.
Ашалинда вскочила на ноги, срывая с горла тилгал и железную пряжку. Цепочка лопнула, украшенный листьями нефрита тилгал покатился по полу. Девушка крепко зажала в кулаке стальную пряжку. Кейтри, про которую до этой минуты оба напрочь позабыли, в страхе съежилась в другом конце комнаты. Смущенная интимностью этой встречи, невольной свидетельницей которой сделалась, девочка зажмурилась. Теперь же внезапный шум испугал ее еще сильнее и заставил открыть глаза.
— Господин мой, — Ашалинда на миг заколебалась и набрала в грудь побольше воздуху, — вижу, что тебе позволили сохранить кинжал. Но как наши тюремщики не побоялись оставить оружие пленнику?
Мерцающую пелену волшебства всколыхнул порыв внезапного ветра.
Или так показалось.
— Светлые не боятся клинков, сработанных смертными мастерами, — холодно ответил Торн, пристально глядя на девушку.
— Господин мой носит кинжал слева. Как же он достает его, если не правой рукой?
Он улыбнулся белозубой волчьей улыбкой. У Ашалинды волосы встали дыбом.
— Кто ты?
— Госпожа, госпожа, да что вы такое говорите? — Кейтри дернула ее за рукав. — Ваше величество, умоляю, не обращайте внимания. Моя госпожа столько натерпелась…
Ашалинда оттолкнула ее в сторону.
— Кто ты?
— Не узнаешь меня, Элиндор?
Черты его слегка изменились — а быть может, чуть по-иному заработали клетки на сетчатке глаз девушки, или чуть иные сигналы потекли от зрительных анализаторов к мозгу. В чем бы ни состояла перемена, она была еле уловимой. Но вполне достаточной.
— Нет! — В ужасе Ашалинда пыталась отрицать страшную правда. — Нет!
Однако это была правда. Пред ней стоял не Торн, но и — чего она испугалась в первый миг — не сладострастный ганконер, Юный Валентин из Циннарина. Девушка побелела, как лилия.
— Назови мое имя, — велел он.
Слезы черными осами роились в глазах Ашалинды.
— Назови! — повторил он.
— Морраган.
— Вот так-то, — неторопливо промолвил он. — Как нежно звучит имя первой любви в устах любой девушки.
— Ошибаетесь, сэр. Я никогда не любила вас.
Он насмешливо смотрел ей в лицо.
— Раз за разом ты не жалеешь усилий, чтобы увидеться со мной в моих же собственных владениях — дважды в Каркоиноре, один раз в Призрачных Башнях, а теперь вот и в Готалламоре.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141
— Скажи мне что-нибудь, — пробормотал он низким мелодичным голосом, который так хорошо помнила девушка.
— Увы, — сказала она, — они и тебя сделали своим пленником?
— Пленником? Да.
Он легонько коснулся рукой ее локтя — невесомое прикосновение, однако оно пронзило ее, точно удар копья.
Торн вдруг рассмеялся, бросив на возлюбленную любопытный, непостижимо-загадочный взгляд.
— Да ты и в самом деле сокровище средь всех дев мира.
— О мой Торн! Я страдала по тебе. Ты нужен мне как дыхание! Для меня величайшая радость вновь обрести тебя — но неизмеримое горе найти тебя именно здесь, в этом опасном месте.
Он оглядел ее с головы до ног.
— Любовь моя, ты можешь даровать свободу нам обоим. Только скажи, где находятся последние Ворота в Светлое королевство и как их открыть.
— Догадываюсь, они рассказали тебе мою историю, возлюбленный, хотя понятия не имею, как они вызнали правду. Ах, если бы я могла описать Ворота! Я помню лишь, что лежат они где-то в Аркдуре и открыть их может лишь моя рука. Ах, если бы я могла отправить сквозь них Моррагана и всю его родню, чтобы навсегда избавить Эрис от этого проклятия!
— Сколь сильно ты ненавидишь Светлых.
— А кто из смертных станет их любить? Они крадут нас, играют нами, обманывают и искушают нас — для них, Чужаков, мы всего лишь игрушка, сломал и выбросил. Их жестокость и душевная черствость ие знают границ. Честное слово, любовь моя, сумей я отыскать Ворота, я бы так и сделала — но когда я проходила в них, на меня было наложено заклятие. Из-за него я потеряла память и обрела ее вновь, лишь когда нашла вот этот браслет, что ты видишь у меня на руке. Но даже и тогда она вернулась ко мне не полностью. И тот единственный факт, который я жажду узнать превыше всего остального, скрыт от меня. А даже если я вспомню, Ворота отнюдь не обязательно окажутся на прежнем месте — ибо это Блуждающие Ворота.
Торн заключил девушку в объятия, и она едва не лишилась чувств от восторга. Тело его под темно-синим бархатом дублета было подобно живой стали.
— Блуждающие или нет, они останутся там, где ты последний раз видела их. Ты должна вспомнить, — настаивал он. — Должна, если любишь меня.
Гиацинтовый поток его волос упал, окутал их обоих сплошной пеленой. Подняв руку, девушка запустила пальцы в эту роскошную густую гриву. Сердце у нее стучало, будто подземный рокот Таптартарата. Каждый удар сотрясал ее всю, до самых глубин. Ею овладело какое-то новое чувство — чем-то похожее на тиски лангота, на неутолимый голод. Девушка безумно жаждала, чтобы Торн поцеловал ее — лишь его поцелуй мог утолить эту тоску, это желание.
— Твоя страсть — прекраснейший из всех тиранов мира, — произнес Торн. — И почему нам отказывать ей?
Девушка подняла взгляд наверх — туда, где роскошная вышивка его воротника отгибалась назад, обнажая шею Торна, мягкую впадинку там, где встречались две прямые ключицы. Над этой впадинкой поднимался мужественный изгиб его горла. При каждом завораживающем слове, что слетало с уст возлюбленного Тахгил, под кожей у него словно бы перекатывалась спелая слива. Глаза девушки вбирали в себя мельчайшие детали, прослеживали скульптурные очертания его подбородка, чисто выбритого, но все же словно бы припудренного темным порошком в тон его волос, потом — линии чеканных скул и все, до единой, черты лица, столь прекрасного, что ни одна женщина не могла бы взирать на него, не почувствовав, что сердце у нее разрывается на куски.
— Не вздыхай так печально, маленькая моя птичка. Ты получишь столько меня, сколько пожелаешь, и даже больше. — В голосе его сплелись радость и легкая насмешка. — Я не стану жалеть времени на то, чтобы вдосталь тебя порадовать.
Легко, словно ребенка, подняв Тахгил-Ашалинду на руки, он уложил ее на диван, обитый темно-красным, почти черным шелком, края которого были вышиты серебром и жемчугом.
Девушка глядела на возлюбленного — и не могла наглядеться, упивалась его красотой, думала только о нем, позабыв про все на свете. Звездный свет играл в волосах Торна, зажигал их нежным сиянием полуночного неба. Ловкие длинные пальцы Короля-Императора уже расстегнули пояс, на котором висел кинжал, отшвырнули его в сторону. Украшенная самоцветами рукоять кинжала ударилась о пол, зазвенела, тихо, но резко и неприятно. Внезапно Тахгил вспомнила, как рука Торна совсем недавно лежала на ее рукаве.
Ашалинда вскочила на ноги, срывая с горла тилгал и железную пряжку. Цепочка лопнула, украшенный листьями нефрита тилгал покатился по полу. Девушка крепко зажала в кулаке стальную пряжку. Кейтри, про которую до этой минуты оба напрочь позабыли, в страхе съежилась в другом конце комнаты. Смущенная интимностью этой встречи, невольной свидетельницей которой сделалась, девочка зажмурилась. Теперь же внезапный шум испугал ее еще сильнее и заставил открыть глаза.
— Господин мой, — Ашалинда на миг заколебалась и набрала в грудь побольше воздуху, — вижу, что тебе позволили сохранить кинжал. Но как наши тюремщики не побоялись оставить оружие пленнику?
Мерцающую пелену волшебства всколыхнул порыв внезапного ветра.
Или так показалось.
— Светлые не боятся клинков, сработанных смертными мастерами, — холодно ответил Торн, пристально глядя на девушку.
— Господин мой носит кинжал слева. Как же он достает его, если не правой рукой?
Он улыбнулся белозубой волчьей улыбкой. У Ашалинды волосы встали дыбом.
— Кто ты?
— Госпожа, госпожа, да что вы такое говорите? — Кейтри дернула ее за рукав. — Ваше величество, умоляю, не обращайте внимания. Моя госпожа столько натерпелась…
Ашалинда оттолкнула ее в сторону.
— Кто ты?
— Не узнаешь меня, Элиндор?
Черты его слегка изменились — а быть может, чуть по-иному заработали клетки на сетчатке глаз девушки, или чуть иные сигналы потекли от зрительных анализаторов к мозгу. В чем бы ни состояла перемена, она была еле уловимой. Но вполне достаточной.
— Нет! — В ужасе Ашалинда пыталась отрицать страшную правда. — Нет!
Однако это была правда. Пред ней стоял не Торн, но и — чего она испугалась в первый миг — не сладострастный ганконер, Юный Валентин из Циннарина. Девушка побелела, как лилия.
— Назови мое имя, — велел он.
Слезы черными осами роились в глазах Ашалинды.
— Назови! — повторил он.
— Морраган.
— Вот так-то, — неторопливо промолвил он. — Как нежно звучит имя первой любви в устах любой девушки.
— Ошибаетесь, сэр. Я никогда не любила вас.
Он насмешливо смотрел ей в лицо.
— Раз за разом ты не жалеешь усилий, чтобы увидеться со мной в моих же собственных владениях — дважды в Каркоиноре, один раз в Призрачных Башнях, а теперь вот и в Готалламоре.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141