На Лили накатила волна негодования. Они уже спустились на первый этаж, стремительно пронеслись мимо позолоченных колонн и огромных зеркал и вылетели, все еще продолжая ругаться, из театра.
— Нет, это просто немыслимо! — прошипела она. — И ты еще будешь читать мне мораль!
— А ты? — зло усмехнулся Вилл. — Что это ты вдруг притворяешься оскорбленной сейчас, после стольких лет полнейшего равнодушия?
Это была не самая приятная поездка. Лили сидела очень прямо и напряженно, Вилл всю дорогу не отрываясь гневно на нее смотрел. С тех пор как она приехала, он постоянно становился жертвой самых противоречивых страстей — гнева, ревности, раскаяния, отчаяния, — а сейчас они набросились на него все вместе.
Его сердце переполнили самые разные чувства, стоило ему только посмотреть на нее — вот она сидит там сейчас, пытаясь выглядеть чопорной и обиженной, хотя он прекрасно понимал, что выбил ее наконец из ее вечного самодовольного спокойствия, которое приводило его в бешенство. В висках у него стучала кровь, он смотрел на нее в упор, прищурившись. Говорите что хотите о придворных красотках, но во всем Хоксбридже не найдется женщины с такой прекрасной кожей, такими неповторимыми глазами, а ее рот просто создан для поцелуев. А когда он вспоминал, сколько раз ему казалось, что она вот-вот уже воспылает страстью, что она разделяет его чувства… Где-то внутри Лили сладко спала страсть, и будь он проклят, если разрешит другому мужчине пробудить ее.
Наемный экипаж дернулся и остановился. Из дома вышел слуга и распахнул дверцу. Вилл выпрыгнул первым, отряхнул зеленый мундир, поправил шейный платок. Затем предельно вежливо подал руку Лили, чтобы помочь ей выйти. Ее рука в перчатке на мгновение коснулась его руки, но смотрела она в другую сторону. Она поднялась по лестнице и вошла в дом прежде, чем он успел сказать хоть слово.
Вилл заскрипел зубами. Это было последнее оскорбление, последняя капля, больше он терпеть не намерен.
«Клянусь всеми богами, я получу тебя сегодня, — в ярости подумал он. — И я не успокоюсь, пока ты не будешь принадлежать мне, ты нужна мне вся, душой и телом!»
Лили была в своей спальне — она уже отдала веер горничной и как раз снимала бархатный плащ, когда дверь распахнулась и вошел Вилрован, уже без плаща и сапог.
Она, конечно, понимала, что рано или поздно он придет, но не ожидала его так скоро. Лили провела рукой по глазам. Гнев, питавший ее энергией ранее, весь ушел, оставив ее усталой и угнетенной.
— Если ты не против, мне нужно еще несколько минут. — Она указала на горничную, которая складывала плащ.
Вилл не двинулся с места. Он стоял у двери в чулках и рубашке и держал дверь открытой.
— Отошли девушку. Ты не ребенок, можешь раздеться сама. Если понадобится, я сам помогу.
Лили моргнула, это было неожиданно. Горничная быстро шмыгнула вон из комнаты, не дожидаясь, пока Лили заговорит, и Вилл плотно закрыл дверь.
Он прислонился к косяку.
— Мне не хотелось бы задерживать вас, мадам. Продолжайте, как будто меня здесь нет.
Лили тяжело сглотнула. И что такое на него нашло? Они уже семь лет как женаты, но он всегда относился к ней с мягкостью и уважением. Она почувствовала, как гнев просыпается снова. Чего он ждет — что она станет выставлять себя напоказ, как какая-нибудь из его дворцовых потаскушек?
Она глубоко и яростно вздохнула, вспомнив, как на нее посмотрела эта Стирпайк: эти издевающиеся глаза, эти накрашенные губы и улыбка превосходства — как будто она знала что-то, чего не знала Лили.
«Но я знаю, — подумала Лили, — и я тоже так могу. Я могу заставить его пылать и сходить с ума от страсти, если это могут все остальные, я могу заставить его до головокружения хотеть меня».
Не веря сама себе, Лили потянула одну перчатку, затем другую, подержала вышитую и надушенную шелковую вещицу довольно долго перед тем, как дать ей выскользнуть из пальцев на пол. Еще медленнее она одну за другой стала вынимать из прически шпильки, роняя их к своим ногам. Когда не осталось ни одной, она тряхнула головой, и напудренные душистые локоны заструились по плечам.
«Ну почему бы и нет? — вызывающе подумала она. — Может быть, мне и не удастся удержать его навсегда, но я могу заинтересовать его на одну ночь. Вряд ли в Хоксбридже осталась хоть одна женщина, которой он не принадлежал бы хотя бы однажды. И никто из них не может того, что я могу: заставить его кожу дрожать, заставить его сердце биться в такт с моим, дотронуться до него так, как ему и во сне не снилось».
Лили почувствовала, что кровь быстрее побежала у нее в жилах, когда она расстегнула крючки на спине платья и высвободилась из него, а затем стянула через голову и отбросила в сторону — там оно и осталось лежать, мерцая атласной парчой на полу.
Она видела, как дрожат его ноздри. Вилл сжал губы и побледнел как полотно, но хранил молчание.
Дрожащими пальцами она расстегнула на талии атласные юбки, развязала кринолин. Юбки и обручи упали на пол, а Лили перешагнула их в одной льняной рубашке и шитом жемчугом корсете.
Вилрован все так же стоял, прислонившись к двери, стройный и элегантный, дрожа от напряжения. Рыжие волосы казались пламенем на фоне необычно белой кожи. Он уже почувствовал, что с ней? Она и сама дышала с трудом — или они уже дышали в такт?
Не для этого ее учили целительству и магии. Лили понимала, что делает нечто совершенно недопустимое, — но ей было все равно. Она слишком много вынесла за все эти годы, и сейчас чувства переполняли ее. Скромность, достоинство, гордость — все это не имело значения. Лили знала, что сделает то, чего ей так хочется, и к черту последствия.
Очень медленно она подняла одну ногу, сияла правую туфельку — очаровательную маленькую туфельку с атласной розочкой — и отбросила в сторону. Подняв другую ногу, она сбросила вторую туфельку.
Лучше не думать ни о чем, кроме теперешнего момента, не думать, что она будет чувствовать утром. Она села на край алой кровати, приподняла подол рубашки выше колен, спустила сначала сборчатую подвязку, затем — белый шелковый чулок, потом — еще одну подвязку и еще один чулок.
Лили знала, что уже заполучила Вилла. Его губы дрожали, его дыхание совпадало с ее дыханием. Она почувствовала триумф, ощутила свою власть над ним, расстегивая вышитый атласный корсет. Когда плотный холст спереди разошелся надвое, Вилл тихо застонал.
Она и глазом моргнуть не успела, а он перелетел комнату и оказался на кровати около нее, придавив ее своим телом. Он потянул завязку сорочки и одной рукой раздвинул ткань. Эта рука, горячая как огонь, опустилась на ее грудь.
«Нет!» — Лили внезапно охватила паника. Он узнает, что она чувствует, он узнает слишком много. Она почувствовала слабость, у нее закружилась голова — и еще больше закружилась, когда он наклонил голову и она почувствовала, его губы, его язык на своей обнаженной коже.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147