все тепло поступает по шахтам снизу. По всему дому зеркала в старинных рамах и огромные шкафы с оловянной и серебряной посудой, так что свет единственной свечи отражается сотни раз.
Доктор Перселл кашлянул.
— Я бывал в таких домах. Их сдают богатым купцам и мелкой знати. Но эта девушка, Ваше Величество, она смогла объяснить, почему она приехала на бал совершенно неподобающим образом, я хочу сказать — без сопровождающих?
— Да, она объяснила. Ее семья сейчас в трауре, так что дядя и тетя не сочли благопристойным показываться на публике. А девушка просто изнывала от этих запретов — а так как ей только шестнадцать или семнадцать, она подумала, что это будет интересное приключение, если она выскользнет из дома и приедет на бал одна. У меня создалось впечатление, — добавил Джарред, и его темные брови сошлись над переносицей, — что ее впустил молодой офицер из стражи у ворот. Она покорила его красотой и ослепила блеском бриллиантов. Она не особенно об этом распространялась. — Король улыбнулся и пожал плечами, — Так как ничего страшного не случилось, я решил подробнее не расспрашивать. Когда она объяснила свое присутствие на балу, я остался у них погостить. Мне представили нескольких ее родственников. Вошли три кузена, все на редкость хороши собой и горды. Мне показалось, что по крайней мере один из них испытывает нежную привязанность к мадемуазель. Двое других его поддразнивали. Было довольно забавно наблюдать, как они прохаживаются, встают в картинные позы и произносят речи…
Затем Джарред нахмурился, и его улыбка погасла. О том, что было дальше, у него сохранились довольно отрывочные и запутанные воспоминания. Он шел длинными коридорами, где его шаги отдавались гулким эхом, проходил через залы со сводчатыми потолками. Мысли его беспорядочно кружили, шаги были неровными. Наконец он оказался в комнате, где был накрыт длинный стол, уставленный серебряной посудой с монограммой и граненым хрусталем. На столе были расставлены, холодные блюда — желе, кремы, взбитые сливки и заливное; все это необъяснимо напоминало ему поминальный ужин. Кто-то подвинул Джарреду стул, и он сел. Он поднес к губам серебряную вилку и почувствовал, как что-то холодное скользнуло по языку, но, проглотив, он понял, что здесь что-то не так, чего-то не хватает.
Джарред с трудом пришел в себя.
— Мы… вроде бы обедали в столовой. Еда казалась такой однообразной, такой до странности безвкусной. Там еще, наверное, было охлажденное вино, но я не уверен. Это вполне могла быть вода.
— Может быть, вы уже начинали плохо себя чувствовать?
— Нисколько. У меня только болела голова, но это началось значительно позже, и все время я находился в приподнятом настроении. Может быть, это может объяснить мое странное поведение. После еды у мужчин нашлись какие-то дела в другом месте, и тетю тоже куда-то позвали, оставив нас с девушкой наедине в гостиной.
Цвет лица Джарреда резко изменился, от этого воспоминания кровь прилила к его щекам.
— Это продолжалось не более четверти часа, и наш разговор был совершенно невинным, я клянусь, я вам клянусь. Но когда вернулась тетя, у меня было совершенно невероятное ощущение, как будто нас застали за каким-то… постыдным занятием. Я не могу этого объяснить, но в тот момент, когда эта ужасная женщина вошла в комнату, я почувствовал, будто она застала меня за чем-то абсолютно непристойным.
Он поднялся со стула, сделав знак философу, чтобы тот не вставал, и стал ходить по комнате.
— Я начал лепетать… даже не помню что. Смысл в том, что у меня самые честные намерения, что мадемуазель Дэбрюль не будет от меня никакого вреда, что…— Он обернулся к философу. — Френсис, — безрадостно сказал он, — я боюсь, что я каким-то образом… обручился.
Повисла долгая звонкая тишина.
Старик произнес:
— Не могло возникнуть какого-то недоразумения? Вы — король Винтерскара, сэр, но кто эта девушка? Неужели вы могли попросить ее руки — это бессмыслица. Мне кажется, вы предложили юной леди только свое покровительство.
Джарред невесело усмехнулся.
— Никакого недоразумения. Френсис, неужели ты думаешь, что я могу так низко пасть и сделать непристойное предложение шестнадцатилетней девушке? Да еще и в присутствии ее тети.
Философ покачал головой. Хотя Джарред вырос при дворе, где манеры ставились выше морали, он каким-то образом приобрел твердые принципы, которые не позволили бы ему соблазнить такую юную девушку. И все-таки Перселл надеялся, что мадемуазель Дэбрюль и ее тетя могли подумать иначе.
— Но тогда, Ваше Величество, как я понимаю, отступать некуда, она немедленно приняла ваше предложение?
— Мой дорогой друг, конечно, она приняла мое предложение! Хотя должен признать: она была так взволнована… мне даже показалось, что она откажется, но ее тетя сделала все, чтобы стало понятно, что она это предложение принимает. Ис очень мило подала мне свою руку и сказала, что постарается быть мне самой преданной женой, — на мгновение я был пьян от счастья, пока я вдруг не вспомнил, что почти не знаю ее и совсем не хочу на ней жениться.
Опять последовало долгое молчание. И только тиканье часов да мягкое жужжание механизмов этажом выше нарушали тишину. Джарред обошел комнату один, другой, третий раз.
— Как вы думаете, Ваше Величество, — наконец произнес Перселл, — не могло ли тут быть какое-нибудь жульничество? Вы сказали, если не ошибаюсь, что с едой было что-то не так?
Джарред недоверчиво рассмеялся.
— Дорогой Френсис, если бы там был яд, я бы почувствовал его вкус, да и с каких пор яд заставляет человека делать глупости?
— Я имел в виду, сэр, снадобья и приворотные зелья. Но вы, конечно, правы, утверждая, что заметили бы что-нибудь. И все-таки…
— И все-таки, — перебил его король, — в моем собственном поведении было что-то странное еще до того, как мы сели за стол, — И он рассказал философу о серии непонятных событий, которые привели его к полуразрушенному дому.
Перселл сначала подумал, не мог ли кто-нибудь подкупить слуг. Но кучером был Алонзо Перис, брат слуги Люка. Эта семья служила семье Джарреда на протяжении многих поколений, и оба лакея тоже происходили из семей, которые служили Вальбургам, Саквилям и Гилианам испокон веков.
— Может быть, в конце концов, мы поднимаем шум на пустом месте, и эти события кажутся нам важными только из-за того, что произошло позже. — Доктор щелкнул зубами, у него имелась такая привычка, когда он бывал собой недоволен. — Но, если даже предположить, что все, что сегодня произошла, — чистая случайность, нельзя ли попробовать откупиться от девушки?
Король укоризненно посмотрел на философа.
— Это недостойно, Френсис. Подобного предложения я мог бы ожидать от дяди, Хьюго Саквиля.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147
Доктор Перселл кашлянул.
— Я бывал в таких домах. Их сдают богатым купцам и мелкой знати. Но эта девушка, Ваше Величество, она смогла объяснить, почему она приехала на бал совершенно неподобающим образом, я хочу сказать — без сопровождающих?
— Да, она объяснила. Ее семья сейчас в трауре, так что дядя и тетя не сочли благопристойным показываться на публике. А девушка просто изнывала от этих запретов — а так как ей только шестнадцать или семнадцать, она подумала, что это будет интересное приключение, если она выскользнет из дома и приедет на бал одна. У меня создалось впечатление, — добавил Джарред, и его темные брови сошлись над переносицей, — что ее впустил молодой офицер из стражи у ворот. Она покорила его красотой и ослепила блеском бриллиантов. Она не особенно об этом распространялась. — Король улыбнулся и пожал плечами, — Так как ничего страшного не случилось, я решил подробнее не расспрашивать. Когда она объяснила свое присутствие на балу, я остался у них погостить. Мне представили нескольких ее родственников. Вошли три кузена, все на редкость хороши собой и горды. Мне показалось, что по крайней мере один из них испытывает нежную привязанность к мадемуазель. Двое других его поддразнивали. Было довольно забавно наблюдать, как они прохаживаются, встают в картинные позы и произносят речи…
Затем Джарред нахмурился, и его улыбка погасла. О том, что было дальше, у него сохранились довольно отрывочные и запутанные воспоминания. Он шел длинными коридорами, где его шаги отдавались гулким эхом, проходил через залы со сводчатыми потолками. Мысли его беспорядочно кружили, шаги были неровными. Наконец он оказался в комнате, где был накрыт длинный стол, уставленный серебряной посудой с монограммой и граненым хрусталем. На столе были расставлены, холодные блюда — желе, кремы, взбитые сливки и заливное; все это необъяснимо напоминало ему поминальный ужин. Кто-то подвинул Джарреду стул, и он сел. Он поднес к губам серебряную вилку и почувствовал, как что-то холодное скользнуло по языку, но, проглотив, он понял, что здесь что-то не так, чего-то не хватает.
Джарред с трудом пришел в себя.
— Мы… вроде бы обедали в столовой. Еда казалась такой однообразной, такой до странности безвкусной. Там еще, наверное, было охлажденное вино, но я не уверен. Это вполне могла быть вода.
— Может быть, вы уже начинали плохо себя чувствовать?
— Нисколько. У меня только болела голова, но это началось значительно позже, и все время я находился в приподнятом настроении. Может быть, это может объяснить мое странное поведение. После еды у мужчин нашлись какие-то дела в другом месте, и тетю тоже куда-то позвали, оставив нас с девушкой наедине в гостиной.
Цвет лица Джарреда резко изменился, от этого воспоминания кровь прилила к его щекам.
— Это продолжалось не более четверти часа, и наш разговор был совершенно невинным, я клянусь, я вам клянусь. Но когда вернулась тетя, у меня было совершенно невероятное ощущение, как будто нас застали за каким-то… постыдным занятием. Я не могу этого объяснить, но в тот момент, когда эта ужасная женщина вошла в комнату, я почувствовал, будто она застала меня за чем-то абсолютно непристойным.
Он поднялся со стула, сделав знак философу, чтобы тот не вставал, и стал ходить по комнате.
— Я начал лепетать… даже не помню что. Смысл в том, что у меня самые честные намерения, что мадемуазель Дэбрюль не будет от меня никакого вреда, что…— Он обернулся к философу. — Френсис, — безрадостно сказал он, — я боюсь, что я каким-то образом… обручился.
Повисла долгая звонкая тишина.
Старик произнес:
— Не могло возникнуть какого-то недоразумения? Вы — король Винтерскара, сэр, но кто эта девушка? Неужели вы могли попросить ее руки — это бессмыслица. Мне кажется, вы предложили юной леди только свое покровительство.
Джарред невесело усмехнулся.
— Никакого недоразумения. Френсис, неужели ты думаешь, что я могу так низко пасть и сделать непристойное предложение шестнадцатилетней девушке? Да еще и в присутствии ее тети.
Философ покачал головой. Хотя Джарред вырос при дворе, где манеры ставились выше морали, он каким-то образом приобрел твердые принципы, которые не позволили бы ему соблазнить такую юную девушку. И все-таки Перселл надеялся, что мадемуазель Дэбрюль и ее тетя могли подумать иначе.
— Но тогда, Ваше Величество, как я понимаю, отступать некуда, она немедленно приняла ваше предложение?
— Мой дорогой друг, конечно, она приняла мое предложение! Хотя должен признать: она была так взволнована… мне даже показалось, что она откажется, но ее тетя сделала все, чтобы стало понятно, что она это предложение принимает. Ис очень мило подала мне свою руку и сказала, что постарается быть мне самой преданной женой, — на мгновение я был пьян от счастья, пока я вдруг не вспомнил, что почти не знаю ее и совсем не хочу на ней жениться.
Опять последовало долгое молчание. И только тиканье часов да мягкое жужжание механизмов этажом выше нарушали тишину. Джарред обошел комнату один, другой, третий раз.
— Как вы думаете, Ваше Величество, — наконец произнес Перселл, — не могло ли тут быть какое-нибудь жульничество? Вы сказали, если не ошибаюсь, что с едой было что-то не так?
Джарред недоверчиво рассмеялся.
— Дорогой Френсис, если бы там был яд, я бы почувствовал его вкус, да и с каких пор яд заставляет человека делать глупости?
— Я имел в виду, сэр, снадобья и приворотные зелья. Но вы, конечно, правы, утверждая, что заметили бы что-нибудь. И все-таки…
— И все-таки, — перебил его король, — в моем собственном поведении было что-то странное еще до того, как мы сели за стол, — И он рассказал философу о серии непонятных событий, которые привели его к полуразрушенному дому.
Перселл сначала подумал, не мог ли кто-нибудь подкупить слуг. Но кучером был Алонзо Перис, брат слуги Люка. Эта семья служила семье Джарреда на протяжении многих поколений, и оба лакея тоже происходили из семей, которые служили Вальбургам, Саквилям и Гилианам испокон веков.
— Может быть, в конце концов, мы поднимаем шум на пустом месте, и эти события кажутся нам важными только из-за того, что произошло позже. — Доктор щелкнул зубами, у него имелась такая привычка, когда он бывал собой недоволен. — Но, если даже предположить, что все, что сегодня произошла, — чистая случайность, нельзя ли попробовать откупиться от девушки?
Король укоризненно посмотрел на философа.
— Это недостойно, Френсис. Подобного предложения я мог бы ожидать от дяди, Хьюго Саквиля.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147